Замираю. Подвисаю.

— Ты мне всю ночь стихи свои декларировал! — выдает на полном серьезе, открывает рот и беззаботно ловит танцующие на морозном воздухе снежинки.

Какого… Да не может быть! Я не стал бы читать ей эту дичь!

— Стоп, что это? — в ее голосе звучит наигранная тревога. — У тебя скулы порозовели, Ян? Или мне кажется?

Непроизвольно вздрагиваю, когда она дотрагивается до них подушечками пальцев. Нежно, ласково и осторожно. Еще и глазищами своими терзает так, что меня наизнанку выворачивает.

Каждую мышцу тремором сводит. Сердце заходится рваными стуками. Кровь громыхает неистовой пульсацией в ушах.

Сглатываю.

Смотрю на нее. Смотрю.

Все. Закоротило…

Стремительно наклоняюсь к ней ближе.

— Ты просил впустить твоих демонов, — выдыхает прямо в губы и одновременно с этим выставляет между нами руку, не позволяя ее поцеловать. — Я должна знать, если впущу, — переходит на взволнованный шепот, — что получу взамен?

Поднимаюсь. Резко ставлю девчонку на ноги. Поправляю на ней шапку, натягивая ее плотнее на уши. Потуже завязываю шарф. Беру за руку и веду назад к дому.

Пока идем, молчу.

«Если я впущу их, то что получу взамен?»

Это не вопрос, это выстрел.

Что в действительности я могу дать ей? Довольно глупо было бы не признать, что Дарина слишком хороша для меня. Во всех смыслах…

Сергей паркует машину прямо около ступенек. Выходит, поправляет ворот пальто, здоровается с Арсеньевой и протягивает мне руку.

Именно его приезд позволил поставить на паузу тот серьезный разговор, к которому нам с ней придется вернуться позже.

— Ты один?

— Роман остался с матерью в больнице, — произносит он, разуваясь.

— Как… Савелий? — выдавливаю из себя через силу.

— Никак, к сожалению, — отводит взгляд и рассеянно хлопает меня по плечу.

— Можно будет к нему завтра приехать? — робко интересуется Арсеньева.

— Можно, Даш. Игорь и Марьяна где?

— Там, на кухне.

Беркутов-старший кивает и проходит в дом.

Меня же будто гвоздями к полу прибили.

Как Савелий?

Никак, к сожалению.

Это все?

— Ян, — Даша настойчиво тянет за рукав. Сама снимает с меня куртку. Приседает. Развязывает шнурки на ботинках.

Шнурки. На ботинках…

В гостиной опускаюсь на ковер. Какое-то время смотрю на потрескивающий в камине огонь. И даже он сейчас не вызывает привычного содрогания. Может, потому что внутри меня черт знает что творится. Авария, сравнимая разве что с взрывом атомной электростанции.

Боковым зрением выхватываю движение слева от себя.

Арсеньева. Подходит. Ладонь к моему лбу прикладывает. Тягостно вздыхает, и сует под мышку градусник.

Будто сейчас это имеет значение…

Она заставляет меня выпить колеса от температуры. Я, в свою очередь, достаю с полки покрытую слоем пыли «Снежную королеву». Не говоря ни слова, протягиваю девчонке книгу, укладываюсь на диван и без спроса пристраиваю голову у нее на коленях.

Не протестует, чем я нагло пользуюсь. Послушно начинает читать вслух и в какой-то момент, увлекшись, принимается перебирать пряди моих волос. По привычке, наверное…

Долго-долго слушаю ее мелодичный голос. Мутным взором слежу за подрагивающими языками пламени и без конца думаю о маленьком человеке, за жизнь которого готов отдать, что угодно. Знать бы к кому идти с такими жертвами. К Богу или к самому Дьяволу. Кто подсказал бы…

Веки тяжелеют, глаза закрываются, но хоровод беспокойных мыслей не дает покоя. Мучает и мучает. Воспоминаниями. Коих так много, что все в моем воспаленном мозгу не помещаются.

Чудик, куда же ты собрался так рано…

Устал?

Не можешь больше бороться?

Много лет назад ты спас меня от саморазрушения. Потому что с твоим появлением как-то резко абсолютно все переменилось. Заиграло яркими красками. Обрело вдруг смысл.

