— Я знаю, что ты встречалась с ним, - это уже не голос человека, это рык, глубокий и раскатистый, точно накрывающая с головой лавина. – С ублюдком Анвилем. Вас видели вместе!

— Кто бы тебе что ни сказал – это ложь, - Изабелла находит в себе силы выдержать его взгляд. – Я ни разу не видела Анвиля с тех пор, как дала тебе свое согласие.

— Так ли это, Ваше Величество? – скалится король – и его ощеренные зубы больше походят на бритвенно-острые клыки. – Не вы ли любили это ничтожество? Не вы ли вздыхали по нему и мечтали разделить с ним постель?

— Я не делила постель ни с кем, кроме вас! – в голосе Изабеллы прорезается сталь. – И вам это известно лучше, чем кому бы то ни было.

— Верные мне люди утверждают обратное. Не далее, как месяц назад вы изволили посетить монастырь пресвятой Евгении. Или вы и это будете отвергать?

— В монастыре я действительно была, но вы об этом знали заранее. Я совершенно точно говорила вам о поездке и никакого секрета в этом никогда не было.

— Конечно, - растягивает гласные Лаэрт, - единственное, о чем вы забыли мне сообщить, что в это же самое время там молился ублюдок Анвиль.

— Его там не было! - неожиданно громко, почти криком. - А если бы даже и был - я давала вам клятву пред ликом Безначального отца нашего. И если для вас, дражайший супруг, клятва Отцу нашему не значит ровным счетом ничего, то для меня она - закон.

Он нависает над королевой - огромный, широкоплечий, с глазами-углями, из которых черными клубами струится удушливый дым. Уже почти не человек - зверь, сосредоточение мощи и ненависти, которые выплескиваются через край давно уничтоженного самообладания.

— Я! Вам! Верна! - По словам, срывая горло, с текущими по щекам слезами. - Или значение слова «верность» вам не известно? Как и вашим любовницам. Вы смеете бросать в меня грязью, в которой давно увязли с головой. Нет! Верьте, кому хотите. Даже вашим шакалам, что рады стаскивать к вашим ногам всю падаль, которую только отыщут по углам Артании. Но не смейте, слышите, не смейте марать мое честное имя! Не вам, человеку без чести и совести, раскрывать на меня свою грязную пасть!

Последние слова королева произносит почти шепотом. Ее плечи опадают, а руки висят вдоль тела неподъемными плетями. Она едва стоит на ногах, а потому вынуждена облокотиться о спинку стоящего возле стены кресла.

— Вы сошли с ума, - кивает на стену, испещренную странными символами и росчерками, больше походящими на какие-то оккультные фигуры или одну большую фигуру.

Это не пентаграмма, это нечто куда сложнее и тоньше в исполнении.

— Я смотрю в будущее, - неожиданно ровным голосом отвечает Лаэрт. Тени, еще недавно исходящие в агонизирующих танцах на стенах, опадают, а потом исчезают без следа. Исчезают и призрачные рога на голове короля. Теперь о его недавней ярости напоминают только едва тлеющие глубины глаз. - В отличие от вас. Что ж, я надеялся на вашу откровенность, но теперь она уже не имеет значения. Я убью вашего любовника. Сотру с лица земли его замок и засыплю его землю солью. Я уничтожу память о нем. В том числе - в вас самой.

Изабелла бледнеет. Видно, как старается сохранить лицо, но нервы подводят ее.

— Я сама убью тебя, если посмеешь причинить Анвилю вред.

— Сделайте милость, Ваше Величество, развяжите мне руки и помогите поскорее стать вдовцом.

Его глаза вспыхивают, вся комната озаряется кроваво-алым пульсирующим светом.

— Никогда не смей угрожать мне, женщина! – от рокота его голоса, кажется, вот-вот рухнет потолок.

Лаэрт шагает к жене и касается ладонью ее щеки. Движение абсолютно неопасное, больше похоже на то, как любящий муж хочет приласкать свою жену.

Изабелла кричит. Отчаянно, надрывно.

И я чувствую вонь горящей плоти.

Он держит ее свободно рукой, а она бьется в его хватке, падает на колени – и только тогда Лаэрт прекращает пытку. Лицо Изабеллы – окровавленная открытая рана, за которой даже не видно глаза.

