Они не могут думать, что я спала с Райком. Они не могут думать, что у меня был секс с Ло и его братом. Это неправда.

Райк смотрит на меня с дивана.

— Значит, твоим первым, гребаным заявлением будет: Мелисса — большая гребаная лгунья?

— Ты не можешь никого обвинять, — уточняет Ло.

— Я не могу просто молчать, — говорю я. — Ситуация становится только хуже.

— Сначала ты должна поговорить со своими родителями, — напоминает мне Ло. — У них есть деньги. У них есть адвокаты.

Но каждая секунда, когда ложь Мелиссы принимается за правду — это еще один момент, когда Райк и Ло страдают из-за меня.

Райк бросает на меня раздраженный взгляд.

— Ты правда думаешь, что меня волнует, что люди говорят обо мне?

Нет, не думаю, но я все равно чувствую себя ужасно.

— Меня больше бесит, что она рассказала прессе, где я занимаюсь скалолазанием.

Я представляю, как объективы окружают его, когда он хватается пальцами за гору, а камеры отвлекают его, постоянно вспыхивая, да так сильно, что он падает и разбивается насмерть. Я вздрагиваю.

— Мне жаль.

— Мне не нужны твои извинения, Лили, — опровергает Райк. — Я хочу только одного.

— Чего?

— Когда твои родители скажут тебе, что нужно ехать на реабилитацию, что ты должна им ответить?

Мы говорили об этом в самолете. Я не могу поехать на реабилитацию. Это повлечет за собой уход от Ло и блестящего терапевта, которых я обожаю, и все это будет заменено на групповые занятия, вызывающие тревогу. Я не могу сформировать слова, которые хочет от меня Райк, пока Ло не переплетает свои пальцы с моими, и храбрость наполняет меня.

— Я скажу... идите к черту.

Райк наклоняет голову, оценивая мой тон. Я сказала правильные слова, но, возможно, не самым уверенным образом. Он поворачивается к Ло.

— Мы поработаем над этим, — говорит мне Ло.

Я киваю. По крайней мере, у меня есть их поддержка. Райк и Ло, как команда — какой бы странной она ни казалась несколько месяцев назад — это лучшее для меня.

Только не команда по сексу.

Тут только чистое целомудрие.

Ладно, я прекращаю. Кажется, порно поджарило мой мозг. Я виню Мелиссу! Я буду использовать это оправдание до конца дня.

Чувствую себя немного лучше.

41. Лили Кэллоуэй

.

Я еще не сказала своим родителям «идите к черту», но это отчасти потому, что они действительно со мной не разговаривали. Когда мы приехали в их особняк в Вилланове, нас с Ло провели в одну из комнат. Там были мои родители и его отец, а также четыре адвоката, которые разместились на одном диване. Адвокаты задавали нам вопросы, а я пыталась всё объяснить, не слишком впадая в эмоциональный ступор. Несколько раз мне это не удавалось, я так тараторила, что Ло приходилось заканчивать за меня.

Но мои мать и отец не произнесли ни слова и по возможности избегали моего взгляда. С таким же успехом они могли слушать из другой комнаты. Труднее всего было просматривать видеоклипы, которые многие парни выкладывали и выдавали за секс-видео. В некоторых размытых видео я не могла быть уверена, что это я или нет, но другие были явно сфабрикованы. У меня нет никаких милых веснушек на заднице.

Четыре часа спустя моё горло распухло от разговора и от того, что я выложила столько правды, сколько смогла. Мы даже признались в наших фальшивых отношениях. Теперь мы с Ло ждём в гостиной, пока адвокаты и наши родители обсуждают дальнейшие действия. Роуз и Райк предложили пойти с нами, но мы оба хотели сделать это самостоятельно.

— Что, если они больше никогда со мной не заговорят? — говорю я, потирая опухшие глаза.

Я замечаю Гарольда, нашего дворецкого, который довольно быстро проходит мимо двери с почтой в руках. Персонал, большинство из которого я знаю уже много лет, одинаково настороженно реагируют на меня. Как будто я заразная.

— Это не было бы большой переменой, не так ли? — спрашивает Ло.

