— В мой дом.

На секунду повисло молчание, губы Кадер удивленно приоткрылись, кажется, она не верила своим ушам.

— Подожди, — повторила она, ничего не понимая. — Чего ты… Ты хочешь… Ты собираешься переспать со мной?

На последней фразе в ней откуда-то появились силы, она прикрикнула и с ненавистью и отвращением взирала на меня, я же не ожидал, что она произнесет это так прямо.

— Что-то вроде того.

— Это ещё что значит? — Она продолжает кричать на меня, почти так же как кричала в кафе.

— А ты не понимаешь? Я окажу услугу, а услуги, как известно, бесплатными не бывают.

— Вот оно что, — Кадер с болью усмехнулась. — Не зря ты не понравился мне с первого дня, я чувствовала, каким человеком ты окажешься.

— И каким же? — Мне не хотелось признавать этого, но её слова задели меня.

— Алчным, избалованным мальчишкой, который считает, что всё в этом мире ему позволено из-за денег его родителей. Которые он может прожигать на любую безделушку, и получать всё что угодно и кого он только захочет. И, конечно, сейчас ты столкнулся с отказом, но как хорошо, что у людей есть проблемы, поэтому и тут ты получил желаемое.

— Всё сказала? — Железным тоном осведомился я, чувствуя, как мои глаза расширяются от злости. — Если да, то хотелось бы услышать ответ.

— Нет, не всё. Неужели всё так плохо, и даже продажные девушки не желают иметь с тобой дел? И теперь ты просишь одну единственную ночь с какой-то официанткой.

— С чего бы это одну? — Поспешил я «обрадовать» её. — Ты будешь жить в моем доме, в моей комнате, и ночевать в моей кровати.

— А коврик под дверью не выделишь? — Съехидничала она.

— Если будешь лаять, как собака, то и спать придеться под дверью, — всё же она смогла пересечь черту моей терпимости, редко у кого-то получается вывести меня из себя.

— Знаешь что, иди со своими предложениями в бедный район, у тех людей тоже проблем хватает, и уж кто-то, с самым безвыходным положением примет твое предложение, — она ехидно улыбнулась, слезая с сидения.

— Как отлично сложилось, идти далеко не нужно, вот передо мной стоит тот самый человек.

— Я всё сказала, проваливай. Раньше справлялась и сейчас справлюсь, — она попыталась уйти, для этого ей пришлось почти прижаться ко мне, так как уступать ей дорогу я не собирался, и посмотреть мне в глаза.

— Отлично, — проговорил я, схватив её за руки, прижимая к себе, и почти уткнувшись в её лоб своим лбом, продолжил, — Давай, выплывай, я посмотрю. У тебя-то может быть и получилось бы, но про отца ты, видимо, забыла. Как же ты собираешься вытаскивать его? Или бросишь на произвол судьбы, оставив без шанса на нормальную жизнь?

— Какое же ты чудовище, — прошипела она сквозь зубы. — Как же я ненавижу тебя.

— Узнаешь ближе — возненавидишь ещё больше, — пообещал я, улыбнувшись, отстраняясь от неё. — А теперь, садись в машину, дорогая, если ты согласна со всеми условиями.

Мимолетно я заметил, как на её лице проявляется уже неконтролируемая злость, мгновение, и я получаю довольно увесистый удар по лицу. Не обращая внимания на боль, перехватываю её горящую от пощечины руку, и, сжимая так, чтобы он не могла пошевелиться, шепчу, стараясь сдерживать гнев:

— Легче стало? А теперь садись или уходи, но не забывай, что в твоих руках чужая судьба.

Я заметил слезы в её глазах, она вырвала руку, резко оглянулась на покосившийся забор, затем на маленький домик, брови её дернулись, она едва сдерживалась от слез. Ей хватило пары секунд, чтобы попрощаться с отчим домом, и не глядя на меня вернуться в машину, захлопнув дверь.

Я обошел машину и сел на своё водительское сидение, молча пристегнулся, внутри продолжала кипеть злость, и сейчас мне лучше было бы сконцентрироваться на дороге и не говорить ничего лишнего.

Кадер же сдерживалась до тех пор, пока я не нажал на газ, стоило нам двинуться, как из изумрудных глаз выпорхнули слезы, и быстро покатились по щекам, а затем и шее. Она подняла колени на сидение и обернулась назад, наблюдая, как всё дальше и дальше уплывает её дом, но вместе с ним исчезают старые проблемы, но появляется одна большая проблема, имя которой Биркан Ташлычунар.

