— Я хочу пойти с тобой, — говорю я.

— Куда?

— Поговорить с этим Кенвудом. Я знаю, что ты собираешься с ним встретиться.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Если он пытается убить моего отца, я хочу помочь остановить его. Ты не всегда будешь рядом, чтобы блокировать любые пули, летящие в нашу сторону.

— Он узнает, кто ты, — говорит Данте.

— Ну и что? Может, это даже к лучшему. Как еще ты собираешься заставить его заговорить с тобой? Можно было бы подтолкнуть его к этому, если бы он действительно узнал кто я.

Данте хмурится. Ему совсем не нравится эта идея. То ли потому, что он думает, что это вызовет еще больше неприятностей, то ли потому, что не хочет проводить со мной время, не могу сказать.

— Я подумаю об этом, — говорит он наконец.

Он снова поворачивается, чтобы уйти. Я хочу сказать что-то еще, что угодно, но я не знаю, что.

Наконец я выпаливаю:

— Спасибо, Данте. За то, что спас жизнь моему отцу. И за то, что разбираешься с этим.

— Я ничего не обещаю, — говорит Данте. — Но я хочу знать, кто этот стрелок.

Я чувствую, как в моей груди разливается надежда.

Знаю, Данте делает это не для меня.

Тем не менее, если кто и может в этом разобраться, так это он.

Я не уверен, является ли снайпер местным или нет, но думаю, что да.

Перевозить такое оборудование за границу непросто. Лучше использовать местного стрелка — если вы сможете найти кого-нибудь с навыками, необходимыми для такой работы.

И я правда думаю, что такой высокомерный ублюдок, как Кенвуд, отдал бы приказ на убийство там, где он мог бы это увидеть. В чем удовольствие от убийства врага, если ты не можешь наблюдать за последствиями?

Я почти уверен, что порох был нитроцеллюлозным. Дюпон производит его на заводе в Делавэре. Этот тип пороха встречается реже, чем раньше, когда Дюпон был основным поставщиком для вооруженных сил.

Это заставляет меня думать, что снайпер либо стар, либо у него какая-то привязанность к этой конкретной смеси. Интересно, поставлялся ли порох еще какой-то группировке, кроме армии?

Кроме этого, у меня нет никаких зацепок.

Кроме записки.

Я знаю, кто ты.

Что это значит? Очевидно, ее оставил для меня стрелок. Я уверен, он был взбешен тем, что я испортил его работу. Ему не заплатят, так как Соломон не пострадал.

Но почему записка? Если он нашел мой дом и захотел отомстить, то мог бы просто спрятаться в кустах и выстрелить в меня.

Я знаю, кто ты.

Он просто дал мне знать, что выследил меня? Это было не так уж трудно сделать — о неудачном покушении говорили во всех новостях. Вопреки моим предпочтениям, Яфеу Соломон открыто назвал меня человеком, который вмешался. Найти мой дом достаточно просто.

Нет, сообщение означает нечто большее.

Я знаю, кто ты.

Он говорит о моем времени в армии. Я был частью второй волны солдат, отправленных обратно за границу после того, как Исламское государство захватило территории Ирака и Сирии. Мы работали с иракскими войсками, чтобы отвоевать Мосул, Анбар и Фаллуджу.

Снайперы имели решающее значение, поскольку большая часть боевых действий происходила в городских условиях. Мы прикрывали наземные войска, пока они прорывались через города, зачищая здание за зданием.

Иногда у снайперов-соперников были свои насесты, и нам приходилось проводить триангуляцию, устанавливать дымовые завесы и пытаться сбить их с толку. Если бы мы были передовой группой, снайперские бои длились бы несколько дней.

У меня было сто шестьдесят два подтвержденных убийства. Армия наградила меня Серебряной звездой и тремя Бронзовыми.

Все это ни хрена для меня не значит. Но это что-то значит для других людей. Может быть, для этого другого снайпера.

Он решил, что мы противники. Конкуренты.

Я достаю из кармана его пулю и снова перекатываю ее между пальцами. Он оставил это мне в качестве предупреждения.

