Я прошел один за другим через еще несколько порталов, спустился на лифте и оказался на «нижнем» уровне базы. Здесь на износ работала Доктор Мама, готовя все новые и новые составы, в глупой надежде простым перебором найти ключ к победе. Но здесь же ковалось и иное оружие.

Клон Героя удостоил меня лишь мимолетного взгляда и неуловимого кивка, когда я зашел в его мастерскую. Уже большая честь. Всех остальных он просто игнорировал, даже Александрию. Помнится, она спрашивала, почему мы решили оживить именно ее, а не Героя… как бы не так. Именно его я, Дельта и Эпсилон попытались вернуть первым. И когда копия открыла глаза, мы на собственной шкуре ощутили, что чувствовала Эми в нашем присутствии. У копии не было ничего общего с человеком, сочетавшим в себе чарующее обаяние Легенды, силу Эйдолона и несгибаемую волю Александрии. Это был агент, довольно убого имитирующий человеческую личность.

Однако сила была при нем, а значит, он мог принести пользу. Мы дали ему площади и доступ к ресурсам, бэкдоры в базы данных Дракон и архив собственных разработок и проектов. Мы даже вернули ему бережно хранимый дезинтегратор настоящего Героя, с помощью которого удавалось создавать имитацию «призрака», которого призывал Эйдолон. Даст ли это достаточный результат, мы узнаем.

Я посмотрел на стоящий в центре мастерской верстак, на котором лежала молодая японка, прикрытая только простыней. Вживленные в мозг электроды удерживали ее в бессознательном состоянии, не причиняя такого обширного вреда здоровью как медикаментозная кома. Наша козырная карта, одна из многих. Пожалуй, одна из мощнейших. Я подошел ближе и коснулся пальцем в перчатке ее щеки. «Наша милая малышка Марш», как ее окрестил Эпсилон. Клонировать Флешетту было бы проще, и может даже эффективнее, однако идея использовать эту силу возникла гораздо раньше, чем мы получили необходимые инструменты. К счастью, Флешетта была частью кластера, и ее «вторая половинка» все еще выживала в той адской клоаке, в которую превратился Нью-Йорк. На добровольное сотрудничество она не согласилась… тем хуже для нее. Клон Героя, которого мы для простоты именовали Антигероем, был не первым, кто с ней работал, и обещал, что успеет закончить проект к назначенному времени.

В другом помещении, отделенном от мастерской псевдо-Героя взрывостойкой перегодкой, трудилась Райли. Вытаскивали мы ее из петли очень неохотно. Больше всего нам хотелось оставить ее там если не навечно, то хотя бы до «дня Д». То, что своей силой она окупала свободу, служило слабым аргументом. Для себя я решил, что жить этой твари не позволю в любом случае, и убью ее, как только из нее больше ничего нельзя будет выжать — а выжимали мы ее так старательно, что Остряк бы прослезился.

Работающие в тандеме Райли, Черепушка и Эми стояли за многими ключевыми проектами, на которые мы возлагали надежды. Тут и воскрешение Героя с Александрией, и вот эти три колбы в три метра каждая. Все три были наполнены амниотической жидкостью и содержали в себе драгоценные сокровища.

Проигнорировав Райли, я подошел к одной из них и вгляделся в черты мальчика, дремлющего внутри. Это лицо не было ни мужественным, ни сколько-нибудь привлекательным, но именно так выглядел бог.

Клоны Дэвида Хокинга, первого Эйдолона. Три штуки. Всего три, потому что только троих мы с Дельтой и Эпсилоном могли контролировать.

Сочетание безграничной мощи и совершенной коммуникации, помноженное на три. Когда я думал об этом, то мне начинало казаться, что у нас действительно есть шанс победить.

Ладно, здесь мне тоже пока делать нечего. Надо идти наверх, но не охота опять тащиться в лифте.

— Привратник, отвлекись немножко, дай дверь на первый уровень, — попросил я.

Передо мной возник портал, причем после небольшой задержки. Мне почему-то представилось, как этот худой пятидесятилетний мужчина с бездонными серыми провалами на месте глазниц недовольно вздыхает и исполняет требуемое. Его жизнь, как и любого 53-го, сложно было назвать счастливой, ему нравилось, когда Кевин читал ему с Ясновидцем вслух, и не нравилось, когда его при этом отвлекали.

