Возможно, сегодня её не следовало ждать к ужину. Отправляясь на поиски, фея пропадала на несколько дней, возвращаясь, как правило, с грустными вестями и пустыми руками. Быть может, сегодня благоприятный день сулил хороший знак? В глуши, в которой день сменяется ночью, минуя события, обострялось ощущение удивления, стоило произойти чему-то интересному. А сегодня череда происходящего приносила с собой чувство странного удовлетворения, будто бы все началось так, как того и следовало.

Замешательство Короля, появление в лесах другого монстра — все это зарождало внутри предвкушение. Я уже вставила ключ в шкатулку и теперь ждала музыку. Победную музыку. Грустных мелодий я услышала достаточно…

Здесь всегда было тихо, но теперь сменяющие друг друга дни тянулись дольше прежнего, тревожа мысли. Сидя напротив озера во внутреннем дворе, я ждала наступления ночи, касаясь водной глади кончиком белого хвоста. Из-за редкого появления Горгон в этом мире и их скоропостижных смертей, мне приходилось узнавать о себе самой путем проб и, к сожалению, ошибок. Для людей это был обычный монстр, угрожающий всему живому одним своим существованием, а потому не нашлось ни единого ученого, посмевшего рискнуть всем для изучения столь странного вида. Побег в Империю нагов казался мне правильным решением — среди всех рас планеты они более всего походили на меня — однако, прожитые десятилетия, наполненные думами, не позволяли возлагать на чужую страну особых надежд. Если наги знали о том, что Горгона рождается на этих землях, оставили бы они её на произвол людской жестокости? Узнать это, пребывая в золотой тюрьме, я не смогу.

Господин Жорж — последний барон черного рынка, которого отправили на каменную казнь, — был единственной статуей, находящейся в небольшом саду. Будучи невероятно харизматичным мужчиной и прекрасным любовником, Жорж пожелал пробыть в храме дольше, чем кто-либо из предыдущих гостей, но стал камнем, попытавшись сбежать. Его знания были ценны тем, что обходили закон, и множество туннелей, сеть которых пронизывала Королевство, как паутина, были мне известны в достаточной мере. Ныне они кишели змеями, нашедшими подобное место вполне комфортным, и были важной частью плана, который я претворяла на самодельной шахматной доске.

Срок, отведенный для жизни Горгоны, неизвестен — его прерывали одним взмахом меча. Была ли вероятность существования одновременно двух Горгон? Навряд ли, и это предстояло выяснить, так как прекрасный Жорж не мог иметь детей. Мои намерения были амбициозны и казались почти неосуществимыми, но чем больше я думала об этом, тем больше хотела претворить собственные идеи в жизнь. Поставленные цели имели обходные пути достижения, и, кажется, я, в самом деле, была готова ко всем сложностям, не надеясь на то, что все пойдет как по маслу.

Прошла уже неделя, но Лагерта так и не вернулась в храм, что, в целом, не подрывало моего к ней доверия. Но письмо, оказавшееся на пороге на следующий день, оказалось приятным сюрпризом, ведь на нем красовалась яркая королевская печать. Я ждала вестей от Короля гораздо позднее — все же он казался враждебно настроенным — но, полагаю, произведенного в первую встречу эффекта оказалось достаточно, чтобы зародить не только смуту, но и противоречивую симпатию. Люди были странными: то, что пробуждало в них страх, манило их с непреодолимой силой. То, что не могло им достаться, вызывало в душе яростное желание обладать, и не было ничего приятнее, чем чувствовать полную власть над тем, что неподвластно более никому. Я оказалась права в собственных выводах. В письме Вестмар предупреждал о том, что прибудет следующим утром.