Я пытаюсь представить, каким будет его следующий шаг. Опять нападет на Соломона? Или атакует меня?

Я закипаю от разочарования. Я не знаю этого человека, поэтому не могу догадаться, как он думает.

Единственный способ выяснить, кто он такой, это выяснить, кто его нанял. По этой причине мне нужно навестить Роланда Кенвуда.

Мы не совсем вращаемся в одних и тех же кругах. Хотя у нас есть общие знакомые, например, Каллум Гриффин и политики, которых Кенвуд держит в своем кармане, остальные его связи относятся к числу известных лиц Чикаго. Кенвуд — «звездный ублюдок», за неимением лучшего термина. Он известен тем, что устраивает роскошные и гламурные вечеринки, на которых присутствуют музыканты, спортсмены, модели и, конечно же, писатели.

Издательский дом Кенвуда специализируется на мемуарах. Он выпустил несколько самых продаваемых автобиографий последнего десятилетия, в том числе автобиографии двух последних президентов.

Вот почему я думаю, что мне все-таки может понадобиться Симона.

Я не знаменит, даже близко. Но она да.

Даже если Кенвуд ненавидит Яфеу Соломона всеми фибрами души, Симона могла бы попасть на одну из его вечеринок. Она станет жемчужиной мероприятия — одно из самых известных лиц на планете.

Мне не нравится эта идея. Во-первых, потому что каждая секунда, которую я провожу рядом с ней, — чистая пытка. А во-вторых, потому что Кенвуд опасен. Я уже ненавижу тот факт, что Симона проводит время со своим отцом, в то время как у него на спине нарисована мишень. Меня тошнит от мысли о том, что я принесу ее прямо в логово льва.

Но я не вижу никакого способа обойти это.

Я пишу ей, потому что не думаю, что смогу вынести ее голос по телефону.

Роланд Кенвуд устраивает вечеринку завтра вечером. Хочешь пойти со мной?

Симона отвечает сразу же:

Я в деле.

Мы подъезжаем к воротам поместья Кенвуда в Ривер-Норт. Я уже слышу громкую танцевальную музыку, доносящуюся из дома, хотя ничего не вижу сквозь густые заросли деревьев.

Охранники просматривают список гостей, не впечатленные Ferrari, которую я арендовал на ночь. Я надеялся, что они просто махнут мне рукой, если увидят меня в машине за четыреста тысяч долларов.

Не повезло. Они смотрят в окно на меня, хмурясь.

— Вас нет в списке, — ворчит один из них.

Симона наклоняется вперед. Она выглядит сногсшибательно в серебристом мини-платье, которое облегает ее фигуру. Ее волосы облаком вьются вокруг лица. Это делает ее черты особенно мягкими, молодыми и женственными.

— Ты уверен? — говорит она своим нежным, воспитанным голосом. — Я думаю, что мистер Кенвуд с особым нетерпением ждет встречи со мной. Ты ведь знаешь, кто я, не так ли?

— Да, — быстро отвечает второй охранник. — У меня все еще есть выпуск Sports Illustrated с вами на обложке.

Симона одаривает его своей самой очаровательной улыбкой. Я знаю, что она просто проводит нас через ворота, но я сгораю от ревности, когда вижу, как она смотрит на него своими кошачьими глазами, а ее густые ресницы трепещут.

— Это так мило! — говорит она. — Я бы хотела, чтобы он был у тебя с собой. Я бы его подписала.

— Я сообщу мистеру Кенвуду, что вы поднимаетесь, — вежливо говорит охранник.

— Спасибо! — говорит Симона, посылая ему воздушный поцелуй.

Я завожу машину, едва дождавшись, когда ворота откроются, прежде чем с ревом въехать. Я чувствую, как горит затылок. Симона сейчас еще более великолепна, чем когда я ее знал. Интересно, выдержу ли я то, как мужчины пускают на нее слюни, куда бы она ни пошла. Эти охранники не могли держать свои челюсти закрытыми. Мне хотелось выпрыгнуть из машины и выбить дерьмо из них обоих. А Симона даже не моя.