Однако прибора для Андре не было.

Терзаемый голодом, король не сразу это заметил; впрочем, в этой забывчивости не было ничего оскорбительного, потому что все было сделано согласно самому строгому этикету.

Однако королева — от нее ничто не могло ускользнуть — заметила это с первого взгляда.

— Ваше величество, вы позволите графине де Шарни поужинать с нами, не правда ли?

— Ну еще бы! — вскричал король. — Мы сегодня ужинаем по-семейному, а графиня — член нашей семьи.

— Государь! — спросила Андре, — следует ли мне к этому отнестись как к приказанию вашего величества?

Король удивленно на нее взглянул.

— Нет, графиня, это просьба короля.

— В таком случае, — сказала графиня, — прошу ваше величество меня извинить, я не голодна.

— Как?! Вы не голодны? — воскликнул король, не понимая, как можно не испытывать голод в десять часов вечера после столь утомительного дня, если последний раз перед этим они ели лишь в десять часов утра, да и то очень скудно.

— Нет, государь, — ответила Андре.

— Я тоже не голодна, — присоединилась к ней королева.

— И я, — поддержала их мадам Елизавета.

— Вы не правы, ваше величество, — возразил король, — от хорошей работы желудка зависит состояние всего организма и даже работа мозга. По этому поводу у Тита Ливия существует басня, позднее заимствованная Шекспиром и Лафонтеном; над этой басней я и приглашаю вас поразмыслить.

— Мы знаем эту басню, ваше величество, — сказала королева. — Старик Менений рассказал ее в день переворота римскому народу. В тот день римский народ восстал, так же как сегодня взбунтовался народ французский. Итак, вы правы, государь: эту басню весьма уместно вспомнить сегодня.

— Ну как, графиня, — спросил король, протягивая свою тарелку, чтобы ему подлили супу, — неужели сходство исторических судеб не подвигнет вас к тому, чтобы отужинать?

— Нет, государь, мне очень неловко, и я должна признаться вашему величеству, что хотела бы повиноваться, но ничего не могу с собой поделать.

— Ну и напрасно, графиня: этот суп просто великолепен! Почему мне впервые подают такой суп?

— Потому что у вас новый повар, государь, прежде служивший у графини де Ламарк, чьи апартаменты мы сейчас занимаем.

— Я оставляю его у себя на службе и желаю, чтобы он был включен в число королевской прислуги… Этот Вебер — настоящий кудесник, ваше величество!

— Да, — с печалью в голосе едва слышно проговорила королева, — как жаль, что его нельзя сделать министром!

Король не слышал или сделал вид, что не слышит. Он обратил внимание на то, что Андре очень бледна. Хотя королева и мадам Елизавета за весь день ели не больше Андре, они все-таки, в отличие от нее, сидели за столом. Он повернулся к графине де Шарни.

— Сударыня, если вы не голодны, то не можете сказать, что не устали; если вы отказывались есть, то отдохнуть вы не откажетесь, не правда ли?

Обратившись к королеве, он продолжал:

— Ваше величество, прошу вас отпустить графиню де Шарни: пусть сон заменит ей пищу.

Затем он сказал слугам:

— Надеюсь, что с постелью для госпожи графини де Шарни не будет такого недоразумения, как с ее прибором. Ей не забыли приготовить комнату?

— О государь! — воскликнула Андре, — как могу я допустить, чтобы помнили обо мне в такой суматохе? С меня будет довольно и кресла.

— Ну нет, нет — возразил король, — вы и так почти без сна провели прошлую ночь; вам необходимо выспаться: королеве нужны не только собственные силы, но и силы ее друзей.

Тем временем вернулся лакей — его посылали узнать о комнате для Андре.

— Господин Вебер, зная о большой благосклонности, которую королева оказывает госпоже графине, и полагая, что таковы будут пожелания ее величества, решил предоставить госпоже графине комнату, смежную с комнатой королевы, — доложил он.

Королева вздрогнула, подумав, что, если для графини нашлась только одна комната, значит, для графа де Шарни вряд ли найдется другое место, кроме как в комнате его супруги.

