— Айварс?

— Его с ней не было, — ответил Йоргаф. — Безусловно, он жив. Но где она его спрятала…

— Кто это? — тут же влез в разговор Моф. — Ещё один соратник?

— Это сын Сиггрид. Тоже Горгона.

В зале воцарилась тишина. Наяды глупо хлопали глазами, а великаны, позволив удивлению скривить вечно строгие лица, будто и не дышали вовсе, слившись с серыми стенами.

— Про него ты нам ничего не рассказал…

— Я не смею рассказывать о личной жизни и чувствах Сиггрид. Мой вчерашний рассказ был лишь кратким жизнеописанием, но никак не развернутым повествованием. Если Сиггрид сочтет это нужным, об остальном она расскажет сама.

— Это правильные слова, — ответил Авель, бросая беглый взгляд на Горгону, — теперь нам остается только ждать. Однако позволь узнать ещё кое-что.

— Конечно. Что вы хотите знать?

— Ты рассказал нам о том, что после пребывания в пещере вы разделились. Ты отправился к утесу обходным путем над морем, чтобы узнать, добралась ли Сиггрид до замка, но, потеряв от усталости силы, упал в воду.

— Верно, — грустно ответил Йоргаф, заметив на себе встревоженный взгляд нага.

— Рэнгволд отправился к замку через лес для того, чтобы проверить разбитый у озера лагерь.

— Да, — тихо ответил главнокомандующий, — но ауры Сиггрид не было ни в одном шатре, пускай все и пропахло её кровью.

— Некий призрак…принял вид Горгоны. Благодаря этому мы смогли спокойно унести её оттуда.

— Полупрозрачный дух? — переспросил Йоргаф, заламывая пальцы, и Авель согласно кивнул. — Это не упокоенные Горгоны. Они и нам спасли жизни…

— О чем вы вообще? — воскликнул Моферон. — Хотите сказать, где-то лежат не захороненные трупы некогда живших дам?

— В Имперской Кузне покоятся семь каменных голов. Мы думаем, что это они. Господин Авель, тот дух не называл никаких чисел?

— Кажется…он сказал, что сможет заменить Горгону, поскольку только он способен на это из четырех.

— Вот как…Один дух телепортировал нас с поля боя — я рассказывал вам об этом. Другой пришел вылечить смертельные раны. Остается пять…Но тот дух, тем не менее, назвал себя одним из четырех…Значит, есть вероятность того, что пятый дух и спас ребенка Сиггрид.

— Почему же он тогда не смог спасти и саму Сиггрид?

— Духи слабы. Они хранят жалкие остатки той магии, которая была им подвластна при жизни. Они не всесильны.

— Значит, осталось трое…

— Верно.

— Тогда, — продолжил Авель задумчиво, — где же тот принц, о котором ты рассказал?

— Флоки, как сильнейший маг, отправился на помощь Лагерте. Это фея, что с самого детства прислуживала Горгоне. В лесу сильно пахло её кровью, но мы понадеялись на то, что фея жива.

— Значит, он тоже скоро сюда прибудет…И все же я уверяю вас всех: мы долго живем в этом замке и проверили его вдоль и поперек. Здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать Горгону.

— Это и нам неведомо.

Оставив гостей наедине друг с другом, Авель вышел из зала, приказав подготовить сытный завтрак. Навязанная обязанность, сулящая смутную выгоду, вдруг переросла в темную тайну, вбирающую в себя все разрозненные части одного целого. Живая Горгона, призраки её убитых предков, ключ к свободе — все мешалось в голове, не вызывая никакого отторжения. Безусловно, буря, ворвавшаяся в размеренные будни, пугала и сбивала с выбранной тропы, но она же сильным ветром переводила тело на иную дорогу, в конце которой не маячил тупик.

Авель признался себе, что в глубине души ждал эту бурю.

И, пускай начало вышло горьким и болезненным, мысли о будущем изгибали его губы в улыбке.

