С другой стороны, я нахожусь в самом лучшем настроении за последние девять лет. Я бы на самом деле наслаждался развлечением.

Рэйлан подходит к шкафу с алкоголем и достает бутылку виски «Джонни Уокер». Обычно он предпочитает бурбон, так что я знаю, что он взял эту бутылку только для того, чтобы позлить Риону.

— Какой яд предпочитаешь, советник? — говорит он. — Позволь мне приготовить тебе напиток.

— Нет, спасибо, — строго говорит Риона.

— Дай угадаю… — он делает вид, что оглядывает ее с ног до головы, хотя я уже видел, как он это делал. — Я представляю тебя как девушку, любящую джин с тоником.

Легкий румянец заливает ее щеки. Это абсолютная правда, хотя я не знаю, как Рэйлан догадался об этом.

— Полагаю, Данте сказал тебе это, — говорит она.

— Он даже не упоминал тебя, — говорит Рэйлан. — Похоже, он не такой хороший друг, как я думал.

— Тогда откуда ты знаешь, что я юрист? — спрашивает Риона, уловив пробел в его заявлении.

— Ну… — говорит Рэйлан, беря два бокала и наполняя их льдом. — Ты носишь темно-синий костюм, каблуки Souliers и часы Akrivia. Все это скрытое богатство, потому что ты хочешь поставить своих коллег на место, но не хочешь злить судью, показывая ему, что зарабатываешь больше денег, чем он. Строгая прическа и одеколон унисекс посылают на хуй любого, кто пытается сексуализировать тебя на рабочем месте. А еще у тебя в портфеле есть дырокол с двумя отверстиями и печать нотариуса.

Взгляд Рионы метнулся к ее портфелю, открытому в кухонном уголке, хоть он и стоит под таким углом, что я не понимаю, как Рэйлану удалось заглянуть внутрь него.

Он ухмыляется Рионе, полностью довольный собой. Она же совсем не рада.

Он протягивает ей джин с тоником, украшенный долькой лайма.

— Очень проницательно, — холодно говорит Риона. — Но ты упустил одну вещь.

— Какую? — говорит Рэйлан.

— Я, блядь, ненавижу лайм.

Риона переворачивает свой джин над раковиной, выливая его. Затем ставит свой стакан с возбужденным стуком и вылетает из комнаты.

Рэйлан смотрит на нас с Симоной и ухмыляется.

— Думаю, я ей нравлюсь, — говорит он.

Через час на свет появляется самый младший Гриффин. Он маленький, безумно сердитый с копной вьющихся темных волос, очень похожих на волосы его матери. Когда он открывает глаза, они такие же голубые, как у Каллума.

Пока Энцо, Фергюс и Имоджен встречают своего внука, у меня происходит собственное воссоединение в приемной.

Мой отец привез Генри с собой в больницу. Генри одет в старую футболку Тупака, которая когда-то принадлежала Неро, и его волосы выглядят только что вымытыми. Он подбегает к Симоне и обнимает ее так, словно не видел много лет.

Симона обнимает нашего сына, и я обнимаю их обоих. Наш первый раз, когда мы вместе всей семьей. То, что я чувствую в этот момент, не передать словами. Все, что я могу сказать — это стоило того, что я перенес. Более чем стоило. Я бы сделал это снова тысячу раз, чтобы просто прижать Симону и Генри к своей груди.

Нет радости без боли. Чем сильнее боль, тем больше радость. По крайней мере, для меня.

Мы все втроем плачем. Мне не стыдно, что мой сын это видит. Это доказательство того, что я любил его все это время. Часть этой дыры в моем сердце была из-за него, еще до того, как я узнал о его существовании.

Через некоторое время Несса Гриффин просовывает голову в комнату, зовя нас.

— Идите посмотрите на ребенка! — говорит она, улыбаясь своей нежной улыбкой.

Мы входим в больничную палату. Аида выглядит потной и уставшей, но вполне довольной собой.

— Посмотри, кого я создала! — говорит она мне.

Я смотрю на младенца в люльке, туго закутанного в больничное белье. Он все еще хмурится, хотя на данный момент он уставший.

