— Знаешь, я слышал об этом кризисе у шестнадцатилетних девочек, — говорит Коннор. — Должно быть, ей трудно найти подругу своего возраста.

Я улыбаюсь, а Райк хмурится.

— Отъебись, Коннор, — огрызается он. — Вы знаете, что делают все её друзья из подготовительной школы? Они постоянно спрашивают её, не является ли она тоже сексуально зависимой. Как будто это генетическое. Ей нужен кто-то, кто знает Лили, кто, блядь, понимает, что происходит.

— Значит, ей нужен ты, — говорю я, как будто он идиот.

Райк вскидывает руки и перестает идти.

— Ради всего, блять, святого, — восклицает он. — Я даю ей уроки скалолазания, а не вожу на свидание. Мы друзья. Извращенцы, которые пялятся на неё в журналах, могут забывать, что ей шестнадцать, но я не забуду.

Он начинает открывать свою бутылку с водой.

— Я также думал, что мы договорились, что ты не будешь меня доставать с этим. Мы заключили, гребаную сделку в Канкуне, помнишь?

Не хочу признавать это, но какая-то часть меня мучается чувством вины. Это я должен разговаривать с Дэйзи и быть ей другом, но я погряз в собственном дерьме. Если бы я был более хорошим человеком, я бы, наверное, поблагодарил Райка. Ей действительно нужно с кем-то поговорить, даже если этим кем-то должен быть мой вспыльчивый единокровный брат.

Когда мы снова начинаем идти, Райк заводит разговор, который, как я думал, мы прекратили в начале нашей пробежки.

— Может, тебе стоит открыть компанию по выведению людей из себя. Можешь назвать ее Ублюдки-Вы-Все.

Я знал, что не должен был говорить ему о том, что приму трастовый фонд или буду обязан создать компанию с нуля, словно я маленький ребенок, играющий с Лего. Райк категорически против всего, что заставляет меня контактировать с отцом. Он даже зашел так далеко, что предложил мне половину своего наследства.

Я поворачиваюсь, и он ударяется мне прямо в грудь, делает шаг назад и свирепо смотрит на меня.

— Что? Ты можешь всё высказывать, но сам слушать не хочешь?

— Я не возьму твои чертовы деньги, — усмехаюсь я. — Хватит об этом вспоминать.

— Дети, — говорит Коннор, прерывая нашу вражду. — Как бы это ни было занимательно, разве у Лили не экзамен по статистике через полчаса?

Я смотрю на часы и ругаюсь. Мы должны были проводить её на занятия, так как она отказалась принимать телохранителя, которого хотел нанять для неё отец. Это было щедрое предложение, которое приняли Поппи и Дэйзи. Роуз была слишком, блядь, упряма, а Лили не хотела быть «тенью большого мускулистого парня», что, как я понял, означает, что она не хочет быть соблазненной кем-то, кто не является мной.

Мы быстро бежим к дому, но Лили нет на кухне, где я её оставил. После утечки она стала малоподвижной, передвигается со скоростью улитки. Поэтому я не могу предположить, что она забрела слишком далеко. Я собираюсь проверить гостиную, когда слышу, как трубы стонут в стенах.

— Вы это слышите? — спрашиваю я, обращаясь к Коннору и Райку за разъяснениями.

— Похоже, кто-то принимает ванну с джакузи, — говорит мне Коннор. В этом нет никакого смысла. Лили приняла душ сегодня утром. Зачем ей снова принимать ванну?

Твою мать.

Моя первая мысль: Она мастурбирует. Вторая: она перерезала себе вены. Вторая мысль приводит меня в движение. Я взбегаю по чертовой лестнице прежде, чем успеваю подумать что-то ещё. Должно быть, я выгляжу перепуганным до безумия, потому что Райк и Коннор идут прямо за мной. Может, они тоже этого боятся.

Мне хотелось бы верить, что Лили не может дойти до такого падения, но я бы обманывал себя. Я был там. Я знаю, что она тоже. Так бывает, когда ты достигаешь дна, с которого не можешь выползти.

Я толкаю дверь, представляя себе её холодное безжизненное тело. Она вскакивает, и у меня нет времени вздохнуть с облегчением. Потому что если она не мертва, значит, она мастурбирует.

Не могу поверить, что так устроен мой мир.

