— Если ты так мыслишь, значит, должен безоговорочно верить плану Госпожи.

Повернувшись в мою сторону, юноша завел за голову руку, почесывая затылок. Привычка разглаживать длинные волосы исчезла, стоило Лагерте обрезать шевелюру мантикоры ножницами, но ныне он возымел привычку крутить короткие пряди.

— Я верю, просто беспокоюсь…

— Мне приятна твоя забота, Йоргаф, однако, не волнуйся.

— И все же, что будет, если на свет появится не ещё одна Горгона, как ты надеешься? Что, если это будет обычный человек? Или обычный наг?

— Это будет значить то, что я не могу породить на свет себе подобных. Но неужели ты думаешь, что моя цель только в этом?

Взглянув на Лагерту и не найдя поддержки в чужих глазах, юноша неуверенно ответил:

— Я думаю в том, что ты выбрала в качестве партнера Короля, есть свой смысл.

Моим ответом была улыбка. И сделав глоток ароматного чая, я принялась читать досье, составленные феей на днях. В них она описывала подходящих на необходимую роль преступников, но выделяла на их фоне одну примечательную личность с громогласным прозвищем «Мясник с цветочного переулка».

Это был возрастной мужчина, проработавший на ферме всю свою молодость. Зарубая скот, он был искусен в разделке туши, а потому найденные трупы не отличались аккуратным видом, и зачастую сторожам приходилось находить конечности в совершенно непредсказуемых местах. Странным фактом было то, что на месте преступления Мясник всегда оставлял цветы, что стали причиной его поимки, — одна из цветочниц рассказала рыцарям о странном покупателе в окровавленном фартуке.

За свою ужасную деятельность Мясник успел разрубить двадцать человек. Вначале его приговорили к казни на виселице, но после лекари заинтересовались психическим состоянием убийцы, и смерть отложили во имя науки. Лагерта полагала, что Мясник не являлся сумасшедшим, пускай и нормальным его назвать язык не поворачивался. На каменной смерти стал настаивать сам испуганный народ, и, полагаю, именно этот важный момент заставил фею остановить свой взгляд на столь отвратительном человеке. Согласно отчету, в храм его обещали доставить следующей весной — осень делала дороги в горы труднопроходимыми, а суровые зимы сами по себе были смертоносным щитом — что также подходило по срокам.

— Зачем нам это отребье? — сморщил нос Йоргаф, укладывая кисточку хвоста себе на колени. — Даже монстры поступают гуманнее.

— Нам потребуется не только согласие Короля на предстоящий побег. Нужна суматоха, во время которой люди будут испуганы реальной угрозой, чем слухами об исчезновении Горгоны. Подумай о том, какой хаос возникнет, когда Мясник, отрубающий жертвам конечности и головы, вдруг сбежит из храма обратно в город?

— Полагаю, все будут в ужасе…

— Именно. Убийца, обманувший и избежавший казни самой Горгоны…Эта новость возведет его на вершины преступного мира.

— Но согласится ли он с подобным?

— Йоргаф, ты задаешь странные вопросы. Что бы сделал ты ради того, чтобы выжить?

— Всё, что в моих силах…

— Именно, Йоргаф. Все хотят спасти свои жизни.

***

Говорить о беременности Королю я не стала. Подобная новость была бы для него ужасной и, думаю, он предпринял бы все возможные способы для того, чтобы этот ребенок не появился на свет. Плод от невозможного союза, сплетенного в мгновение пылкой опьяненной страсти, должен был стать неожиданностью для Вестмара, хлестким ударом по ровному ряду мыслей, разрушив который я бы продиктовала необходимые для побега условия, на которые Король непременно согласился бы, поддавшись страху. Безусловно, он мог бы прийти к логическому решению убить ребенка или же запереть и его навеки в храме, как личный ужасный секрет, но в момент хаоса в собственной голове Вестмар будет готов лишь прислушиваться к словам извне.