Андре заметила, как вздрогнула королева.

Ни одно из ощущений каждой из этих двух женщин не могло ускользнуть от внимания соперницы.

— На одну ночь, я соглашусь только на одну ночь, ваше величество, — поспешила она успокоить королеву. — Апартаменты вашего величества слишком невелики, чтобы я могла занимать комнату в ущерб королеве; думаю, в дворцовых службах для меня найдется какой-нибудь уголок.

Королева прошептала нечто невразумительное.

— Вы правы, графиня, — отвечал король. — Все это мы обсудим завтра и распорядимся, чтобы вас устроили как можно удобнее.

Графиня присела в почтительном реверансе и, простившись с королем, королевой и мадам Елизаветой, вышла вслед за лакеем.

Провожая ее взглядом, король на минуту замер, поднеся вилку к губам.

— До чего прелестная женщина! — сказал он. — Графу де Шарни повезло, что он нашел при дворе подобное сокровище!

Королева откинулась в кресле, пытаясь скрыть бледность, но не от короля — тот и так ничего бы не заметил, — а от мадам Елизаветы — та могла бы испугаться.

Мария Антуанетта была близка к обмороку.

Как только дети были накормлены, королева попросила у короля позволения удалиться в свою комнату.

— Ну, разумеется, ваше величество, — отвечал король, — должно быть, вы очень устали; но меня беспокоит, что вы до завтра будете голодны: прикажите приготовить вам какую-нибудь закуску.

Ничего не ответив, королева вышла, уводя с собою обоих детей.

Король остался за столом доедать суп. Мадам Елизавета, чью преданность не могла поколебать прорывавшаяся временами вульгарность короля, осталась с ним за столом, предупреждая малейшие его прихоти, на что не были способны даже прекрасно вымуштрованные лакеи.

Оказавшись в своей комнате, королева вздохнула с облегчением; она не взяла с собой камеристок, приказав им ждать в Версале ее вызова.

Она занялась поисками широкого дивана или большого кресла для себя, рассчитывая уложить в свою постель обоих детей.

Маленький дофин уже спал; едва утолив голод, он сейчас же заснул.

Юная принцесса не спала, и если бы это было нужно, могла бы не спать ночь напролет: она во многом была похожа на королеву.

Переложив юного принца в кресло, принцесса и королева принялись устраиваться на ночлег.

Королева подошла к двери и хотела было ее отворить, как вдруг через дверь до нее донесся легкий шум. Она прислушалась и уловила вздох. Королева склонилась к замочной скважине и, заглянув в нее, увидела Андре; та молилась, преклонив колени на низенькой скамеечке.

Королева на цыпочках отступила, поглядывая на дверь с выражением страдания на лице.

Против этой двери находилась другая. Королева ее отворила и оказалась в натопленной комнате, освещаемой ночником; в его свете она, задрожав от радости, заметила две свежие постели, белоснежные, словно два священных алтаря.

Она не сдержалась, на сухие воспаленные глаза ее навернулись слезы.

— О, Вебер, Вебер, — прошептала она, — королева сказала королю, что ты заслуживаешь министерского кресла; мать говорит тебе, что ты заслуживаешь гораздо большего!

Так как маленький дофин уже спал, она решила прежде всего уложить дочь. Однако принцесса, со свойственной ей почтительностью, попросила позволения помочь королеве, чтобы та могла как можно скорее лечь в постель.

Королева печально улыбнулась: ее дочь полагала, что можно уснуть после такого тоскливого вечера, после столь унизительного дня! Она решила оставить ее в этом заблуждении.

Итак, сначала они устроили дофина.

После этого принцесса, по своему обыкновению, опустилась на колени и стала молиться.

Королева ждала окончания молитвы.

— Мне кажется, твоя молитва сегодня длиннее, чем обычно, Тереза, — заметила она, обращаясь к юной принцессе.

— Да ведь брат заснул, не помолившись, бедненький! — ответила принцесса. — А так как каждый вечер он взял за правило молиться за вас и за короля, я прочитала за него его коротенькую молитву после своей, чтобы мы попросили у Бога всего, о чем просим ежевечерне.