Я сделал вид, будто морщусь от дурацкого имени. Ладно, мне для этого даже не пришлось делать вид.

— Ладно, извини за беспокойство, придется идти на поклон к Панацее, — вздохнул я. — Надеюсь, она не завяжет мне глаза в узел за одну невинную просьбу.

Все равно у меня был «больничный» день.

Я забрал из своей мастерской инструменты и реактивы, а также прихватил с собой нейтронную пушку (хотя эта махина довольно много весила, и нести ее было крайне неудобно) и клетку с последним подопытным, не успевшим отдать свою жизнь во имя спасения большего количества жизней людских — то есть с голубой шиншиллой, которую наивный продавец в зоомагазине отдал мне за полцены в обмен на фото.

Только перед самым выходом я вспомнил, что надо вообще-то сначала смыть кровь.

Из-за тяжелого груза мне пришлось не лететь до больницы своим ходом, а ехать на штатном мотоцикле. На таких же ездили все члены Стражей и Протектората, не имевшие рейтинга Движка. По закону, конечно, я еще несколько месяцев не имел права садиться за руль, но маска и статус Стража позволяли избегать вопросов о возрасте.

Входить в больницу все еще было непривычно и странно. Я регулярно посещал ее сколько себя помнил, но исключительно в качестве пациента. Теперь стрелка повернулась на пол-оборота, и я входил в знакомые стеклянные двери, чтобы спасать, а не быть спасенным.

По лестнице я поднялся в отделение интенсивной терапии и первым делом заглянул в кабинет дежурного врача.

— Добрый день, доктор Монтана, — поздоровался я. — Что у нас в меню на сегодня?

— О, привет, Магистерий, — пожилой полноватый мужчина поднял голову от бумаг и слеповато на меня прищурился. — Сейчас гляну, что на тебя ставили… Сегодня немного, только одна запущенная меланома, доставили сегодня утром с южного побережья, и один диабет первого типа, из тех, кого ты просил направлять к тебе.

— Так мало? — я немного удивился. — Что, все остальные терминальные успели умереть за выходные?

— Нет, просто Панацея последние дни работает за двоих. Как приступ у нее какой-то.

— Где она сейчас?

— Здесь была недавно.

— Хорошо. Перешлите истории болезней мне на почту, как обычно. Палаты какие?

— Меланома в двести десятой, диабет в четыреста тридцать четвертой.

Я кивнул и вышел вон. Доктор Монтана не задавал мне лишних вопросов, почему у меня с собой здоровенная бандура, похожая на гибрид гранатомета и садового пылесоса, и клетка с живой шиншиллой. Принес — значит надо, очередные технарские приблуды, которые неизвестно как работают. Разговор с Панацеей предстоял тяжелый, так что я решил сначала разобраться с текучкой, благо ее было немного, и случаи сравнительно легкие, хорошо изученные.

Я дошел до двести десятой палаты, где меня уже дожидались. Иссушенная болезнью до скелетоподобного состояния пациентка лежала с закрытыми глазами, редко и мелко дыша. Ее на протяжении нескольких суток накачивали огромными дозами обезболивающего, чтобы хоть как-то подавить метастатический болевой синдром. Рядом с койкой сидели мужчина и женщина лет сорока-пятидесяти — видимо, родители. Когда я вошел, они подняли на меня удивленные глаза.

— А где Панацея? — спросил мужчина и привстал со стула. — Нам сказали, что лечить Марию будет она.

— Не беспокойтесь, я умею лечить рак ничуть не хуже. Магистерий, Страж отделения Восток-Северо-Восток, — я протянул ему визитку. — Я тоже кейп-целитель, но с немного другим подходом.

Мужчина с сомнением нахмурился, но все же пока решил не спорить, а я погрузился в изучение анамнеза. У меня не было профессиональных медицинских знаний, чтобы понять его так, как понял бы настоящий врач, но я держал в памяти приличный объем данных по прошедшим через мои руки пациентам, и мог соотнести информацию из карточки с ранее использованными методами. Через несколько минут, осмотрев организм пациентки сквозным зрением, я составил карту распространения метастазов, определил цели воздействий и выстроил в уме примерную формулу.

— Ну, начнем.