На случай, если его выдержка окажется куда тверже, чем я предполагала, я подготовила неопровержимые доказательства, что станут оружием по негласным принципам Короля. Подтвердить королевскую кровь было достаточно легко — легко настолько, что сделать это можно было даже без присутствия в замке ребенка. Издавна в тронном зале был установлен непримечательный на первый взгляд артефакт, не раз спасавший правящий род от гибели. В истории наступали времена, когда прямые потомки королей погибали, и трон грозился остаться пустым, что могло бы привести к гражданской войне. К счастью, правители всегда были падки на связи с другими женщинами, поэтому королевскую кровь нередко обнаруживали в обычных тавернах или в графских домах, а указывал на это тот самый старый артефакт. Если в мире ещё жил носитель крови рода Солэй, мутная сфера загоралась, указывая местоположение наследника.

Использовать артефакт мог только Король. Если же его не было, подобная честь выпадала архимагу. Именно поэтому мои слова имели ценность, ведь только Вестмару будет подвластно скрыть ото всех незаконнорожденного ребенка в том случае, если кто-либо возжелает узнать точное число претендентов на престол, а после смерти самого Короля пройдет не мало поколений прежде, чем понадобится использовать артефакт снова. К тому времени никто уже не станет гадать, что за правитель позволил себе связь с Горгоной, а имя Вестмара не будет опорочено. Поэтому пока я продолжала отвечать на ласковые письма, нося под сердцем нового наследника на престол.

Шли месяцы, и мой живот становился больше. Знание того, что рожать придется самой без помощи лекарей, пугало меня, впрочем, за время беременности я не отличалась прежней храбростью, и казалась скорее нервной и раздраженной, чем взволнованной. Лагерта относилась к этому спокойно, исполняя любой глупый каприз, но Йоргаф, называя меня «сварливой пузаткой», повадился скрываться в дальних комнатах, стоило мне повысить голос.

Беременность не была для меня тем чудесным временем, что обыденно испытывают женщины, ведь она значила для меня абсолютно все. Словно хрупкий хрусталь, который я удерживала на руках все месяцы, и падение его значило бы для меня крах собственных надежд. Но в этот раз сама судьба была на моей стороне — зима затянулась, и холод сковывал горы до самого марта, не позволяя никому подойти к храму, а когда пришла оттепель, я была уже на восьмом месяце.

Ползать с большим животом было непросто, ходить — ещё сложнее. Поэтому в письмах Королю я просила его не приезжать в храм, находя оправдание в том, что ядовитых змей стало слишком много, и мне потребуется время, чтобы убрать их с главных дорог. Подобного ответа была достаточно для того, чтобы подарить храму ещё месяц благоговейного спокойствия, — были остановлены все маршруты в горы — и встреча с Мясником также была отложена.

Роды пришли в мае и стали для меня настоящим мучением, длившимся целый день. Йоргаф оглох от моих криков, а все змеи на время покинула святилище, и, если бы не Лагерта, мне бы пришлось совсем уж плохо. Очередное испытание на пути к свободе было очень болезненным, и мне казалось, будто бы все тело вот-вот разорвется на кусочки, но с появлением на небе луны комнату наполнил детский крик, и я, наконец, выдохнула с облегчением, потеряв все силы.

К моей груди прильнул самый милый ребенок на свете, пускай вместо ножек у него был очаровательный хвостик. Его золотые волосы липли к красному пухлому личику, и, жадно вбирая молоко, он не сводил с меня своих прекрасных больших глаз с узким вертикальным зрачком. Было ли то действие гормонов или же радость от исполнения ожиданий, но я широко улыбалась, думая о том, что никогда прежде не была настолько счастлива.

В эту теплую ночь на свет появился мой любимый сын Айварс, названный в честь гор.

Прекрасный златовласый мальчик, по венам которого бежала королевская кровь.

Ещё одна Горгона, пришедшая в этот жестокий мир за собственным счастьем.