— И тебя можно будет упрекнуть только в одном, — прибавил Шенье, — дело в том, что Людовик Шестнадцатый — не Капет, а Бурбон.

— Ба! Да кто об этом теперь знает? — хмыкнул Камилл Демулен. — Один-два педанта вроде тебя, Лежандр! Капет — прекрасное имя, верно?

— А вдруг в письме содержится правда и сегодня ночью вся королевская шайка удерет? — заметил Дантон.

— Ну, раз уж мы оказались в Тюильри, пойдемте поглядим! — предложил Камилл.

Пятеро патриотов в веселом расположении духа прогулялись по Тюильри; возвратившись на улицу Сен-Никез, они увидали, как Лафайет, а вместе с ним весь его штаб входят во дворец.

— Клянусь честью, — воскликнул Дантон, — Блондинчик пошел укладывать в постельку королевскую чету; наша служба окончена, а его — только начинается! Спокойной ночи, господа! Кто идет со мной в сторону улицы Пан?

— Я, — отвечал Лежандр.

Группа разделилась.

Дантон и Лежандр перешли через площадь Карусель, а Шенье, Фрерон и Камилл Демулен скрылись за углом улиц Рогана и Сент-Оноре.

Действительно, г-жа де Турзель и г-жа де Бренье приготовили ко сну и уложили королевскую дочь и дофина, а в одиннадцать часов вечера снова их разбудили и стали надевать на них дорожные костюмы, к великому неудовольствию дофина, который хотел одеться как мальчик и упрямо отказывался от платьица; в это время королева и мадам Елизавета принимали генерала де Лафайета и его адъютантов: г-на де Гувьона и г-на Ромёфа.

Этот визит был для них одним из самых неприятных, в особенности из-за подозрений, падавших на г-жу де Рошрёль.

Королева и мадам Елизавета гуляли вечером в Булонском лесу и вернулись в восемь часов.

Господин де Лафайет спросил у королевы, хорошо ли они гуляли; правда, прибавил он, напрасно они возвратились так поздно: он опасался, как бы вечерний туман не повредил ее величеству.

— Вечерний туман в июне! — рассмеялась королева. — Да где же я его возьму, разве что прикажу сделать его нарочно, чтобы скрыть наш побег… Я говорю "чтобы скрыть наш побег", так как полагаю, что слухи о нашем отъезде все еще ходят.

— Дело в том, ваше величество, что об этом отъезде говорят больше, чем раньше, — прибавил Лафайет, — и я даже получил сообщение, что он состоится сегодня вечером.

— О! Держу пари, что эту приятную новость вам принес господин де Гувьон, не правда ли?

— Но почему же я, ваше величество? — покраснев, спросил молодой офицер.

— Просто мне кажется, у вас есть во дворце лазутчики. Но вот у господина Ромёфа их нет, и я уверена, что он соблаговолит за нас поручиться.

— И в этом никакой особой моей заслуги не будет, ваше величество, — согласился молодой адъютант, — ведь король дал Национальному собранию слово не покидать Париж.

Теперь покраснела королева.

Они перевели разговор на другую тему.

В половине двенадцатого г-н де Лафайет и его адъютанты попрощались с королем и королевой.

Однако г-н де Гувьон, нисколько не успокоившись, вернулся в свою комнату во дворце; там он застал своих друзей начеку и, вместо того чтобы сменить посты, приказал усилить наблюдение.

Господин де Лафайет отправился тем временем в ратушу успокоить Байи относительно намерений короля, если, разумеется, у Байи были какие-нибудь опасения.

Когда г-н де Лафайет ушел, король, королева и мадам Елизавета позвали слуг, чтобы те, как всегда, занялись их вечерним туалетом, по окончании которого вся прислуга в обычное время была отпущена.

Королева и мадам Елизавета помогли друг другу одеться. Платья их отличались небывалой простотой, а шляпы были широкополые, совершенно закрывающие лица.

Когда они были готовы, вошел король. Он был одет в серый сюртук, на голове у него был небольшой паричок в букольках, который в те времена называли париком в стиле Руссо; кроме того, на нем были короткие оболоты, серые чулки и башмаки с пряжками.