Когда мы покинули эту длинную улицу с кривой дорогой и съехали на другую, уже идеально ровную, ведущую через лес к так называемому элитному пригороду, где и находился наш особняк, Кадер повернулась лицом к спинке моего водительского места и спросила:

— Может, я хотя бы вещи заберу?

— У тебя будут новые, любые, какие захочешь, — к этому моменту я успел немного успокоиться, поэтому ответил без грубости.

— А что с моим отцом? — Голос её стал серым, потерянным и блеклым. Видимо, смирилась со своим положением.

— Завтра с утра его отвезут в клинику. Вечером можешь позвонить ему, чтобы не думала, что я тебя обманываю, — посмотрел в зеркало заднего вида, увидев в нем испуганно-заплаканные глаза девушки, смотрящие на меня, медленно отвернулся.

Кадер вздохнула, вытерла слезы с лица и шеи, помолчав с минуту, спросила:

— Сколько это будет длиться?

— Лечение? — Не понял я.

— Да, твоё лечение моей строптивостью.

Я хмыкнул на эту косноязычную фразу, и немного подумав, с ухмылкой на губах, ответил:

— Пока ты мне не надоешь, — к моему сожалению, это прозвучало не с некоторой игривостью, как я задумывал, а с потаенной обидой, а то и избалованностью.

Выражение лица девушки быстро сменилось, это я заметил все в том же зеркале, и с грустной улыбкой, не поднимая взгляда, она спросила:

— И когда обычно тебе надоедают подобные игры?

— Быстро, поэтому попытайся насладиться прелестями жизни.

Кажется, этот ответ разозлил её, а я хоть и быстро осознал свою ошибку, но не попытался загладить вину. Проехав несколько метров, я всё же решился нарушить это гнетущее молчание:

— Как там дела у твоей подруги с моим другом? — Как можно беззаботнее спросил я, будто несколько минут назад мы не угрожали друг другу.

— Не знаю, но уж явно лучше, чем у нас. Сомневаюсь, что сейчас он везет её куда-то против воли, — вновь съязвила Кадер, продолжая дуть губы от обиды.

Обида, подумал я. Унижение, чувствовала она.

— Разумеется, Анри и говорить с ней не будет, пока не поймет, что симпатия взаимна. А я не могу двадцать лет ждать, пока при худшем исходе и жизни в одиночестве, ты, страшась умереть в пустом доме, всё же согласишься сходить со мной куда-то. Нужно брать и делать. И чего ты губы надуваешь?

— Я не надуваю, — будто обиженный ребенок она отвернулась и скрестила руки.

— Я их даже отсюда вижу. Ладно, продолжай, в случае аварии тебе и подушка безопасности не понадобится.

— А если ты свою губу не закатаешь, то мы точно в аварию попадем, она уже до педалей достает, — продолжала свою обиженную речь девушка.

Я хмыкнул, но только потому, что не понял, о чем она говорит.

— Что за выражение? Зачем катать губу?

— Не важно, — вздохнула она, усаживаясь чуть ниже, чтобы удобнее уложить голову на спинку.

— Ты там спать собралась?

— Нет, — тихо проговорила Кадер, совсем теряя силы от случившегося, закрыла глаза. — Из-за тебя голова разболелась.

— Как хорошо получается, — улыбнулся я. — Я ещё ничего не требую, а у тебя уже отказ готов.

На это замечание она ничего не ответила, максимально сжалась, обнимая себя руками, и не открывала глаз до конца поездки. Как только я подумал, что она заснула, то услышал её едва слышный шепот:

— Как там тебя зовут?

— Биркан, — ответил я, мне же ответили мычанием сквозь сон.

Что ж, я оказался доволен, не смотря на то, что вся затея проваливалась, и всё напоминало похищение и принуждение, то ближе к концу Кадер либо смирилась, либо успокоилась. Во всяком случае, она не тряслась от страха и перестала плакать, а для начала и этого достаточно.

Кадер всё же уснула, и мне настолько не хотелось её будить, ведь день выдался для неё тяжелым, что я собирался молча отнести её в дом, но стоило мне едва слышно позвать её по имени, так она вздрогнула и сразу же проснулась.