— Как человек? — перебил Босир, вошедший во вкус и заинтересовавшийся рассказом, словно все это происходило в наши дни.
— Да, человек! Человек, который в детстве, то есть на заре жизни, ползает на четвереньках; в зрелом возрасте, то есть в полдень, ходит на двух ногах, а вечером, то есть в старости, опирается на палку.
— Ах, чертовски верно!.. — вскричал Босир. — Вот Сфинкс-то, должно быть, разозлился?!
— Да, дорогой мой господин де Босир! До такой степени разозлился, что бросился в пропасть вниз головой и, будучи верен данному обещанию, не воспользовался крыльями, что вы, возможно, сочтете глупостью с его стороны; итак, он разбился о скалы. А Эдип продолжал путь, прибыл в Фивы, встретил там вдову по имени Иокаста, женился на ней и исполнил таким образом пророчество оракула, предсказавшего, что он убьет отца и женится на матери.
— Какую же связь, господин граф, вы усматриваете между историей Эдипа и господином в маске?
— Очень тесную! Впрочем, погодите! Прежде всего вы желали узнать его имя.
— Да.
— А я сказал, что предложу вам загадку. Правда, я добрее Сфинкса и не сожру вас, если вы будете иметь несчастье не отгадать. Внимание, я занес лапу: "Кто из придворных является внуком своего отца, братом своей матери и дядей своих сестер?"
— Ах, черт возьми! — воскликнул Босир, задумавшись не менее глубоко, чем Эдип.
— Ну, думайте, милейший! — молвил Калиостро.
— Помогите мне немножечко, господин граф.
— Охотно… Я спросил вас, знаете ли вы историю об Эдипе.
— Да, вы оказали мне эту честь.
— Теперь перейдем от истории языческой к Священной истории. Знаете ли вы историю Лота?
— С дочерьми?
— Вот именно.
— Еще бы не знать! Впрочем, погодите… Э-э… да… поговаривали что-то о старом короле Людовике Пятнадцатом и его дочери, мадам Аделаиде!..
— Вы близки к цели, милейший!
— Так господин в маске — это?..
— Пять футов и шесть дюймов.
— Граф Луи…
— Ну же!
— Граф Луи де…
— Тсс!
— Вы же сами говорили, что здесь одни мертвецы…
— Да, на их могилах растет трава и растет лучше, чем где бы то ни было. Как бы эта трава, подобно тростнику царя Мидаса… Вы знаете историю царя Мидаса?
— Нет, господин граф.
— Хорошо, я вам расскажу ее как-нибудь в другой раз, а теперь давайте вернемся к нашей с вами истории.
Он снова стал серьезным.
— Итак, на чем вы остановились? — спросил он.
— Прошу прощения, но мне кажется, что вопросы задавали вы.
— Вы правы.
Пока Калиостро собирался с мыслями, Босир прошептал:
— Ах, черт возьми, до чего верно! Внук своего отца, брат своей матери, дядя своих сестер… это же граф Луи де Нар…
— Слушайте! — заговорил Калиостро.
Босир прервал свой монолог и стал слушать, стараясь не пропустить ни слова.
— Теперь, когда у нас не осталось сомнений в том, кто были заговорщики в масках или без таковых, перейдем к цели заговора.
Босир кивнул в знак того, что готов отвечать на вопросы:
— Цель заговора — похищение короля, не так ли?
— Да, цель именно такова.
— И препровождение его в Перон?
— В Перон.
— Ну, а средства?
— Денежные?
— Да, начнем с денежных.
— Два миллиона.
— Их ссужает один генуэзский банкир. Я знаком с этим банкиром. Есть другие?
— Не знаю.
— Хорошо, что касается денег, то тут все понятно. Однако деньги — не всё, нужны люди.
— Господин де Лафайет дал разрешение набрать легион и идти на помощь Брабанту, восставшему против империи.
— Славный Лафайет! Узнаю его! — прошептал Калиостро и громко прибавил: — Ну хорошо, пусть есть легион. Однако для исполнения задуманного нужен не легион, а целая армия.
— Есть и армия.
— Какая армия?
— В Версале соберутся тысяча двести всадников. В указанный день они отправятся оттуда в одиннадцать часов вечера, а в два часа ночи войдут в Париж тремя колоннами.
— Хорошо!
