— Иди, — произнес Кот-Ученый.
Там, впереди, продолжал говорить кто-то — тихо, с паузами, явно переводя дыхание…
— Иди же! — скомандовал эксперт и для убедительности подтолкнул ее лапой в спину.
Она открыла дверь и механически шагнула в палату. И застыла.
Маги обернулись и, как по команде, засуетились, вставая и торопя друг друга к выходу.
— Настя… — выдохнул Влад тихо и повторил: — Настя…
Она молчала.
Ей показалось, что на него надет странный белый бронежилет, потом она сообразила, что конструкция слишком тонка для броника…
Подошла к нему. Протянула руку и осторожно дотронулась до его щеки, не веря своим глазам. Присела на стул.
— Ты… чего?! — улыбнулся он и взял ее за руку. — Ну… чего… ты?..
— Самые чистые слезы — слезы счастья! — с пафосом изрек из-за спины Кот-Ученый.
— Кот! — рявкнула Настя, вскакивая и разворачиваясь. — Немедленно прекрати!!!
— Все-все, исчезаю! — пробормотал названый брат, прикрывая за собой дверь, потом открыл ее снова и бросил ехидно: — Зато сразу поверила в реальность!
«Тьфу! — Насте было и обидно, и смешно одновременно. — На кого я злюсь?..»
— Тебе плохо? — спросила она, снова усаживаясь и вкладывая свои пальцы в ладонь Влада. — Болит?
— Нет… К дальнейшему… прохождению… службы… годен… — Он улыбался. — Корсет… тугой… говорить… тяжело… ребра… сломаны… Срастутся…
— Тогда молчи, хорошо? Давай просто посидим…
«Ну да, не больно ему! — Настя вспомнила одноклассника, как-то свалившегося с дерева и тоже сломавшего ребра. — Герой нашелся…»
От этой мысли в груди стало почему-то очень тесно и горячо, и Настя обнаружила, что снова дрожат губы и на глаза наворачиваются слезы. Пытаясь спрятать их, она отвернулась и вдруг заметила, что под одеялом у него одна нога толще другой. Влад заметил ее взгляд.
— Перелом… Ничего… страшного…
«Ну-ну… Я все равно у врача спрошу!» — твердо решила она.
— Ну хорошо… — угадав ее мысли, Влад возвел очи горе и попытался демонстративно вздохнуть над ее недоверием. — Сложный… перелом… Но собрали… так… без операции!..
Он потянулся, чтобы скинуть одеяло и показать ей, что гипс обычный, но не смог сдержать гримасу боли, и Настя сразу сдала назад:
— Верю, верю! Лежи!
Снова откинувшись на подушку, он потянул ее за руку к себе, и она очень осторожно, боясь нечаянно причинить ему боль, обняла его и приложила щеку к корсету. Кожу слегка защипало: корсет был магическим. Она потянулась, обхватила его голову ладонями и тихонько поцеловала…
Дверь грохнула, разрушая их мир.
— Ну, вот они, голубчики! — в палату бесцеремонно вошел Хватов, и сразу стало тесно.
Вслед за ним бочком вдвинулись Кот-Ученый, Хранители и еще кто-то знакомый в мундире ФСБ.
— Рад, рад видеть тебя в добром здравии, Влади́слав Сигизмундович! Ну, почти в добром… А уж тебя, дорогая моя Анастасия Ромуальдовна! — грохотал председатель Союза реципиентов и зампредседателя Общества досточтимого Грааля вампирского. — Даже сказать не могу, как рад!
«Это что? — пронеслось в голове. — Это я ему теперь должна подчиняться или он мне?»
Хватов, похоже, не считал ни так, ни так.
— Новых звезд на погонах не обещаю, Влади́слав Сигизмундович, — это уж как они сами решат. — Он кивнул подбородком в сторону эфэсбешника, и Настя вдруг узнала мага Тарасова из отдела специальных энергоинформационных операций. — Начальство, правда, пока временное… Но поощрение будет. И ты еще старое, по линии «Захвата», не получил, помнится…
— А Звонков? — вырвалось у Насти.
— Отстранен, — сухо бросил Тарасов. — Но я сам не задержусь, люблю оперативную работу. Пусть другого ищут.
— Теперь с тобой, Анастасия, — продолжал Иван Силантьевич. — Сейчас будет пресс-конференция, прямо тут, в вестибюле на первом — в Китеже ни одного приличного здания не осталось, а в Лукоморье их и не было никогда. Слушайте, чтобы ни слова! Никто! Даже полслова! Шепотом! Даже просто губами!!! О новой жрице! Понятно?!
