Отныне вечера у нас проходили пускай и одинаково, но насыщенно. Йоргаф копался в письмах, пытаясь навязать мне богатых женихов, а мы с Лагертой распаковывали подарки, благодаря которым можно было не тратиться на еду, украшения и платья. Но несмотря на множество достойных кандидатов выходить замуж я не желала по нескольким логически обоснованным причинам. Стоило начать того, что определение «стерпится — слюбится» не было мне противно, ведь теперь я ставила счастье Айварса выше своего собственного, и ради его спокойного детства без промедления согласилась бы на брак по расчету, что, так или иначе, возвысил бы мое положение в обществе, открыв множество иных путей. Однако это было невозможно, и, вспоминая лицо Вестмара, узнавшего о том, что его сын является Горгоной, я спускалась с небес на землю — вся иллюзия дружной семьи разбивалась о скалы правды. Какой бы красивой или богатой я не была, меня бросят в тот же миг, как я открою своё сердце. Сколько бы добра я ни сделала окружающему меня обществу, оно мгновенно выдаст меня императорскому двору, что без сомнений убьет маленького ребенка и его мать, посмевшую продолжить ненавистный всеми род. Как же с таким отношением мне следовало желать замужества? Я не смогу скрывать от супруга собственного сына, чьи глаза являются его защитой и настоящим проклятьем…

Письма догорали в камине. Некоторые из украшений Лагерта продавала на рынке, а большинство тортов поедалось вечно голодным Йоргафом, тогда как платья заполняли шкафы — все же я работала в архиве и была у всех на виду, а потому была обязана выглядеть безупречно. Но каждый раз, думая о том, что отныне мне дарован период спокойствия, я наступала на грабли, которые, поднимаясь, больно били по лбу.

Рэнгволд сильно помог мне, скрыв ото всех настоящее психологическое расстройство, поэтому я посчитала вполне справедливым поблагодарить его за столь благородный поступок. Мы пересеклись в одном из коридоров случайно, когда я несла книги в кабинет другого хранителя, и тот, приняв мою благодарность, дал несколько дельных советов по тому, как скрывать сильный страх. Было ли в подобном разговоре что-то возмутительное и неправильное? Отнюдь. Вот только кронпринцесса так не считала.

— Сиггрид Эидис? — высокомерно произнесла она, скрестив на груди руки, когда я совершала приветственный поклон. — А слухов-то было…

По словам мистера Риджа, принцесса Фелисия в архиве была гостем редким и нежданным, а потому, когда она вползла в башню в окружении четырех фрейлин, я сразу же поняла, что сделала что-то не так. К сожалению, мой статус обязывал меня слушать все, что она желала высказать.

Из разговоров с горничными замка я уяснила лишь одно: перечить кронпринцессе было непозволительно. Её вспыльчивость и заносчивость норовили войти в легенды правящего рода, и слуги чувствовали себя истощенными каждый раз, как Фелисия повышала свой голос — впрочем, кричала она почти всегда. Кронпринцесса была эгоистичной и чрезмерно уверенной в себе нагиней с врожденным коварством. Императрица любила её за схожесть, а также за то, что Фелисия была рождена фаворитом правительницы, поэтому ей прощалось абсолютно все. После всего услышанного я не ждала хороших новостей, выбрав тактику видимой покорности.

— Разве работники архива не должны безвылазно сидеть в своей башне?

— Ваше Высочество, кабинеты некоторых из хранителей находятся вне…

— Замолчи. Какой противный голос.

Кронпринцесса любила казни, а мне и без неё хватало угроз. Применив все своё актерское мастерство, я сделала вид, что меня это задело, и устремила взгляд в пол. Она повелась и довольно улыбнулась.

— Я думала, ты решила соперничать со мной за Рэнгволда своими «невинными» выходками, но, кажется, ошиблась. Ты такая трусливая, что просто неспособна на это. Что ж, одной проблемой меньше. Если ты не знала, дорогуша, у этого замка есть и уши, и глаза, и я все равно все узнаю.

