Подойдя ближе, Горгона ласково опустила свою руку на мою голову, произнося следующие слова таким высоким голосом, что я вдруг почувствовала себя не в тесной пещере, а в святыне.

— Я не заключала сделки с темными силами, как не заключала сделки с силами высшими. Провидение пришло ко мне так же, как я сейчас пришла к тебе, открыв глаза на происхождение и на предстоящую цель. История циклична, и пришла пора все разрушить вновь. Это общество невозможно исправить, и ты сама видишь, что с ним произошло. Можно сколько угодно кричать о том, что в жизни главное удовлетворение собственных потребностей во имя собственного счастья, вот только истина эта навязана злом — никто не сможет получить счастья подобным образом. Беречь себя важно, но общество возвело это в абсолют, позабыв об остальном. Не стоит печалиться, Сиггрид, в истории много раз отдельные народы сходили с пути, не желая возвращаться назад, но всех их постигала одна участь — аморальные и жестокие личности не должны порождать себе подобных, ведь иначе весь мир сгорит в огне войны. Мы не должны допустить подобного. Это наша задача.

Я попыталась вновь произнести хоть слово, но Горгона приставила к моему рту указательный палец.

— Ты сама все видишь. Сестра идет на сестру, брат на брата, родитель на дитя. Наги считают свою расу непревзойденной и потому убивают все другие, навязывая всему миру свои идеалы. Они никого не слушают, их ум негибок, когда дело касается достоинств иных народов. Живут исключительно в угоду себе, нарушая первые законы и забывая о нравственности. Истинное воплощение всех созданных грехов. Пошлость они называют поиском любви. Алчность — попыткой отстоять свои интересы. Гнев — способом защиты. Гордыню — воплощением своих достоинств. Чревоугодие — попыткой насладиться невечной жизнью. Зависть и уныние для них и вовсе не грехи, вот только недаром давным-давно мудрецы признали семь грехов опасными. Как же нам назвать тех, кто дает грехам то объяснение, какое сам считает правильным?

Цикличность, необходимость, опасность — слова беспощадно отпечатывались на разуме, расползаясь паутиной по всему сознанию. Но, опутывая, тонкие нити не смешивали мысли в безобразный комок, наоборот, соединяли воедино разрозненные детали, формируя в запутавшемся разуме цельную картину.

— Дабы не нарушать законов равновесия, привести приговор в исполнения должны рожденные на земле «мечи». Наги слишком отсрочили свой приговор, пойдя против вердикта незримого судьи. Вот только плаха уже подготовлена, лезвие наточено, и перерубить сдерживающую веревку придется именно тебе. Это жестоко…Но, Сиггрид, не думай о себе, как об орудии. Мы несем волю иных сил, и они помогают нам в исполнении приговора — дабы показать эту помощь, тебе был дарован белый хвост. Врожденная удача, которой ты воспользовалась совершенно правильно. Помощь близких, старая деревня, суровые горы — все события совпали в единый механизм, даровавший тебе жизнь. Иным Горгонам так не везло. Меч находил их шеи до того, как в полной мере могли раскрыться способности. Я вижу в твоих прекрасных глазах вопрос об иных расах, но все они живут иначе, сохраняя в сердце то первозданное, что вложил им Создатель. Люди — противоречивый народ, но благодаря вечным сомнениям они способны на искупление и исправление.

Белые руки, покрытые ссадинами и царапинами, медленно блекли, становясь прозрачными. Прекрасная девушка на глазах превращалась в подобие призрака, чьи очертания, расплываясь, превращали четкие контуры в неразборчивое пятно.

— Своим взором мы несем каменную смерть, и отменить её невозможно. Природа наделила нас красотой и способностью притягивать к себе души, чтобы уберечь Горгон от вездесущей смерти, но даже так нас боятся. Боятся и восхищаются, не в силах полностью противиться решению природы. В наших руках тысяча лет противоречивой жизни, потому приведи приговор в исполнение, дабы эту задачу не пришлось завершать твоим детям. Пусть Горгоны, наконец, заживут спокойно, и судьба поможет тебе, Сиггрид. Найди в Каменном Дворце моё ожерелье. Тогда-то все и завершится…

Развернувшись на месте, девушка направилась в сторону озаренного светом туннеля. Обернувшись лишь раз, она с грустью посмотрела в мою сторону, даруя одним мимолетным взглядом искреннее сочувствие.