Флоки Зейран

Сквозь плотные завесы туч, укрывающих небо третий день кряду, наконец, проступил холодный лунный свет, тотчас скрывшийся за плывущими чернильными облаками. Показавшись вновь, он упал на верхушки деревьев, а после соскользнул вниз на аккуратную полянку, усеянную луговыми цветами и десятками мертвых тел, что в ночи казались крупными камнями. Споткнувшись об одно из них, принц Империи громко выругался и, вовсе не по-королевски сплюнув наземь, принял истинный облик, заскользив по красной траве.

На противоположном конце полянки его ждала ещё одна фигура. Выйдя из тени, фея в очередной раз совершила полный благодарности поклон, что вышел неуклюжим и нелепым, — пошатнувшись, она упала в лужу крови, принадлежащую её самой. Слишком худая, жутко бледная Лагерта сама походила на призрака, вернувшегося не по своей воле с иного света. Тихо плача, она держалась правой рукой за то место, где раньше была левая кисть, и боль эта, чуть притупленная съеденными травами, застилала ей глаза.

Подойдя вплотную, Флоки едва коснулся раны пальцем, превращая вспоротую плоть с раздробленными костями в аккуратную культю, но это заклинание забрало все те остатки магии, оставшиеся в теле после битвы. Отныне свои жизни они вручали судьбе, что могла даровать как время на восстановление, так и время для молитвы перед смертью. Весь лес кишел воинами, вновь и вновь прочесывающими каждый клочок плодородной земли, и вопрос касался не того момента, как вездесущая мана вновь наполнит тело, а того мгновения, когда основной отряд, расположенный у озера, обнаружит пропажу. Флоки устал полагаться на волю случая, но сейчас, обессиленный и опустошенный, он не чувствовал ничего. Ни жалости к Лагерте, оставшейся навеки инвалидом, ни страха перед туманным будущим, ни ярости, столь часто возникающей в порыве битвы.

Сильвии больше не было в этом мире. Единственная опора, всецело разделяющая его взгляды с самого рождения, была выбита из-под ног теми, кого Флоки не без содрогания называл семьей. Одно простое заклинание сковывания лишило Сильвию возможности быть спасенной маленьким призраком, и вот её уже нет в живых. Казнили. Первую принцессу, которой попросту не повезло быть похожей на отца. Которой не повезло иметь собственное мнение.

Закрывая глаза, Флоки вновь и вновь представлял сестру, сидящую у камина с книгой. Пытаясь выудить из памяти больше деталей, он тут же крепко жмурился, пытаясь сдержать слезы. Отрывая от страниц внимательный взгляд, она всегда растерянно смотрела на него, пытаясь унять поднявшийся рой мыслей, а после тепло улыбалась, приглашая на чай. Вечерних чаепитий, заполненных разумными беседами, больше не будет. Не будет ни совместных прогулок по цветущим садам, ни встреч на скромном балконе во время пышного бала. Никто больше не положит ему руку на плечо и не скажет, что все это не зря, что все циклично и тот, кто свершил зло, сам однажды его пожнет.

С её смертью пришла пустота. Чувство, словно бы он остался сиротой…

Лагерта медленно приподнялась, облокотившись о дерево. Поднеся культю к лицу, она скривила губы, а после беззвучно заплакала, прикрыв глаза отныне единственной ладонью. Другая, возможно, лежала где-то неподалеку.

— Могли отсечь больше, не сумей ты дернуться вовремя, — тихо произнес он не то успокаивая, не то безжалостно топчась по очевидному, — ты хотя бы жива…

Она не ответила. Уткнулась лбом в согнутые колени и стихла, даже не всхлипывая. Только сейчас он проникся к ней жалостью, ведь жалеть себя было непозволительно — это делало его слабым даже на фоне всех достоинств. Сев рядом, Флоки сорвал длинный стебелек, но жевать его не стал, заметив на травинке кровь. Полевые цветы чуть покачивались на прохладном ветру, касаясь безжизненных тел, освещенных луной. Этот пейзаж вгрызся в память на века.

Темная листва громко зашуршала, и Флоки тотчас схватился за висящий на поясе кинжал. Вздрогнув, фея без промедления подобрала меч убитого нага, направив острие в сторону высоких кустов. И без того медленно текущее время вдруг вовсе остановилось, не отсчитываясь ни секундами, ни ударами сердца. Негласно, но единовременно они решили бороться до самого конца. Быть верными своим идеалам до самой неизбежной смерти…