— Ты сожалеешь? — спрашивает он меня, его черные глаза изучают мое лицо.

— Да.

— Я хочу, чтобы ты показала мне, как ты сожалеешь.

Я не понимаю, что это значит.

Он снова выезжает на дорогу. Я не знаю, куда мы направляемся, и я слишком боюсь спрашивать. Я нервничаю и сбита с толку. Но во мне также есть крупица надежды… потому что он не отверг меня сразу. Я думаю, что есть хоть малейший шанс, что он все еще может простить меня.

Мы возвращаемся в город, молча. Затем Данте резко останавливается возле отеля The Peninsula. Это не то место, где остановилась я, поэтому я в замешательстве.

— Жди в вестибюле, — приказывает Данте.

Я делаю то, что он говорит.

Как всегда бывает, когда я смущаюсь, мне кажется, что все смотрят на меня. Мне приходится придерживать левую бретельку моего платья, потому что она все еще порвана. Через несколько минут Данте присоединяется ко мне с ключом от номера в руке.

— Наверх, — говорит он.

По моему позвоночнику пробегает дрожь. Кажется, я начинаю понимать, хотя и не осмеливаюсь сказать ни слова. Я послушно следую за Данте в лифт, руки дрожат, а колени трясутся от нервов.

Лифт поднимается на верхний этаж. Данте ведет меня по коридору к люксу для новобрачных.

Он отпирает дверь и толкает ее.

Я колеблюсь на пороге. Знаю, что если я переступлю через него, что-то произойдет.

Мне все равно что. В этот момент я, наконец, понимаю, что сделаю все, чтобы снова заполучить Данте. Хотя бы на одну ночь.

Я вхожу в гостиничный номер. Данте закрывает за мной дверь. Я чувствую его жар и массу прямо за спиной. Чувствую, как он нависает надо мной. Я никогда не знала мужчину, который мог заставить меня чувствовать себя такой маленькой и беспомощной, просто стоя рядом со мной.

Когда он говорит, его голос самый глубокий и резкий, какой я когда-либо слышала.

— Знаешь, что со мной сделали эти девять лет? — говорит он. — Знаешь, что я сделал, чтобы попытаться забыть тебя? Я бросил свою семью. Я пошел в армию. Я пролетел полмира и сражался в адском пейзаже. Я убил сто шестьдесят два человека, просто чтобы заглушить боль от потери тебя. И ничего из этого не сработало, ни на секунду. Боль никогда не проходила. Я никогда не переставал задаваться вопросом, как ты могла оставить меня, когда я не мог отпустить тебя ни на секунду.

— Мне жа… — снова пытаюсь сказать я.

Данте хватает меня сзади за горло, обрывая слова и прижимая спиной к своей широкой груди.

— Я не хочу слышать, как ты извиняешься, — шипит он. — Ты должна показать мне здесь и сейчас, как тебе жаль, если хочешь, чтобы я тебе поверил.

Он сжимает не сильно, но даже малейшее давление ограничивает приток крови к моему мозгу. У меня кружится голова.

— Кивни, если понимаешь, — говорит он.

Я киваю головой, насколько могу с его рукой вокруг моего горла.

— Скажи: «Да, сэр», — рычит он.

Он ослабляет хватку достаточно, чтобы я смогла ответить.

— Да, сэр, — шепчу я.

— Повернись.

Я поворачиваюсь лицом к нему. Меня так трясет, что я даже не могу смотреть ему в лицо.

— Посмотри на меня, — приказывает он.

Я медленно поднимаю на него глаза. Его глаза похожи на чистые темные чернила. Лицо жестокое, красивое и устрашающее.

— Сними платье, — говорит он.

Не раздумывая, скидываю бретельки — ту, что уже порвалась, и ту, которая цела. Тонкий серебристый материал скользит по моему телу, растекаясь лужицей по полу у моих ног.

Глаза Данте прожигают мою обнаженную плоть.

— Нижнее белье тоже, — приказывает он.

Я помню, как давным-давно он заставил меня вот так раздеться в лесу. Не думаю, что сегодняшний вечер будет похож на ту ночь.

Я стягиваю свои кружевные трусики и выхожу из них, все еще на каблуках.

Данте позволяет своим глазам блуждать по моему полностью обнаженному телу. Я вижу, как он осматривает каждый дюйм, возможно, сравнивая с воспоминанием, которое было у него в голове все эти годы.

Затем он проходит мимо меня в комнату. Садится на край кровати. Я собираюсь последовать за ним, но он рявкает:

— Стой там.