— Ради потомков, — произнесла она внезапно, превращаясь в тысячи белоснежных сверкающих частичек, — кто ничем не жертвует, не сможет ничего изменить.

Толстые корни, проломив землю, обвились вокруг талии, чтобы в этот раз утянуть наверх. Яркий свет, ослепив на долгие секунды, померк, стоило тяжелой руке с силой потрясти моё плечо. Пошатнувшись, я начала падать назад, но уперлась в нечто мягкое и приятно пахнущее…

— Сиггрид! Сиггрид!

Первым, что я увидела, распахнув веки, были красивые, но испуганные изумрудные глаза Флоки, держащего меня в объятиях. Облегченно выдохнув, он обжег мою щеку горячим воздухом, быстро затараторив:

— Ты попросту замерла перед кленом и стояла, не двигаясь, столько времени…А я все звал и звал, но ты не откликалась, и я…Я волновался, думал, бежать и звать на помощь, но потом…

Он осторожно поднял взгляд наверх, и только сейчас я заметила, что вместо темной кроны над головой простиралось безупречное голубое небо. Встав прямо с помощью Флоки и оценив масштаб сотворенного, я с сожалением посмотрела себе под ноги, где мягко шелестела трава. Дождавшись преемника и передав ему наказ, дух Горгоны исчез из этого мира, а вместе с ним и его безупречное творение.

Разговор не принес с собой спокойствие, но даровал столь необходимое смирение, что, наконец, развеяло пелену тумана перед будущим. Цикличность, необходимость, опасность…Отворив старые врата, кто-то будто вложил в пустые руки истинную цель, убедив в том, что все предыдущие смерти не были напрасными. Рождаясь и тут же умирая, Горгоны, сами того не зная, передавали силы каменной смерти из поколения в поколение, выжидая удобного часа для исполнения приговора. То, что карающей рукой предстояло стать мне — лишь совпадение и вместе с тем краткий миг удачи для сил, пожелавших сохранить на земле мир столь жестоким путем. Орудие…Все мы, в конце концов, рождены для чего-то, и, если кому-то предназначено быть щитом, другому суждено стать разящим копьем. Слова Горгоны сильно повлияли на моё мировоззрение — быть может, на генетическом уровне я всегда была готова принять правду — и ныне страх теснили из души иные силы, впитавшиеся в тело вместе с провидением. Нет, не провидением. Приказом.

— Идем, Сиггрид, — взяв меня за руку, Флоки быстро направился прочь из сада, но прежде, чем его покинуть, я вновь взглянула на клен.

На увядшие и опавшие листья.

На неестественно скрюченные корни.

На огромную трещину, разрубившую толстый ствол пополам…

Алмазный Замок, кабинет Его Высочества Флоки Зейрана

Далекий теплый диск заходящего солнца клонился к оранжевой полосе горизонта, покрывая мягким светом каменные дома. Всматриваясь в небо, мягко смешивающее в себе приятные глазу цвета, Флоки давил в душе упрямое чувство тревоги, поселившееся в груди с тех самых пор, как красный клен, испустив слабый дух, превратился в неживое напоминание неизбежного конца. Их не в чем было заподозрить, ведь он увел Сиггрид со двора до того, как туда сбежались садовники, но даже так разливающийся по замку ужас терзал и его мысли.

Никто не был в силах остановить подобную новость, облетевшую за день каждый уголок Империи, и свадьбу благоразумно перенесли, не в силах игнорировать предостерегающий и жестокий знак. Почерневшее дерево, словно молнией разрубленное напополам, одним лишь своим видом вызывало дрожь у самых смелых стражей, и никто более не решался гулять в саду, что ещё недавно привлекал души своей мрачной красотой. Легенда, кажущаяся молодым поколениям интересной сказкой, словно туча, закрыла ясное небо, готовясь в любую минуту обрушить на землю холодный дождь. Газетные заголовки пестрили предостережениями о появлении на землях настоящего монстра, приближенные к власти аристократы вновь и вновь пытались узнать хоть что-нибудь о Горгоне, но Императрица, поддавшись страху, более не выходила из комнаты. Дворец, заполнившись угнетающей тишиной, погрузился в настоящие пучины отчаяния, готовясь не получить удар, а нанести его. Как загнанный зверь, которому больше нечего терять, Алмазный замок, потеряв хладнокровие, жался к стене и скалился, вот-вот норовя прыгнуть и вонзить клыки в противника. Вот только никто не знал врага в лицо…