— Первая войдет через ворота Шайо, вторая — через Рульскую заставу, третья — через Гренельскую. Колонна, что войдет по улице Гренель, должна будет убить Лафайета; та, что войдет через ворота Шайо, возьмет на себя господина Неккера, а колонна, которая войдет через Рульскую заставу, разделается с господином Байи.
— Хорошо! — повторил Калиостро.
— После этого они заклепают пушки, соберутся на Елисейских полях и пойдут в Тюильри, который будет уже занят нами.
— Как это вами? А национальная гвардия?
— Там должна поработать брабантская колонна. Соединившись с частью наемной гвардии, с четырьмя сотнями швейцарцев и с тремястами заговорщиками из провинции, она захватит благодаря единомышленникам внешние и внутренние ворота; потом к королю войдут с криками: "Государь! Сент-Антуанское предместье восстало… карета готова… надобно бежать!" Если король согласится бежать — все идет само собой; если нет — его уведут силой и препроводят в Сен-Дени.
— Хорошо!
— Там уже будут ждать двадцать тысяч пехотинцев, к ним присоединятся тысяча двести человек кавалерии, брабантский легион, четыреста швейцарцев, триста заговорщиков, десять, двадцать, тридцать тысяч роялистов, примкнувших по дороге; с помощью всех этих сил и надо будет препроводить короля в Перон.
— Чем дальше — тем интереснее! А что все они будут делать в Пероне, дорогой господин де Босир?
— В Пероне будут ждать наготове двадцать тысяч человек; к тому времени они приедут из Приморской Фландрии, Пикардии, Артуа, Шампани, Бургундии, Лотарингии, Эльзаса и Камбрези. Сейчас пытаются сторговаться с двадцатью тысячами швейцарцев, двенадцатью тысячами немцев и двенадцатью тысячами сардинцев; вместе с первым эскортом короля это составит сто пятьдесят тысяч человек.
— Кругленькая цифра! — заметил Калиостро.
— Эти сто пятьдесят тысяч человек двинутся на Париж; они перекроют реку выше и ниже города и, таким образом, отрежут подвоз продовольствия. Голодный Париж капитулирует. Национальное собрание будет распущено, а король, истинный король, снова займет трон своих отцов.
— Аминь! — произнес Калиостро.
Он встал и продолжил:
— Дорогой господин де Босир! С вами очень приятно беседовать, однако случилось то, что бывает и с самыми знаменитыми ораторами, когда они все сказали и им больше нечего сказать; а вы ведь все сказали, не правда ли?
— Да, господин граф, пока все.
— В таком случае — до свидания, милейший господин де Босир. Когда вам снова захочется получить десять луидоров, по-прежнему в качестве подарка, приходите ко мне в Бельвю.
— Так, в Бельвю… А спросить господина графа Калиостро?
— Графа Калиостро? О нет, вас никто не поймет. Спросите барона Дзанноне.
— Барон Дзанноне?! — вскричал Босир. — Да ведь именно так зовут генуэзского банкира, ссудившего месье двумя миллионами.
— Возможно, — отвечал Калиостро.
— То есть как — возможно?
— Нуда. У меня много сделок, и я совершенно забыл об этой. Вот почему я не сразу вспомнил, о чем идет речь. Однако теперь, как мне кажется, я припоминаю.
Босир был до глубины души потрясен тем, как это можно забыть о деле стоимостью в два миллиона; он пришел к мысли, что, когда дело касается денег, лучше быть на службе у того, кто ссужает деньгами, чем у того, кто их занимает.
Впрочем, потрясение Босира было не настолько сильным, чтобы забыть, где он находится; едва Калиостро сделал несколько шагов к выходу, как Босир одним прыжком нагнал его и, подстроившись к его походке, пошел за ним следом; глядя на них со стороны, можно было подумать, что это идут два автомата, приводимые в движение одной и той же пружиной.
Только когда ворота за ними захлопнулись, стало заметно, как их тела разделились.
— В какую сторону вы теперь направляетесь, дорогой господин де Босир?
— А вы?
— Ну, уж во всяком случае, нам не по дороге.
— Я иду к Пале-Роялю, господин граф.
— А я — к Бастилии, господин де Босир.
Затем они расстались; Босир низко поклонился графу, Калиостро в ответ едва заметно кивнул, и оба почти в ту же минуту исчезли в ночной мгле. Калиостро пошел по улице Тампль, а Босир зашагал по улице Верери.