Странное дело. Никогда не думал, что после смерти Алисы вновь смогу так сильно к кому-то привязаться. Что смогу оберегать, защищать, заботиться…

Ты всегда так искренне радовался моему появлению. С улыбкой тянул ко мне ручонки. С присущей детской непосредственностью требовал эмоциональной отдачи. Только с тобой это и работало. Только рядом с тобой я переставал быть жестокой, циничной сволочью.

— Ян… — тихий шепот выдергивает меня из тягучего дурмана.

Потираю лицо. Недовольно морщусь.

— Поднимайся. Уже очень поздно.

— Плевать.

— Ноги затекли, — жалуется сконфуженно.

Нехотя встаю с ее колен, и Арсеньева, потянувшись руками вверх, тут же вскакивает с дивана. Разминает пальцами лодыжки. Находит тапочки и уходит, а уже пять минут спустя я отправляюсь следом.

Цепной пес, ей богу…

Застаю ее на кухне. Суетится. Что-то разогревает на плите. Зевая, достает маленькую кастрюлю из холодильника.

— Тебе нужно обязательно поесть, — щебечет, замечая мое присутствие.

Вижу, как загорается экран лежащего на столе телефона. Подхожу ближе и в одно мгновение закипаю. Потому что это опять электрик. А на часах, между прочим, уже почти два ночи.

Тянемся к смартфону одновременно, но я забираю его первым.

— Ян, не надо, — пытается отобрать его, но я уже нажимаю «принять».

— Алло, Даринка-мандаринка, — раздается бодрое в трубке. — Привет! Рад, что ты наконец ответила.

Даринка-мандаринка.

Не могу в ответ не выдать порцию отборной нецензурной брани.

— Кто это? — озадачивается Матвеев.

— Еще раз ей позвонишь или напишешь, вырву тебе руки. Уяснил?

— Кто это? — повторяет, явно растерявшись.

— Клянусь, электрик, так и сделаю, — угрожающей интонацией даю понять, что не шучу. — Лучше не испытывай мое терпение.

— Абрамов, это ты? Я узнал тебя.

— Отличная память, Сережа. Так вот запоминай. Девчонка — моя. Самоустранись или я помогу тебе.

— Перестань, — Даше все-таки удается вырвать телефон из моей ладони. — Что это вообще такое было? — возмущенно пищит, сбрасывая вызов.

— Ты с ним расстаешься, — сообщаю тоном, не терпящим возражений.

Ладно бы кто-то другой! Но как она могла опять связаться с этим чмошником?!

Подозреваю, что меня аж перекосило после нашего с ним разговора.

— Ну приехали! Уже больше года прошло, как мы с Матвеевым расстались! — с глухим стуком кладет свой допотопный аппарат на столешницу.

— Зачем он тогда звонит тебе? — перехватываю ее руку.

— Ну…

— Что ну?

— На него периодически находит, — объясняет, нахмурившись.

— Как это понимать?

— Говорит, что любит и что хочет все вернуть, — бормочет себе под нос.

Любит. Хочет все вернуть. Перебьется.

— А ты? — сильнее стискиваю ее запястье.

— Что я? — поднимает взгляд.

— Ты… хочешь? — дергаю ближе к себе.

— Нет, — таращится на меня как на умалишенного.

— Второй кто такой? Михаил этот, — пережевывая его имя, выплевываю яростно.

— Координатор нашей команды, — отвечает она после небольшой заминки.

— И?

— И? — отзеркаливает, вскинув бровь.

— Арсеньева… — наступаю на нее, предупреждающе сверкнув глазами.

— Ему пятьдесят семь, Ян! — усмехается, качая головой. — Жена, трое детей. Мне продолжать?

— У тебя есть кто-нибудь? — зажимаю ее в углу, перекрыв все пути к отступлению. — Был за этот год? М?

Выражение ее лица меняется в секунду. Все оттенки гнева в нем читаются, а потом она вдруг залепляет мне пощечину. Хорошую такую. Звонкую, тяжелую и отрезвляющую.

— Их было так много, что всех и не вспомню, — цедит ядовито.

Начинает перечислять имена, а у меня бурлящей жижей кровь по венам разносится.

— Ждала значит? — перебиваю, отмечая контузию левого уха.

— Кого? — нарочно, похоже, косит под дурочку.

— Меня. Ждала? — сжимаю худенькие плечи, и от осознания ситуации капитально дурею.

— Глупо, но да, — признается, отчаянно краснея.