Его пальцы добрались до пуговицы на брюках, и у меня перехватило дыхание, когда он медленно просунул её в отверстие.

Я вопросительно посмотрела на него. Что он делал?

— Если ты хочешь наблюдать за мной, пока кончаешь, — сказал он, — ты должна делать это правильно, любовь моя.

Он стянул штаны до щиколоток и медленно вышел из них. Мой рот открылся, и я в шоке перестала двигать пальцами.

Он был твердым.

Не полностью, но определенно более твердым, чем раньше. Его обтягивающие черные боксеры обнажали каждый мускул и изгиб и, конечно, выпуклость, на которой я зациклилась.

— Продолжай, — призвал он.

Мои пальцы оживились от его слов, и я задвигала ими быстрее, мои бедра извивались и подрагивали в такт. Его член медленно увеличивался. Я манила его к себе, словно стала маленькой заклинательницей змей. Мне нравился этот контроль... эта власть.

Я украдкой взглянула на него и поймала взгляд Ло, который упивался моими чертами лица, тем, как разошлись мои губы, как трепетали глаза. Но когда мы встретились взглядами, я отвлеклась, его рука исчезла под резинку трусов.

Стон застрял у меня в горле, когда я смотрела, как он трогает себя под тканью. Я не могла видеть его член, не совсем, но это казалось еще более сексуальным. Более греховным, неправильным и прямо то, что нужно.

Его тяжелое дыхание стало глубоким и грубым, таким же неровным и желанным, как моё.

— Лили, — простонал он.

Мой оргазм наступил в таком идиллическом порыве, в приливной волне, которая захлестнула меня в поэтапной череде. Моё тело содрогалось, пальцы на ногах подгибались, кайф обжигал меня изнутри. Ло пробурчал что-то, его дыхание стало резким, и он кончил вместе со мной.

Обычный стыд был снят выпивкой и напоминанием о том, что мы не нарушили никаких правил. Я убедила себя, что он, наверное, тысячи раз слышал, как я кончаю в соседней комнате. Увидеть это действо не могло быть чем-то особенным. И я никогда раньше не делала ничего подобного ни с одним другим парнем.

Это было особенное чувство.

Я повернулась, чтобы спросить его, можем ли мы сделать это снова. Одного раза было недостаточно.

Он увидел отчаяние еще до того, как я произнесла слово.

— Если ты сделаешь это передо мной еще раз, мне придется тебя трахнуть, — сказал он.

— Придется или захочешь? — спросила я в замешательстве.

Он легко улыбнулся, но так и не дал мне четкого ответа.

— Я могу не твердеть, когда ты говоришь мне, что возбуждена, но я всё ещё парень. И у тебя всё ещё есть правила. Те, которые я не нарушу, когда ты пьяна.

— А когда я буду трезвой?

Его улыбка стала озорной.

— Я в душ.

Он сжал горлышко Macallan. Должно быть, я всё ещё выглядела разочарованной, потому что вместо ванной он пошел к моему шкафу. Он достал со дна розовую коробку из-под обуви Victoria's Secret и аккуратно положил ее на кровать рядом со мной. Он знал, что она была заполнена всеми моими игрушками. Это был добрый жест.

Он заправил прядку волос за ухо и поцеловал меня в лоб.

— Счастливого Рождества, Лил, — сказал он и ушёл в ванную.

Он так и не вернулся. Следующие четыре часа я провела в коме мастурбации, пока не отключилась. Утром я нашла его спящим на кафельном полу ванной в обнимку с пустой бутылкой. Мы больше никогда не говорили об этом. Я похоронила воспоминания вместе со своими фантазиями, и я всегда считала, что он потерял это воспоминание в алкоголе.

44. Лорен Хэйл

.

— Не могу поверить, что вы, блядь, обручены, — говорит мне Райк.

Мы разминаемся у небольшого пруда кои(пруд для разведения карпов) на краю нашего участка, изо всех сил стараясь бегать, не приближаясь к кованым железным воротам. Папарацци расположились лагерем на улице, заглядывая через ворота, которые мало чем помогают для уединения. Роуз уже вызвала ландшафтного дизайнера, чтобы посадить высокие живые изгороди, но они будут готовы только через месяц.

