— Добро пожаловать! — сказал король, с благодарностью взглянув на молодого человека, которому создать этот рассказ (не только по содержанию, но прежде всего по форме) было, пожалуй не легче, чем метру Гамену сочинить речь Боссюэ или проповедь Флешье. — А теперь, Гамен, друг мой, — продолжал он, — не будем терять время: мне показалось, что ты торопишься.

— Совершенно верно, — подтвердил слесарь. — Я обещал госпоже Гамен вернуться нынче к вечеру. Так где этот знаменитый замок?

Король передал мастеру из рук в руки на три четверти законченный замок.

— Так чего ж ты говорил, что это дверной замок?! — возмутился Гамен, обращаясь к подмастерью. — Дверной замок запирается с обеих сторон, чучело! А это — замок для сейфа. Ну-ка, поглядим, поглядим… Стало быть, не работает, а?.. Ничего, у мастера Гамена заработает!

Гамен попытался повернуть ключ.

— Ага, вот оно что! — сказал он.

— Ты нашел, в чем неисправность, дорогой мой Гамен?

— Еще бы, черт меня подери!

— Покажи скорее!

— Пожалуйста, смотрите. Бородка ключа хорошо зацепляет большую суколду; суколда описывает, как и положено, полукруг; но так как у нее не были скошены края, она не может вернуться в исходное положение, вот в чем все дело… Суколда описывает полукруг в шесть линий, значит, закраина должна быть в одну линию.

Людовик XVI и подмастерье переглянулись, словно восхищенные знаниями Гамена.

— Господи, Боже мой! Это же так просто! — воскликнул тот, ободренный этим молчаливым восторгом. — Да я просто не понимаю, как вы могли об этом забыть! Должно быть, с тех пор как вы меня не видели, у вас в голове скопилось много разных глупостей, они и отшибли вам память. У вас три суколды, так? Одна большая и две малых, одна — в пять линий, другие — в две линии.

— Абсолютно точно, — подтвердил король, с любопытством следя за объяснениями Гамена.

— Как только ключ отпускает большую суколду, он должен отпирать язычок, который только что защелкнулся?

— Да, — согласился король.

— Стало быть, поворачиваясь в обратную сторону, ключ должен зацепить вторую суколду, как только он отпустит первую.

— Так, да, да, — сказал король.

— "Да, да", — ворчливо передразнил его Гамен. — Каким же образом несчастный ключ может это сделать, ежели расстояние между большой и малой суколдой не совпадает с шириной бородки ключа, да плюс еще зазор?

— А-а…

— Вот вам и "а-а", — снова передразнил Гамен. — Можете сколько угодно быть королем Франции и говорить: "Я так хочу!", а маленькая суколда говорит: "А я не хочу!" — и конец разговору! Это то же самое, как когда вы грызетесь с Национальным собранием, а Собрание-то — сильнее!

— Однако, метр Гамен, есть надежда все поправить, не так ли? — спросил король.

— Черт побери! Надежда есть всегда. Надо только обточить первую суколду по краю, углубить закраину на одну линию, раздвинуть на четыре линии первую и вторую суколды и на таком же расстоянии установить третью суколду, ту, что соприкасается с пятой ключа и останавливается, зацепившись за зубчик, и дело будет кончено.

— Однако чтобы все это исправить, — заметил король, — придется работать целый день, милейший Гамен?

— Да, может, другому и пришлось бы работать целый день, а Гамену хватит и двух часов. Только я должен остаться один, чтобы никто меня не отвлекал дурацкими замечаниями… "Гамен — так… Гамен — этак…" Итак, я должен остаться один; кузница, похоже, оснащена хорошо, и через два часа… да, через два часа, если, — он ухмыльнулся, — будет чем как следует спрыснуть работу, можете возвращаться; дело будет сделано.

Требование Гамена отвечало желаниям короля: уединение Гамена давало ему возможность с глазу на глаз переговорить с подмастерьем.

Однако король напустил на себя озабоченный вид.

— Может, тебе что-нибудь понадобится во время работы, дорогой Гамен?