Пузыри покрывают её обнаженное тело, но не скрывают ярко-красных щек. Коннор и Райк, спотыкаясь, входят следом за мной, а затем Коннор поворачивается обратно.

— Извини.

Райк блокирует дверь, чтобы Коннор не мог уйти.

— Выйдите! — Лили кричит на них.

Я не подошёл ближе, но она купается в чувстве вины. Нельзя просто принять душ, а через пятнадцать минут прыгнуть в ванну с пеной.

— Нет, оставайтесь, — говорю я им.

Я укорял её за порно.

Я умолял её быть честной со мной.

Очевидно, мне нужно найти другие методы, чтобы заставить её прекратить заниматься этим дерьмом. Не хочу ставить её в неловкое положение, но как ещё она может остановиться?

Райк раскинул руки в дверном проеме, в достаточной степени блокируя выход Коннора.

— Серьезно? — Коннор поднимает брови.

Райк пожимает плечами, и Коннор прикрывает глаза рукой, отступая к столешнице.

Я не свожу взгляда с Лили.

Она избегает меня и двух парней.

— Заставь их уйти, — говорит она, глядя куда угодно, только не сюда. — Мне нужно переодеться. Который час?

Она ведет себя так, будто все в порядке. Как будто она невиновна во всем этом.

— Почему ты принимаешь ванну с пенной? — спрашиваю я, садясь на фарфоровый край.

Она отодвигается назад и начинает спускаться, её подбородок исчезает под струями воды.

— Я уронила своё кольцо в мусорное ведро. А потом, когда я его выловила, от меня пахло остатками колбасы, а это не очень то приятная вонь. Поэтому я решила принять ванну, но задремала. Это в природе ванн, знаешь ли. Они как шептуны, вызывающие дремоту, или как их там.

— Душ сломан?

Она качает головой.

— Помнишь тот розовый мыльный шар — я увидела его на стойке как раз перед тем, как заскочить в душ. И любопытство просто одолело меня. Я надеялась, что эта штука станет розовой, — она поднимает левую руку, сверкая бриллиантом. — Но, увы, химикаты мыла уступают блестящему камню.

Её глаза нервно перебегают на Райка, который смотрит на неё, не отрываясь.

— Это неловко.

— Не для меня, — отвечает Райк.

Она указывает на Коннора, который всё ещё прикрывает глаза.

— Ты заставил Коннора чувствовать себя неловко, — говорит она мне. — Ты сделал невозможное.

— Мне не неловко, Лили, — говорит Коннор. — Я просто не очень предвкушаю двухчасовую лекцию от твоей сестры на тему женской приватности.

Но он, должно быть, знает, что я пытаюсь сделать, потому что он остается здесь, и когда он опускает руку, он кивает мне, будто я делаю что-то правильное.

Лили немного бледнеет, понимая, что Коннор никуда не денется.

— Ты не думаешь, что дал бы мне больше личного пространства, если пошёл в другую комнату?

— Поверь мне, ты не хочешь знать, что я сейчас думаю.

Её глаза снова обшаривают комнату. Она знает, что её поймали, но не признается в этом. Обычно я бы накричал, может быть, сказал несколько ободряющих слов, а затем набрал номер Эллисон, чтобы она могла прочитать Лили соответствующую лекцию. Но крики ничего не дают, а Эллисон больше не ее терапевт.

Я знаю, что должен сделать.

— Тебе нужно успеть на экзамен, — напоминаю я ей. — Так почему бы тебе не закончить то, что ты начала, а потом мы поедем.

Она пару раз моргает.

— О-о чем ты говоришь?

— Закончи, а потом мы уйдем, — повторяю я, не желая уточнять. Она должна признаться сама.

— Я закончила, так что можешь передать мне полотенце?

— Ты закончила?

— Да.

— Уверена?

— От меня больше не пахнет помоями, поэтому считаю это успешным купанием.

— Может, ты меня неправильно поняла, — сухо говорю я. — Заканчивай трахать себя.

Я злюсь больше, чем думал. В своей голове я хотел сказать заканчивай ублажать себя, но у моего рта были другие планы.

Её глаза выпучиваются от ужаса, и я отказываюсь отступать. Оставайся сильным. Будь жестким. Она больше не нуждается в объятиях или опеке.

— Могу я поговорить с тобой наедине? — спрашивает она, отказываясь смотреть на двух парней, которые делают эту ситуацию чертовски неудобной. В этом-то и дело. Это не должно быть легко для неё.