— С точки зрения управления скандалом, брак — это очевидное решение, — говорит Коннор. Он растягивает свои квадрицепсы на земле.

— Да, потому что теперь люди будут думать, что Лили — неверная жена, а не просто изменяет своему парню из колледжа, — возражает Райк.

Коннор пристально смотрит на него.

— Общество считает, что брак показывает серьезные намерения, более крепкие узы, — он встает на ноги. — Не говоря уже о том, что сплетники пожирают хорошие любовные истории. А что может быть лучше, чем любовь, объединяющая сексуально зависимую и алкоголика?

— Разве ты не должен быть сейчас в Нью-Йорке? — огрызается Райк, отказываясь от борьбы. У каждого есть своё мнение по поводу помолвки, но для меня важно только мнение Лили. — Я думал, Роуз носиться сломя голову.

Все компании нашей семьи пострадали финансово из-за скандала, но в отличие от Fizzle and Hale Co., Calloway Couture — молодой бизнес, который уже стоял на шаткой почве. Удар опрокинул его. Мужская линия одежды, над которой она трудилась месяцами — та, для которой я недолго работал моделью, — пересматривается для Недели моды. Даже Коннор сказал, что вероятность того, что линия выживет, ничтожно мала. Поэтому её собираются снять с показа, два универмага только что отказались от неё, и ей пришлось отпустить своих ассистентов, включая Лили. Роуз не будет использовать свой трастовый фонд, чтобы платить своим сотрудникам, а она слишком быстро теряет деньги, чтобы оставить персонал.

— Она позвонила и сказала, чтобы я не приезжал, — признается Коннор. — Она не хочет, чтобы я мешал.

— Себастьян там? — спрашиваю я.

Я вижу, как этот ублюдок-интриган пытается нашептать на ухо Роуз свое ужасное мнение о Конноре. Поскольку её компания медленно идёт ко дну, она должно быть уязвима.

— Он помогал ей с линией. Уверен, он там. Почему ты спрашиваешь?

Я должен сказать Коннору, что Себастьян его недолюбливает, но он, вероятно, уже уловил эти сигналы. Я обязательно должен упомянуть, что Себастьян, скорее всего, замышляет способ вычеркнуть Коннора из жизни Роуз. Но Лили все еще нужны эти тесты.

— Просто, — говорю я, пожимая плечами.

Он долго смотрит на меня, не веря, но ничего не говорит. Мы начинаем идти обратно к дому, наши ботинки хрустят по камням на тропинке.

— Кстати, о девушках Кэллоуэй, — говорит Коннор, — я читал, что Дэйзи снимается для Vogue. Это правда?

После того как мы с Лили поговорили с адвокатами, Дэйзи снова отправилась погостить в родительский дом. Из-за скандала её модельная карьера пошла в гору. Журналы и фотографы выстраиваются в очередь, чтобы заказать её для пятистраничных полос, называя её «секс-символом» в рекламе, которая превращает шестнадцатилетнюю девушку в эротическую фантазию мужчины. Они называют её юной Брук Шилдс, но сравнение её с другой иконой подросткового возраста не успокаивает мой желудок. И моя кровь кипит от злости, что кто-то готов эксплуатировать эту девушку.

Хуже того, её собственная мать заказала ей работу. Но не мне заступаться за Дэйзи. Я часто задаюсь вопросом, чье это дело. Поппи укрылась в своем маленьком доме в Филадельфии, пытаясь защитить свою трехлетнюю дочь от папарацци. У Роуз и так хватает хлопот с её линией одежды, а мы с Лили просто пытаемся держаться на плаву.

Так кто же защищает Дэйзи?

Ее родители точно не защищают.

— Не уверен, — признаюсь я. — Я давно с ней не разговаривал.

— Это правда, — говорит Райк. — Она говорит, что это сделано со вкусом или что-то в этом роде, — он качает головой, недовольный ситуацией. — Она была моделью высокой моды и в одночасье стала, блядь, супермоделью, и вместо того, чтобы укрывать её от СМИ, ее гребаная мать подталкивает её к этому. Кажется, я ненавижу эту женщину.

— Мы с тобой оба, — говорю я, — и с каких пор ты разговариваешь с Дэйзи?

Он бросает на меня взгляд.

— Не лезь ко мне с этим дерьмом, — огрызается он. — Ей нужен друг.