— Если мне что будет надо, я кликну камердинера, лишь бы вы ему приказали подать то, что я попрошу… А больше мне ничего не нужно.

Король сам пошел к двери.

— Франсуа! — позвал он, отворив дверь. — Никуда не отлучайтесь, пожалуйста. Это Гамен, мой бывший учитель по слесарному делу, он помогает мне исправить одну работу. Вы дадите ему все, что ему будет нужно, и прибавьте одну-две бутылочки хорошего бордо.

— Должно быть, вы в доброте своей запамятовали, государь, что я предпочитаю бургундское; для меня это чертово бордо словно теплая водица!

— Да, верно… Я и в самом деле запамятовал! — рассмеялся Людовик XVI. — А с вами ведь мы не раз пили вместе, дорогой Гамен… Бургундского, Франсуа, слышите, вольнэ!

— Прекрасно! — облизнувшись, поддакнул Гамен. — Помню это название!

— Что, слюнки потекли, а? Это тебе не вода!

— Ох, не говорите мне про воду, государь. Не знаю, зачем она нужна, разве что охлаждать железо. А кто употребляет ее еще для чего, так те просто дураки… Вода!.. Тьфу!..

— Можешь быть спокоен: пока ты здесь, ты не услышишь больше этого слова. А чтобы оно случайно не сорвалось у кого-нибудь из нас, мы тебя оставляем одного. Когда все закончишь, пошли за нами.

— А вы чем пока займетесь?

— Шкафом, для которого предназначен этот замок.

— Вот эта работа — как раз для вас! Хорошо вам поработать!

— И тебе удачи! — ответил король.

Дружески кивнув Гамену, король вышел в сопровождении подмастерья Луи Леконта, или графа Луи, как, вероятно, предпочтет называть его читатель: ему, как мы полагаем, достало проницательности узнать в мнимом подмастерье сына маркиза де Буйе.

На этот раз король, выйдя из кузницы, не пошел по внешней общей лестнице, а спустился по потайной лестнице — ею пользовался он один.

Эта лестница вела в его рабочий кабинет.

На одном из столов в кабинете лежала огромная карта Франции, свидетельствовавшая о том, что король частенько принимался изучать самую простую и короткую дорогу, которая вела из его королевства.

Спустившись по лестнице, Людовик XVI закрыл дверь за собой и подмастерьем, внимательно оглядел кабинет и, казалось, только теперь узнал того, кто шел за ним, перебросив через плечо куртку и сжимая шапку в руке.

— Вот наконец мы и одни, дорогой мой граф. Позвольте мне прежде всего похвалить вас за ловкость и поблагодарить за преданность.

— А я, государь, — ответил молодой человек, — хотел бы извиниться за то, что, даже выполняя поручение вашего величества, осмелился предстать пред вами в таком костюме и позволил себе разговаривать с вами подобным образом.

— Вы говорили как честный дворянин, дорогой Луи; что же до костюма, то, как бы вы ни были одеты, у вас в груди бьется преданное сердце. Однако у нас мало времени. Никто, даже королева, не знает, что вы здесь. Нас никто не слышит: говорите скорее, что вас сюда привело.

— Ваше величество, вы оказали честь моему отцу, прислав к нему одного из офицеров вашей гвардии, не так ли?

— Да, господина де Шарни.

— Господин де Шарни привез письмо…

— Ничего особенного не содержавшее, — перебил его король, — оно было лишь предисловием к устному поручению.

— Граф передал это поручение, государь, однако для того, чтобы уверенно его выполнить, я по велению своего отца, а также в надежде на возможность побеседовать с вашим величеством лично, отправился в Париж.

— Вам известно все?

— Я знаю, что король хотел бы иметь уверенность в том, что в назначенный день он может покинуть Францию.

— И он рассчитывает на маркиза де Буйе как на человека, наиболее способного помочь ему в осуществлении этого плана.

— Мой отец горд и признателен вам, государь, за оказанную ему честь.

— Но перейдем к главному. Что он говорит о самом плане?

— Что план рискованный, требует большой осторожности, но его отнюдь нельзя считать невыполнимым.