Мое сердце немного замирает от его слов. Они не были самыми активными участниками моей жизни, но я всегда думала, что это моя собственная заслуга. Я целенаправленно отдалялась от них во время учебы в колледже. Но, опять же, моего отца никогда не было рядом, когда я была ребенком, и мама легко от меня отмахнулась. Но Роуз сказала, что моя мама покупала книги по самопомощи, чтобы узнать, как восстановить связь со своими детьми, так что, может быть... она пытается? Я не думаю, что есть черно-белый ответ. Мне кажется, я очень долго плавала в сером состоянии.

Они всё ещё мои родители. Я люблю их, потому что верю, что они правда любят меня.

Мой отец дал мне так много, и даже если Райк говорит обратное, я не могу просто отказаться от этой жизни с моей семьей или уйти от того, что я сделала. Я не хочу быть тем наглым ребенком, который топчет средства к существованию своих родителей, а потом говорит им, чтобы они расхлёбывали всё. Это моя вина. Я должна взять на себя ответственность.

Я просто надеюсь, что не нанесла непоправимый ущерб компании, нашей семье и моим отношениям с ними.

— Будет странно разговаривать с ними через адвокатов, — перефразирую я. — Уже странно.

— Да, это какая-то херня, — соглашается он и берет мою руку в свою. — Что бы ни случилось, мы в этом вместе. Ты и я.

— Лили и Ло, — говорю я со слабой улыбкой.

Мне больно приподнимать уголки губ, но я стараюсь изо всех сил. Я избегала этого дня уже целую неделю, и каждая минута, проведенная здесь, напоминает мне обо всем том вреде, который я причинила.

Он целует меня в щеку, и двери в зал открываются. Адвокаты и наши родители выходят большим потоком. Я так и не смогла извиниться ни перед матерью, ни перед отцом. Каждый раз, когда я пыталась отвлечься от вопросов адвокатов, они резким тоном возвращали меня обратно к делу. Боюсь, это может быть моим единственным шансом.

Я быстро обхожу диван, родители направляются в противоположную сторону по длинному узкому коридору.

— Мама! — кричу я, проскакивая мимо одного из громоздких адвокатов Джонатана.

Она не оглядывается.

— Мама! — кричу я снова, почти догоняя её, так как иду быстрее. Она игнорирует меня, и я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить.

Она поворачивается на пятках, а мой отец идёт дальше.

Её холодные глаза пронзают меня, в них больше злобы, чем чего-либо ещё, и мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, что я вообще делала.

Я слегка запинаюсь.

— Мне жаль, — задыхаюсь я. — Мне так жаль.

— Ты можешь сожалеть сколько угодно, — говорит она с холодком. Она прикасается к жемчугу у своей острой ключице. — Это не исправит ущерб, который ты нанесла этой семье, — она делает шаг вперед, а я делаю шаг назад, чтобы мы не столкнулись грудью. — У тебя есть всё, что только может пожелать девушка, а тебе захотелось раздвинуть свои ноги перед каждым парнем, который уделял тебе хоть унцию внимания. Я не для того тебя растила, чтобы ты была такой отвратительной.

Слёзы застилают мне глаза, и я не подчиняюсь указаниям своего терапевта и принимаю на веру всё, что она говорит. Я заслуживаю её ненависти. Я разрушила всё, что когда-либо создал мой отец. Годы тяжелой работы были испорчены мной и моими глупыми, чертовыми решениями.

Ее глаза перебегают на Ло, когда он подходит ко мне. Меня охватывает холод, и моя рука немеет от его ладони. Мама смотрит на него долгим взглядом, прежде чем сказать: — Ты могла бы выбрать кого-то получше.

Я пытаюсь высвободить свою руку из его, но он крепко сжимает её, не отпуская. Слезы текут по моим щекам, пока я сосредоточенно пытаюсь оторвать каждый его палец от своего. Он переключает свое внимание на мою мать.

— Вы не знаешь нас, — говорит он. — Если бы знали, то поняли бы, насколько виноватой она себя уже чувствует, так что перестаньте её терзать.

Я качаю головой. Он не понимает. Я хочу услышать её гнев и разочарование. Я так устала от людей, которые говорят мне, что всё в порядке, когда это не так. Это не нормально, что о моей младшей сестре говорят как о будущей сексуально зависимой. Это не нормально, что компания моего отца потеряла инвесторов. Я больше не хочу запираться в квартире и делать вид, что всё в порядке.