— Да, Ваше Высочество.

— Будь добра, не зли меня и более к Рэнгволду не подходи. И без тебя слишком много выскочек, посчитавших себя достойными его. А ты не ровня даже им.

Резко развернувшись на месте, она направилась к выходу, намеренно снеся стопку книг своим хвостом, а её фрейлины, высмеяв меня одним лишь взглядом, принялись перешептываться, припоминая, что именно я была той нагиней, в страхе ползшей по улицам столицы. Когда дверь закрылась, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь убедить себя в том, что испорченные деньгами и вниманием наги мне не враги. К счастью, Риджа здесь не было, но даже так не было сомнений в том, что фрейлины поспешат исказить события и преподнести слухи таким образом, что я вновь не останусь без внимания. Моя цель была другой, и сейчас, когда я нашла первую зацепку, отступать было непозволительно — я понимала это, мысля прагматично, но даже так, окружающее меня общество казалось испорченным и прогнившим. Моральные ценности, о которых мне рассказывал отец, здесь не имели никакого веса…

Занимаясь переводом древних текстов, я намеренно искала старые свитки, потрепанные временем. Это занимало почти весь день, и после упорной работы у меня сильно болели глаза, но спустя ещё неделю мои старания окупились — один из текстов оказался жизнеописанием женщины, родившейся Горгоной. Её звали Ория, и она была единственной дочерью богатого советника, чья супруга скончалась сразу после родов. Он любил свою наследницу, и, возможно, именно поэтому та прожила целую сотню лет. Когда глаза Ории посветлели, став желтыми, отец не выдал её Императрице, а спрятал в деревне на окраине, где не позволял ей покидать стен дома. К сожалению, тогдашняя правительница узнала о рождении Горгоны благодаря некоему красному клену, который чернел каждый раз, как на землях появлялся монстр. Нагиню искали, и вскоре советник попал под подозрение. Его дочь прилюдно казнили, но перед тем она со злости обратила в камень пятнадцать лучших воинов Империи, а после на её шею обрушился алмазный меч. Не пережив горя, отец повесился в тюрьме, куда его посадили, тем самым положив конец своему древнему роду.

Значит, красный клен был причиной моих нынешних поисков? Выкорчевать бы его, да только это могучее дерево и охраняемое. С другой стороны, теперь я знаю, что в иные времена Горгоны рождались и на землях нагов. Первые ответы так воодушевили меня, что я, задержавшись за работой со свитками, вновь опоздала к экипажу, и сопровождающему меня стражнику не осталось ничего другого, кроме как нанять отдельную повозку…

Империя Зейран, Алмазный Замок

— Приветствую солнце, властвующее над нами и освещающее путь наш кромешный.

— Здравствуй, Рэнгволд. Надеюсь, ты преподнесешь мне хорошие вести — плохие порядком надоели.

— Боюсь, что не смогу Вас ничем порадовать, моя Императрица.

Крепко стиснув зубы, Рагния прикрыла сонные глаза рукой, постукивая кончиком хвоста по мраморным ступеням, ведущим к трону. За минувшее время она заметно исхудала, и волнение, осевшее на искусанных губах и обломанных когтях, наградило Императрицу сильной мигренью и мрачными мыслями, от которых её пытались избавить лучшие лекари столицы. Бросив быстрый взгляд в сторону замершего в углу Кристера, Рэнгволд уставился в пол, искренне надеясь на то, что более приказов, не подобающих его положению, не предвидится. О появлении Горгоны на землях Зейрана знали единицы, на плечи которых ныне возлагалось простое — найти и уничтожить. К сожалению, «проклятье Империи» скрывалось умело и талантливо, очевидно, не без сторонней помощи.

— Сначала Солэй отложил доставку алмазного меча, теперь и твои неутешительные слова.