Я стою там голая, пока он медленно расшнуровывает свои туфли и снимает их. Затем снимает носки.

Своими большими, толстыми пальцами он расстегивает рубашку, обнажая мышцы груди. Я вижу, что он добавил еще несколько татуировок с тех пор, как я в последний раз видела его без рубашки.

Он стягивает с себя рубашку, обнажая свои чудовищные плечи, руки и торс.

О, мой гребаный бог… его тело невероятно. Он выглядит так, словно проводил каждую минуту, истязая себя в спортзале. Думаю, он выместил всю свою агрессию на своем наборе веса.

Я чувствую, что становлюсь мокрой.

— Сейчас… — говорит Данте. — Встань на четвереньки и ползи сюда.

Я не колеблюсь.

Падаю на колени и ползу по ковру. Мое лицо горит от унижения, но в то же время мне плевать. Я сделаю все, что он попросит.

Когда я достигаю его ног, то смотрю на него.

Данте расстегивает молнию на своих брюках, вытаскивая член. Он такой же большой, каким я его помню. При таком освещении он выглядит темным и опухшим. Я чувствую, как у меня текут слюнки.

— Соси его, — приказывает он.

Я беру его член в рот. Как только я это делаю, я чувствую вкус соленой, знакомой и вкусной для меня жидкости, вытекающей из кончика. Мой рот наполняется слюной. Я начинаю жадно сосать его член.

Я дико, жадно сосу его член. Показываю ему, как сильно я скучала по этому члену, по этому телу и больше всего по нему. Я доказываю, что мне было больно за него, что тосковала по нему так же сильно, как и он по мне. Может быть, даже больше.

Я поклоняюсь этому члену. Использую свои руки, губы, язык, горло. Это мокро, грязно и вообще лишено всякого достоинства. И мне насрать Меня волнует лишь то, чтобы ему было хорошо. Он может быть моим хозяином, а я буду его рабыней, если это то, что нужно, чтобы вернуть его.

Могу сказать, что это работает. Хоть он и пытается сопротивляться, Данте стонет и запускает руку мне в волосы, сильнее прижимая мою голову к своему члену. Он двигает бедрами, трахая мое горло, и я беру его член глубже, чем когда-либо прежде.

Но прежде чем я успеваю заставить его кончить, он останавливает меня.

Он встает и вытаскивает кожаный ремень из петель брюк. Обматывает один конец вокруг руки и туго натягивает его, отчего кожа щелкает, как хлыст.

Я сглатываю.

— Положи руки на кровать и наклонись, — приказывает он.

Я упираюсь ладонями в матрас. Поскольку я высокая и на мне все еще каблуки, то приходится наклониться до упора.

Слышу, как Данте движется позади меня. Я закрываю глаза, зная, что будет дальше.

Кожаный ремень со свистом рассекает воздух и тяжело опускается на мою задницу.

УДАР!

Я подпрыгиваю и издаю визг.

— Стой спокойно, — рявкает Данте.

Я стараюсь оставаться неподвижной. Стараюсь не уклоняться от следующего удара.

УДАР!

Ремень ударяет меня по другой ягодице. Я снова не могу удержаться от крика.

Я знаю, Данте бьет меня далеко не так сильно, как мог бы, но это чертовски больно. Я уверена, что он оставляет рубцы на моей голой заднице.

УДАР!

УДАР!

УДАР!

Он продолжает шлепать меня ремнем. Я каждый раз визжу, не в силах сдержаться.

Данте на мгновение останавливается. Он протягивает руку мне между ног и ощупывает пальцами мою киску. Я промокла насквозь — это началось, как только я сняла одежду, и стало только хуже. Что бы он ни делал, это не останавливается. Я просто становлюсь все более влажной.

Его пальцы на моем клиторе приносят мне сладкое облегчение, успокаивая жгучую боль на моей заднице. Но это длится всего мгновение. Я слышу свист кожи, и ремень снова обрушивается на мои ягодицы.

УДАР!

УДАР!

УДАР!

— Теперь ты сожалеешь? — рычит Данте.

— Да! — кричу я.

УДАР!

УДАР!

УДАР!

— А сейчас?

— Да! Мне жаль!

Данте хватает меня за волосы и тянет вверх. Он толкает меня обратно на колени и обматывает ремень вокруг моей шеи. Он использует ремень, чтобы притянуть мой рот обратно к своему твердому члену, который выступает из его тела, как твердая сталь.