— Как его зовут? — спрашиваю я Аиду.

— Мы все еще не сошлись ни на одном имени, — говорит Каллум. Он выглядит раздраженным, но слишком счастлив за ребенка, чтобы на самом деле злиться.

— Ни одно из них не казалось подходящим, — безмятежно говорит Аида. Она не беспокоится об этом. Как и Лонг Шот, моя сестра всегда верит, что в конце концов все получится.

— А как насчет Маттео? — говорит мой отец, предлагая фамильное имя.

— Или Киан, — говорит Фергюс, вероятно, делая то же самое.

— Мне нравится Майлз, — тихо говорит Генри.

Аида оживляется.

— Майлз Гриффин? — она на минуту задумывается. — Мне нравится.

— И тебя устраивает, что у него будет фамилия Гриффин? — говорит Каллум, готовый согласиться на любое имя, лишь бы он ему досталась его фамилия.

— Все вместе звучит хорошо, — соглашается Аида.

Генри краснеет от удовольствия. Он нежно касается щеки ребенка.

Я обнимаю Симону, положив подбородок ей на макушку.

Аида улыбается нам. Похоже, она почти так же рада видеть нас здесь вместе, как и тому, что успешно произвела на свет своего сына.

— Хорошо, что ты вернулась, Симона, — говорит она.

Снова весна. Немного рановато весной сидеть в парке, но сейчас мне всегда жарко, так что это не имеет значения.

Данте и Генри разогреваются на баскетбольной площадке. Данте показывает Генри, как защищать мяч своим телом пока направляется к обручу. Генри пытается подражать своему отцу, дважды терпя неудачу, прежде чем успешно пройти мимо и забить в кольцо. Мяч вращается вокруг ободка, а затем падает внутрь.

— Отлично! — кричит Данте, хлопая Генри по спине.

Словно в ответ, я чувствую, как малышка переворачивается внутри меня, ее маленькие ножки теперь крепко прижаты к моему боку. Она пинается, посылая дрожь по моему животу. Я прижимаю руку к другой стороне, чувствуя, как ее ножки постукивают по моей ладони.

Я забеременела в тот день в мотеле, как и предполагала.

Данте с особой нежностью подхватил меня на руки, когда я рассказала ему. Хотя еще не было видно моей беременности, он задрал мою рубашку и поцеловал мой живот сотню раз.

Он ходил со мной на каждый прием к врачу. Каждую полночь он бегает за апельсиновым соком и особым сортом пармезана, которого так жажду.

Я переполнена энергией. Я была наполнен безумным творческим духом, более сильным, чем когда-либо прежде. Не знаю, из-за беременности или из-за того, что я с Данте, но идеи крутятся в моей голове все дни напролет. Я заполняю альбом за альбомом различными эскизами.

После рождения ребенка я собираюсь открыть свою собственную линию одежды. Данте уже помогает мне найти склад, где мы могли бы производить одежду прямо в Чикаго.

Он ходит со мной выбирать текстиль, спрашивая, что мне нравится в каждом из них. Просит меня объяснить ему, почему определенные цвета и оттенки хорошо сочетаются друг с другом.

— Мне нравится смотреть на них твоими глазами, — говорит он мне.

Я беру свою дочь с собой в это путешествие в качестве молчаливого пассажира. Когда-нибудь я покажу ей все эти вещи, как показываю их Данте и Генри. Она присоединится к нам, и наша маленькая семья будет полной.

Мои чувства по поводу этой беременности не могли быть более иными, чем в прошлый раз. Нет никакого страха или беспокойства. Просто глубокое чувство предвкушения.

Но мои чувства к малышке такие же, как к Генри — я уже люблю ее. Всем сердцем.

— Надеюсь, она будет такой же, как ты, — говорит Данте.

Я надеюсь, что она лучше меня — красивее, умнее, добрее. Но больше всего я надеюсь, что когда-нибудь она найдет свою идеальную пару. Надеюсь, что он ворвется в ее жизнь, как Данте ворвался в мою.