Я шагнул через предложенную дверь. Здесь длинный коридор перемежался несколькими дверьми. Рабочие кабинеты Счетовода, Александрии, Сплетницы и мой собственный. Первый безостановочно мониторил обстановку в наиболее важных мирах, координировал действия со второй. Помогала ему в этом Сплетница, которая могла заметить даже то, что проскальзывало сквозь абсолютную аналитическую способность бывшего члена Бойни.

На секунду мне захотелось зайти в кабинет Сплетницы, сказать что-нибудь ехидно-пренебрежительное, заставить ее немного понервничать и напоследок спереть у нее парочку печенек орео, которые она обожала. Нет, не время. Она и так на пределе, подобное ребячество может сказаться на ее работоспособности.

Я миновал коридор, свернул за угол и открыл еще одну дверь, неотличимую от предыдущих.

Для организации мультивселенского масштаба Котел проявлял в быту почти спартанскую скромность, и комната отдыха в этом плане не выбивалась из общего стиля. Длинный стол, несколько кресел и диванов, полка с книгами, бар на стене. Все из одинакового белого материала, созданного силой неизвестного парачеловека. Дельта и Эпсилон уже были здесь, но похоже, что опередили они меня лишь на пару минут. Мы втроем обладали одинаковой силой трансляции, вещания, однако в отличие от Остряка, мы не создавали друг другу помех. Мы действовали буквально на одной волне, в одной фазе, как три части одного целого.

Обе моих копии сидели за столом, посреди которого стояла нетронутая бутылка виски. Оба повернули головы в мою сторону, и во взглядах читался немой упрек: чего так долго, только тебя ждем. Я снял маску и молча сел на свободное место, Дельта откупорил бутылку и разлил виски по стаканам.

Мы пили молча. Нам не требовались слова, чтобы понимать друг друга, мы знали, что чувствуем одно и тоже. Все миры сейчас замерли в страхе перед неизвестностью, но мы понимали, с чем предстоит столкнуться, и потому наш страх был еще сильнее.

— Когда все кончится, — решился нарушить молчание Дельта, покачивая перед собой стакан с янтарной жидкостью, — мне будет не хватать этого пойла.

— Ой, да брось, — возразил я. — Можно утратить что угодно, но не способы приготовления бухла. Можно сказать, что пьянство это двигатель цивилизации.

— Я не про то, чтобы глаза залить. Речь о традиции. Сколько веков пройдет прежде, чем появится нечто подобное, отшлифованное до совершенства?

— Что-то исчезнет, что-то появится, — задумчиво пробормотал Эпсилон. — Меня больше беспокоит не материальное, а крах картины мира в массовом сознании. Операция «Немыслимое» — это способ объединить людей через общую боль, но мне кажется, концентрируясь на сохранении технологий, мы упустили духовный аспект. Моральные ориентиры.

— Тогда тост: за идолов, старых и новых.

Вы одновременно опрокинули в себя стаканы.

— Знаете, я только сейчас осознал, что слово «идол» произошло от «эйдолон».

— Ебать слоупок. Ты точно не бракованный из пробирки вылез?

— Весь в тебя, братишка.

— Какой ты мне еще братишка? Вон нос кривой, ухо вниз съехало, глаза в разные стороны смотрят.

— Так ты на меня смотри, а не в стакан.

— Похоже, вам уже хватит.

— Стой, там еще осталось!

— Да там на донышке.

— Не выливать же.

— Хранительнице проставься.

— Окей, кто на этот раз будет уговаривать ее принять человеческую форму?

Дверь скрипнула и отворилась. Мы разом повернулись на звук.

— Нашли время нализаться, — проворчала Сплетница. — Вы хоть представляете, насколько жутко это смотрится со стороны?

— Жутко — это ты…

— …когда только что встала…

— …и не успела расчесаться, — закончил я.

— Боже, дай мне сил вытерпеть этого триединого уебана, — громко возвестила бывшая (нет) злодейка.

— Мы тебя уже четвертый год терпим, так что не ной.

Наши взгляды сфокусировались на почти пустой бутылке и мы синхронно пришли к единому выводу. Сплетница тут же почуяла неладное, но скорость реакции никогда не была ее сильной стороной.