Он грозно оглядел присутствующих. Все, включая Настю, кивнули.
— В святилище Рода противника собрала непреодолимая магическая сила! Формулировка ясна? И все! Пусть что угодно думают, хоть что это наше новое секретное оружие, хоть что… Ни слова!!!
Собравшиеся молчали.
— Надо серьезно подумать об охране и защите твоей, Анастасия…
— У меня и так… — Настя хотела напомнить о наружке, но Влад вдруг сжал ее локоть:
— Она… теперь… всегда… будет… под защитой…
И Настя вдруг поняла, что он поклялся. Дыхание замерло, она смотрела на него потрясенно…
— Э нет, друг дорогой! — Хватов покачал головой. — Доведу до вашего сведения… гм… сложившееся мнение. Если что, можете вот у Вадим Михалыча потом уточнить. — Он снова кивнул на Тарасова. — Во-первых, Влади́слав Сигизмундович, тебя никто от службы не освобождал и не освободит — ни в «Захвате», ни в отделе. Во-вторых, пришли к выводу, что вам… гм… надо предоставить свободу действий… — Хватов вдруг заметно смутился и даже покраснел: — Э-э-э… Свободу действий… гхм… гхрм!.. в отношении друг друга… Ну, чтобы ничто не мешало…
Концовка вышла скомканной.
Внезапно у Насти все похолодело внутри от простой и очевидной мысли. Надежды снова рухнули…
«Какая свобода действий?! Я жрица. Это навсегда. Мы никогда… Никогда… Не сможем… А он поклялся!..»
— Эй, дево Анастасия, ты чего? — наклонился к ней Кисмерешкин. — Чего опять плачешь-то?
— Я жрица… — захлебываясь слезами, всхлипывала Настя. — Как же я могу… Я одна!.. должна быть…
Рыдания душили, она даже не могла сформулировать внятно, что хотела сказать…
Но Иванов вдруг понял, в глазах возникла лукавая искорка:
— Эко ты удумала’т, а?! Ты серьезно, что ль?! Ну ты даешь! На Граале’т, чай, видала, что написано? Али Грааль’т подменили с тех пор, как я сам к нему ходил в последний’т раз? — Он уже откровенно смеялся. — «Жить нежити» написано’т, чай! Верно? А что такое жить? Это, к примеру вот, любить… Замуж, чай, выходить’т, детей рожать…
— Учиться! — вставил Кот-Ученый.
— Дево, ты всерьез?! — до Кисмерешкина тоже дошло, и он расхохотался басом. — У Грааля жриц триста лет почему не было? В ересь аскезы[1] последняя впала, дура! Потомков не оставила! Слава богам, ты из какой-то побочной ветви нашлась!
— Ой, уморила, Анастасия Ромуальдовна! — подняв брови, помотал головой Хватов и глянул на часы, поддев рукав пиджака. — В общем, заканчиваем здесь, други мои, пойдемте на прессуху[2]. И так задержались. С тобой, Настя, конкретно решим после, без охраны не останешься. А пока — оставь своего героя, прошу, это ненадолго. Ты у нас, знаю, временным секретарем пресс-службы Китежского гарнизона была? Вот с часок еще побудешь полноценным пресс-секретарем: ты телегеничная. Сейчас бумажку дам, ознакомишься, что говорить. Давайте, идем, сограждане россияне…
— Не рискованна’т идея — Анастасию сейчас нам светить’т, чай? — засомневался Иванов.
— Э-э-э, Элешке, опять ты ничего не понял, чуваш — земля квадратная! Она же уже в Китеже засветилась! — отозвался, выходя из палаты, Кисмерешкин и махнул ручищей в рыжих веснушках. — Так и так узнают — хотя бы те супостаты, которые в Куб проникли! Вернутся обратно в Цитадель — их там всех допросят! А она и не при делах, раз свободно по телику вещает! На самом видном месте спрячем…
[1] Аскеза — сознательное ограничение себя, лишение каких-либо жизненных удовольствий. Практикуется у монахов в духовных целях.
[2] Прессуха — на журналистском сленге пресс-конференция.
Глава 40
«Бумажка» Хватова была составлена гениально, что и говорить. Перечитав ее несколько раз, чтобы подготовиться, Настя почувствовала зависть — нет, не к неведомому автору из пиар-службы, а к защитникам Китежа. По тексту выходило, что она пропустила все самое интересное, а этого интересного оказалось очень и очень много!