Вот уже неделю камердинер Гю, одетый в точно такой же костюм, выходил через дверь покоев г-на де Вилькье, эмигрировавшего еще за полгода до того, и шел через площадь Карусель на улицу Сен-Никез; это делалось из предусмотрительности, чтобы жители привыкли к тому, что одетый таким образом господин каждый вечер проходит мимо них, и чтобы король не привлек к себе их внимания в решающий день.

Из будуара королевы вызвали трех курьеров, выжидавших там назначенного часа; их провели через гостиную в комнату юной принцессы, где она находилась вместе с дофином. Эта комната в предвидении побега была еще 11 июня занята в апартаментах г-на де Вилькье под спальню принцессы.

Король приказал передать ему ключи от этих покоев 13-го. Попав к г-ну де Вилькье, можно было без особого труда выйти из дворца. Всем было известно, что там никто не жил, вот почему покои не охранялись и мало кто знал, что у короля есть ключи от них.

Кроме того, дворцовые часовые привыкли, что, как только часы били одиннадцать, из дворца выходило много людей.

Это была прислуга, не остававшаяся на ночь во дворце и расходившаяся по домам.

Еще раз уточнили все распоряжения относительно путешествия.

Господин Изидор де Шарни, изучивший дорогу вместе с братом, знал все трудные или опасные места и потому должен был скакать впереди. В его обязанности входило также предупреждать смотрителей станций, чтобы не было задержек с переменой лошадей.

Господину де Мальдену и г-ну де Вал ори надлежало сидеть на козлах и платить форейторам по тридцать су прогонных вместо обычных двадцати пяти: пять су набавляли, учитывая тяжесть кареты.

Если форейторы погонят лошадей быстро, они должны были получить более солидные чаевые. Однако им не следовало платить более сорока су: только король платил один экю.

Граф де Шарни будет находиться в карете, готовый предупредить любые неожиданности. Он будет хорошо вооружен, как и трое курьеров. Каждому из них будет приготовлено в экипаже по паре пистолетов.

Платя по тридцать су прогонных и продвигаясь не спеша, через тринадцать часов рассчитывали быть в Шалоне.

Эти подробности обсудили между собой граф де Шарни и герцог де Шуазёль.

Все это неоднократно повторили трем молодым людям, чтобы каждый из них по-настоящему понял свои обязанности.

Итак, виконт де Шарни поскачет впереди и будет распоряжаться лошадьми.

Господин де Мальден и г-н де Валори сядут на козлах и будут расплачиваться с форейторами.

Граф де Шарни, находясь в карете, станет поглядывать в окно и, если обстоятельства того потребуют, возьмет на себя все переговоры.

Каждый из них обещал придерживаться намеченной программы. Свечи были погашены, и все ощупью двинулись через покои г-на де Вилькье.

Часы пробили полночь, когда они переходили из спальни королевской дочери в апартаменты г-на де Вилькье. Граф де Шарни уже около часу, должно быть, ожидал их на своем посту.

Король нащупал дверь.

Он собирался вставить ключ в скважину, как вдруг королева его остановила:

— Тише!

Они прислушались.

Из коридора донеслись шаги и шушуканье.

Там происходило нечто непредвиденное.

Госпожа де Турзель жила во дворце, и потому ее появление в коридоре в любое время не могло никого удивить; она вызвалась вернуться в королевские апартаменты и выяснить причину этого шума.

Все замерли и стали ждать затаив дыхание.

В установившейся тишине легче было понять, что в коридоре собралось много народу.

Вернулась г-жа де Турзель; она узнала г-на де Гувьона и увидела нескольких людей в военной форме.

Таким образом становилось невозможным выйти через апартаменты г-на де Вилькье, если только из них не было другого выхода.

Ах, как был нужен свет!

В комнате юной принцессы горел ночник. Мадам Елизавета отправилась туда, чтобы зажечь от ночника только что задутую свечу.

После того, как свеча осветила небольшую группу беглецов, все бросились искать выход.

Долгое время казалось, что поиски бесполезны; так прошло около четверти часа. Наконец была обнаружена небольшая лестница, которая привела в отдельную комнатку. Она принадлежала лакею г-на де Вилькье и выходила в коридор и на служебную лестницу.