Я встретила его в голубом платье с полупрозрачными руками и глубоким декольте, удовлетворенно наблюдая за его невозмутимым видом. Свой визит он обосновал срочным обсуждением дополнительного места для прибывающих преступников, но за чаем говорил о веяниях моды и открывшемся театре, строительство которого было начато ещё его отцом. Его манера речи была насмешливой и язвительной — он вновь и вновь указывал мне на моё место — но одно то, что он прибыл сюда спустя столь короткий срок, говорило о том, что смертоносный взгляд Горгоны, в самом деле, был светом для порхающих мотыльков. Вестмар ушел сразу после того, как рыцарь известил его о погрузке двух статуй принцев в телегу, а после вновь напомнил о себе через два дня, прислав в дар сапфировое ожерелье.

Лагерта передала через змей послание, что выслеживает спрятавшуюся в горах мантикору, и вновь дни потянулись друг за другом с невыносимой медлительностью, словно бы звезды намеренно прятались в своих чертогах, задерживая наступление ночи. Занимаясь игрой на музыкальных инструментах и сцеживанием ядов, чтением старых трактатов и танцами посреди огромного пустого зала, я пыталась скоротать время жестокого ожидания, но фея молчала, а Король, погруженный не то в дела своей страны, не то в собственные мысли, более не появлялся.

Прошло ещё две недели прежде, чем храм вновь наполнился чужими голосами и запахами, и Лагерта, постучавшая в мою комнату поздним вечером, выглядела измотанной и порядком испачканной. Она сильно исхудала за это время, но уверенно стояла на ногах, изредка поглядывая на грязный подол платья. Склонив голову, фея смущенно крутила в пальцах сальную прядь длинных волос, а после отошла в сторону, давая мне возможность рассмотреть ещё одного гостя, появление которого сулило мне возможного союзника.

Это был высокий юноша, но слишком худощавый, отчего я могла отчетливо увидеть все его ребра даже на расстоянии. Из одежды на нем была только посеревшая повязка прикрывающая низ, а длинные взлохмаченные волосы прятали в своей каштановой густоте прижатый хвост, кисточка которого выглядывала из-за правой ступни. Он выглядел испуганным и постоянно озирался, избегая моего взгляда, но стоило Лагерте бросить в его сторону крепкое слово, как юноша тут же покорно сел в кресло, сложив на острых коленях свои костлявые руки.

Мантикоры были горными монстрами, а потому, куда бы их ни гнали охотники, они вновь и вновь возвращались в привычный ареал обитания, где инстинктивно пытались собраться в стаю. Безусловно, подобное было невозможно. Архимаг Донтан, проводивший подробные опыты на пойманных мантикорах, поведал мне о своих исследованиях, в ходе которых выяснил ценность и опасность отлавливаемых созданий. Огромные львы с кожистыми крыльями и жалом скорпиона отличались крепкой почти непробиваемой шкурой, что сделала их желанным объектом всех рыцарей. В большом жале копился сильный яд, убивающий за секунды, а громкий рев обладал устрашающим и оглушающим эффектом, благодаря которому мантикоры выигрывали себе время для побега. Вопреки всем слухам эти существа не были агрессивными и избегали сражений при любой возможности, начав нападать на людей только тогда, когда численность крылатых львов сильно сократилась.

Тот, кто сидел напротив, нервно виляя хвостом, не был молод, пускай и выглядел таковым из-за внешности. Его янтарные глаза с вертикальным зрачком блуждали по комнате, останавливаясь на шкурах диких зверей, и сам он выглядел так, словно был готов сбежать из храма при малейшем неугодном звуке. Этой пугливостью он напоминал домашнего кота, который предпочтет коробку большой комнате.

— Вы же не сражались? — обратилась я к Лагерте, и та отрицательно покачала головой.

— Нет, моя Госпожа. Он бегал от меня все это время, а, когда попался, не сразу согласился на ваше предложение. Йоргаф — это его имя — наивно полагал найти в горах других мантикор.

Юноша недовольно цыкнул, но не произнес ни слова, признавая молчанием правоту сказанных слов.

— В этих горах не осталось никого, кроме нас, — ответила я вкрадчиво, замечая на лице мантикоры печальную тень. — И потому я попросила Лагерту найти нового гостя до того, как это сделают люди.