«Врачебный чемоданчик» по нажатию кнопки разложился в целую мини-лабораторию. Работа Оружейника, своеобразный подарок, нацеленный на повышение моей эффективности как целителя и улучшение оказываемого на общественное мнение эффекта.

— Это еще что? — снова спросил отец пациентки, более резко. — Ты лечить мою дочь собираешься или нет?

— Я готовлю лекарство для нее, и если вы продолжите меня отвлекать, то покинете палату.

— Джефф, не надо, — слабо попросила сидящая рядом с ним женщина. — Он, наверное, знает, что делает.

— Нам обещали Панацею! — повысил голос Джефф. — А это непонятно кто.

— Один, — сказал я, смешивая в пробирке базу для будущего препарата.

Я добавил первую партию компонентов, поместил пробирку в нагревательную камеру и выставил нужный температурный режим. Засек на часах время — семь минут и тридцать семь секунд. Потом смесь нужно будет осадить, отделить осадок, процентрифугировать и использовать самую легкую фракцию.

Как и следовало ожидать, в скором времени отец пациентки снова начал терять терпение. То он раздраженно зыркал по сторонам, то начинал сверлить меня мрачным взглядом, то порывался встать, но в последний момент опускался на место.

— Ну что там, долго еще? — осведомился он наконец.

Я повернулся в его сторону, так чтобы он видел свое отражение в линзах моей маски, и ответил одним словом:

— Два.

— Что два?! Два часа?! Два дня?!

Я нажал на кнопку вызова медсестры, после чего достал пробирку из камеры и всыпал в нее катализатор. В растворе мгновенно набухли хлопья осадка. Я достал еще одну пробирку и принялся сцеживать в нее раствор через десятимикронное ситечко. Когда я поставил ее в центрифугу, вошла знакомая мне медсестра.

— Миссис Имс, будьте так любезны, вызовите полицию.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Этот человек своим буйством мешает мне работать и ставит под угрозу жизнь пациентки.

— Какое еще нахер буйство?! — заорал Джефф во весь голос и схватил меня за плечо. Моя рука сама рванулась к рукояти меча, но я вовремя себя одернул. — Мы месяц в очереди проторчали! Мария могла умереть в любой момент! А теперь вместо Панацеи приходит хрен какой-то, непонятно откуда вылезший!

— Сэр, пожалуйста, успокойтесь! — медсестра решительно влезла между мной и отцом пациентки. — Я понимаю ваше беспокойство, и…

— Что тут за шум? — раздался голос со стороны входа в палату. — А, это ты, Магистерий. И почему я не удивлена?

В дверях стояла Панацея в своей красно-белой мантии, с закрытым белым шарфом лицом. Ее блеклые вьющиеся волосы слегка выбивались из-под капюшона, а глаза казались слегка отекшими.

«Стресс. Недосыпание. Депрессия», — сообщило мне сквозное зрение.

— Я всего лишь пытаюсь делать свое дело, но в моих способностях все еще сомневаются.

— Кто?

Я кивнул в сторону Джеффа. Тот при виде Панацеи немного присмирел и только тяжело дышал. Она покачала головой, подошла к койке и взяла Марию за руку.

— Меланома. Четвертая стадия. Метастазы в костях, кишечнике и лимфоузлах, — сказала она. — Иммунодефицит… последствия химеотерапии.

— По мне не скажешь, но я умею читать. Все это есть в карточке.

Панацея выпустила руку пациентки и повернулась к ее отцу.

— Сэр, вам может показаться, что Магистерий — безответственный придурок, и вы не сильно ошибетесь. Но он достаточно компетентен в своем деле, и когда дело касается лечения, ему можно доверять.

Она ушла, прикрыв за собой дверь.

— Так нам еще нужно вызывать полицию? — уточнила миссис Имс.

— Думаю, это излишне, — я оценивающе глянул на Джеффа. — Я надеюсь на это.

Центрифуга пиликнула сигналом, я достал пробирку и набрал в шприц требуемую фракцию.

— Теперь мне нужно ваше разрешение на применение параспособностей, — произнес я, глядя между родителями пациентки.

— А что, так не ясно? — хмуро спросил Джефф.

— Формальности. Протоколы. Бюрократия.