Пусть даже собственный крик не переставая звучит в голове, а горло саднит – и кажется, что вот-вот выхаркаешь легкие.

Протягиваю дрожащую руку и срываю с головы Пожирателя капюшон.

Существо дергается, пытается укрыться то ли от моего взгляда, то ли от падающих с неба капель. Его они тоже жалят с той же жестокостью, что и меня. И, признаться честно, вид твари, изнывающей и корчащейся от боли, неимоверно радует. Кажется, даже моя собственная боль отступает на несколько мгновений.

А потом его голова дергается – и я вижу его лицо, вижу широко распахнутые глаза и перекошенный в немом крике беззубый рот.

Я знаю это лицо… Хоть сейчас оно сильно искажено.

Тонкие губы растягиваются в подобии то ли улыбки, то ли оскала – и снова что-то пытаются произнести. Ни звука.

Подземный толчок такой силы, что раскалывает все вокруг в мельчайшее крошево. Больше не за что держаться, не по чему ползти. Мир перестает существовать, сваливаясь внутрь самого себя.

Я падаю в зловонную раскаленную бездну, где нет и не может быть ничего живого. И все же там что-то ворочается и протяжно стонет. Что-то, что с нетерпением ожидает моего скорого падения. А я могу только скукожиться до состояния эмбриона и закрыть глаза.

Лишь бы только все поскорее закончилось.

Глава шестидесятая: Изабелла

Я очень долго и будто нехотя выкарабкиваюсь из тяжелого сна. Знаю, что сплю, знаю, что могу проснуться, но не в силах этого сделать. Точно изо всех сил работаю руками и ногами, пытаясь выплыть на поверхность безбрежного океана, но что-то цепко держит, тянет обратно – в темноту, холод, неизвестность.

Когда осознаю, что кто-то трясет за плечо, наваждение спадает само собой.

Открываю глаза и не сразу могу сфокусироваться на лице человека, что склонился надо мной. Сначала мне кажется, что это Анвиль, потом его черты заменяются безликими чертами существа с черными провалами вместо глаз, затем там появляется… Лаэрт? И лишь потом сухое бородатое лицо вождя ллисканцев.

Увидев, что я очнулась, ллисканец тут же отступает.

— Твой крик пробудил весь лагерь, королева Артании, - говорит он.

Приподнимаюсь на локтях. Затылок тяжелый, точно пудовая гиря.

Ох, да он не один – сразу за его спиной пара моих охранителей, а у входа в шатер толпится еще несколько ллисканцев.

— Простите, Ваше Величество, - говорит один из охранителей, - но вы не просыпались.

— Все хорошо, - пытаюсь уверенно улыбнуться, но получается прискверно натянуто. – Мне иногда снятся кошмары.

Вождь пристально смотрит мне в лицо и хмурится. Очень нехорошо хмурится. Потом оборачивается и что-то говорит своим людям. Черех пару минут передо мной стоит стакан с каким-то пахучим травяным отваром, а сами ллисканцы исчезают.

— Нужен разговор, - говорит вождь.

Ну вот, а я уж было подумала, что мне показалось – и он ни в чем меня не подозревает. Мало ли кому что снится?

Вообще, очень не уверена, что оставаться наедине ночью с чужим мужчиной – это правильно. Несмотря на верность горных варваров, я понятия не имею, что они могут рассказать Анвилю. И если мужу я верна целиком и полностью, то из таких вот донесений у него могут возникнуть совершенно неверные подозрения.

— Пройдемся, - предлагаю альтернативу, - хочу проветриться.

Ллисканец кивает.

Набрасываю на плечи тяжелый меховой плащ – и иду на выход.

На улице прохладно – и дышится почти свободно. Кажется, я начинаю привыкать к местным ароматам, теперь все эти гнилостные миазмы, что время от времени накрывают лагерь, вовсе не заставляют меня брезгливо морщиться. Хотя, будем честны, сейчас воздух действительно чистый.

Дышу с наслаждением.

— Я слушаю, - говорю ллисканцу, намекая, что молчаливая прогулка меня не очень устраивает.

— Ты не одна, - слышу странное в ответ.

И не поймешь – то ли вопрос, то ли утверждение.

— Не одна?

Он молчит, точно хочет сказать что-то очень неприятное.