Меня все же разрывает на части и выбрасывает в раскаленную пропахшую кровью реальность.

Долго валяюсь на пыльном полу, пока обретаю силы хотя бы открыть глаза и тут же снова зажмуриваюсь - дневной свет полосует по сетчатке, точно в полдень взглянула на солнце.

Во рту противно от кислого привкуса - набираю в легкие воздуха и кое-как сплевываю перед собой вязкую красноватую слюну. Надеюсь, за всем этим безумием просто прикусила себе язык. Если кровь поднялась из легких – дела мои не очень хорошо.

Собственное лицо так сильно пылает фантомной болью, что даже касаюсь его пальцами. Нет, крови нет, шрам на месте.

Какой ужас!

Как она кричала!

Глава семнадцатая: Изабелла

Наверное, впервые пошевелиться решаюсь не раньше, чем минут через двадцать. А то и больше. Ощущение времени какое-то скачкообразное, точно выключаюсь и снова включаюсь, причем сама не понимаю, когда это происходит. Но, в конце концов, все же усаживаюсь прямо на пол, немного прислоняясь к креслу.

Сволочь! Урод и сволочь! Историю появления шрама Изабеллы я могла предположить какую угодно, но только не намеренное истязание ее со стороны мужа. Так и хочется сказать: чтоб ты сдох, тварь!

Хорошо, что уже сдох.

Как после такого они вообще еще могли жить вместе? Неужели настолько сильны традиции и прочая хрень, что обязывает терпеть до самого гроба? И плевать, как и что с тобой делает муж.

Надо успокоиться и попытаться осознать, что произошло.

Передо мной та самая стена, на которой в своем видении видела странный и сложный рисунок. Сейчас же от рисунка не осталось почти ничего - лишь едва различимые очертания. Его явно очень старались уничтожить, но все же делали это второпях, а потому не успели довести задуманное до завершения.

Рисунок из видения очень отчетливо отпечатался у меня в памяти. Сравниваю его с тем, что вижу сейчас. За исключением нескольких росчерков и небольших символов – они идентичны, но все же не на сто процентов. Важно ли это? Не имею ни малейшего понятия. Что это вообще? В моем понимании различного рода пентаграммы рисуются на полу. Я даже близко не эксперт во всех этих оккультных забавах, но, скорее всего, причины рисования на земле – в банальном удобстве в плане всякого дополнительного оформления. Свечей там, камней, крысиных хвостов и прочих перьев.

Как бы то ни было, но рисунку на стене Лаэрт уделял значительное время. И, насколько я могу судить, до последнего дорабатывал его. Добился ли желаемого итога? Я бы предположила, что нет. Иначе зачем стирать? Возможно, разочарование в собственных выкладках или предположениях.

А интересно, король действительно обосновано обвинял Изабеллу в измене? Ну, то есть если в том монастыре каким-то образом оказался Анвиль, а когда-то они любили друг друга, то могло ли между ними что-то произойти? К тому же, я же правильно поняла, что на тот момент Изабелла уже была в курсе похождений своего супруга? То есть могла банально отомстить.

Я не хочу думать о ней плохо. Исходя из того, что только что увидела, королева мне понравилась. Я бы на ее месте точно от страха едва ли смогла бы сложить пару слов. А настоящая Изабелла говорила четко и уверенно. Я уж молчу об ее угрозе. Вряд ли она была высказана с четким пониманием возможных последствий, но угрожать дракону – это нечто.

Странная насмешка судьбы – угрожала убить одного дракона, а по итогу попыталась убить другого.

Ох, сложно-сложно. Не Санта-Барбара, конечно, но для моих мозгов вполне достаточно, чтобы начать закипать.

Я отдыхаю еще немного, а потом продолжаю осмотр комнаты. Мне очень нравится узнавать что-то из прошлого Изабеллы, нравится выуживать крупицы информации, которые потом можно попытаться осознать. Но мне очень не нравится тот способ, которым Изабелла «делится» со мной своими знаниями. А можно чуть менее болезненно? Сейчас надеюсь, что не случится еще одного провала в прошлое. Я просто одним глазком посмотрю записи Лаэрта, вдруг в них тоже есть что-то интересное.