— Твои руки… - снова смотрит на меня. – Что с ними? Вчера они были чистые.

Да какого ему не так?

Руки как руки!

Распахиваю плащ и выставляю на обозрение ладони.

И тут же теряю дар речи.

Кожа на руках раскраснелась и явно сильно раздражена, хотя и не болит, но, главное, тут и там видны черные отметины, точно оставленные сигаретными бычками. И вокруг каждой отметины – тонкая сетка из поврежденных кровеносных сосудов.

И не видела всего этого, когда проснулась. Просто не смотрела.

А он обратил внимание.

Надо думать, что-то подобное в изобилии найду и на спине.

Резко прячу руки обратно под плащ, осматриваюсь на чистом автомате, боясь, что отметины увидит кто-то еще. Хотя понятия не имею, чего именно боюсь. Что обвинят меня в одержимости и утопят в болоте? Но так, вероятно, уже бы обвинили. Наверное. Да и что такого в этих ранках? Подумаешь, обожглась… где-то как-то почему-то.

— Очень давно в этом мире было большое зло, - говорит ллисканец, не дожидаясь моего ответа. - Много крови, много смертей. Никто из ныне живущих точно не знает, что это за зло и откуда пришло. Но древние сказания говорят… - он замолкает и на какое-то время отводит взгляд в темноту, точно в состоянии там что-то увидеть. – Сказания говорят, что зло обязательно снова вернется. И снова будет кровь, снова земля покроется ядовитыми язвами и взвоет от боли. Но прежде, появится тот, кто станет говорить со злом. Тот, на чьем теле появятся черные отметины.

Ой-ой.

— Это был просто кошмар, королева Артании?

Отрицательно мотаю головой.

Понятия не имею, что он сделает, узнав правду. Но он доверился мне и поверил, встал на мою сторону в борьбе с мятежниками Артании. Как теперь могу врать ему в глаза?

— Нет, не просто кошмар. В горах его зовут Гуур Дхар – Пожиратель снов.

— Что ему нужно?

— Боюсь, все то, о чем сказал ты сам – он хочет убивать.

— Он уже кого-то убил?

— Насколько мне известно, да, было одно нападение. Уничтожен замок и несколько деревень вокруг.

— Только одно нападение?

— О других мне не известно.

— Я никогда по-настоящему не верил в эти сказания, - вождь ллисканцев неожиданно улыбается. – А теперь получается, что все мы – их часть.

— Я бы очень хотела сказать, что ты ошибся, но это будет неправдой.

— Злу нужно время, чтобы вернуть прежние силы. Поэтому оно постарается не показываться в нашем мире. До поры. А потом его будет не остановить.

— Но как-то ведь его остановили раньше?!

— Да. Но мне не известно, как. Но я узнаю. Если кто-то среди ллисканцев вообще знает.

Некоторое время стоим молча.

— Он что-то предлагал тебе, королева Артании? – спрашивает вождь.

— Да. И я ответила отказом.

Ллисканец криво ухмыляется.

— Смело и безрассудно. Возможно, стоило согласиться.

И уходит, оставив меня наедине с собственными растрепанными мыслями.

Что это вообще было? Нет, не разговор с вождем – произошедшее во сне. Пожиратель разыграл для меня спектакль? Но зачем? А если ему действительно было столь плохо? Если весь сегодняшний кошмар – это отражение его состояния? Ему было больно – очень больно. А если ему можно причинить боль, значит, его можно и убить.

«Воспарившая Луна…» - вспоминаю единственные слова, что были произнесены другим голосом. И теперь я точно знаю, чей это был голос. Слышала его, куда более уверенный и надменный, в одном из своих видений – в личной башне Лаэрта. И именно Лаэрт смотрел на меня, когда сорвала с Пожирателя капюшон. Смотрел как-то странно – будто с надеждой. Исхудалый, осунувшийся, с болезненно-бледной кожей, натянутой на острые скулы. Даже близко не тот холеный человек, что с легкостью и даже удовольствием изуродовал собственную жену.

«Что ты хотел мне сказать?»

Да, я помню эту легенду. Разумеется, помню. Благодаря памяти настоящей Изабеллы.

И что из этого?

Мне стоит воспринимать ее всерьез?