Я подтягиваюсь на турнике, пытаясь отдышаться, так как плечи болят, мышцы пульсируют. Смотря на себя в зеркало, мое тело натянуто, шрам от моего дерьмового сводного брата служит наглядным напоминанием о том, как сильно я его ненавижу, я подтягиваюсь еще раз. Мой подбородок касается перекладины, пот стекает по спине, все тело дрожит, когда я медленно опускаюсь вниз.

Я считаю до десяти, закрываю глаза, заставляя себя не сжимать челюсти. Не скрипеть зубами. Не думать ни о чем, кроме боли в теле и ощущения того, что я становлюсь сильнее.

На счет десять я отпускаю руки и падаю на пол тренажерного зала в подвале.

Мои руки лежат на коленях, я дышу, глаза открыты, грудь вздымается.

Но что-то в отражении зеркала, которое тянется от одной стены до другой в спортзале, привлекает мое внимание.

Медленно я выпрямляюсь, затем поворачиваюсь, чувствуя, как моя кровь загорается.

На одной из скамеек лежит черный кусок ткани, сложенный треугольником.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, вдыхаю через нос, выдыхаю.

Черная гребаная бандана, концы которой свисают над сиденьем скамьи.

Я знаю, что Сид, должно быть, оставила ее здесь. Как я не заметил, понятия не имею. От одного взгляда на нее у меня мурашки по коже, желудок скручивается в узлы. Мне хочется засунуть руку в карман шорт, чтобы сжать пальцы вокруг булавки.

Ту, что снова спасла мне жизнь.

Но я не решаюсь, пытаясь побороть эту слабость. Пытаюсь вытеснить все эти триггеры на задворки моего сознания, как будто их не существует. Как будто я сильнее этого. Чем они.

— Роман здесь — голос Николаса прерывает мои мысли, и я бросаю взгляд на лестницу в подвал, где он бежит вниз по двум ступенькам за раз, огибает угол и смотрит на меня.

Но он, должно быть, увидел что-то в моем выражении лица, потому что он останавливается, застыв, его брови высоко подняты над головой.

— Ты в порядке? — медленно спрашивает он, сжимая руки в кулаки.

Я снова смотрю на бандану.

Его глаза следят за моим взглядом.

— Ох, — говорит он на выдохе, засовывая руки в карманы джинсов. Он прочищает горло. — Я могу избавиться от нее, если ты…

— Я не боюсь этого, — говорю я сквозь стиснутые зубы, переводя взгляд на него. Я вытираю тыльной стороной ладони брови, останавливая пот, стекающий в глаза. И я не боюсь.

Не боюсь.

Я больше не тот мальчик.

Я вообще не мальчик.

Но я чувствую, как мое тело сгибается внутри клетки, как борьба покидает меня. Я слышу лязг цепей по клетке, чувствую давление на запястья.

Слышу, как Сид бежит за мной.

Вижу, как она запрыгивает на кузов грузовика, говоря мне, что все будет хорошо.

Я вижу Маверика, который тоже прикасается к ней. Держит ее.

Мне требуется усилие, чтобы не схватить со стойки свободный вес и не бросить его в зеркало позади меня. Усилия, чтобы не сломать что-нибудь. Не разорвать дерьмо на куски.

Я чувствую ее потерю, как отрезанную конечность. Она была рядом со мной. Со мной. Она была моей. Конечно, им пришлось отнять это у меня.

Но все в порядке.

Я приду за ними.

— Напомни мне, почему ты снова ждешь Игниса? — спрашивает Николас, прочищая горло.

Я сглатываю, провожу рукой по своему прессу и почесываю шрам.

— Они все будут в одном месте, — отвечаю я просто. Но я знаю, о чем он на самом деле спрашивает. Как я могу ждать Игнис? Как я могу позволить им забрать ее? Я скольжу рукой по своему торсу, провожу ладонью по бедру, по шортам. — После смерти охранника Элайджи они будут более осторожны. Возможно, они будут скрываться, пока их сыновья связаны друг с другом, — я ухмыляюсь Николасу. — На самом деле их гораздо легче поймать, разделив и покорив их таким образом.

Николас кивает один раз, выгнув бровь.

— Верно, — говорит он. — И Лазарь хорош. Получил то, что нам было нужно.

Я заставляю себя не закатывать глаза на прозвище.

— Да, но вся эта анонимность действует мне на нервы, — я прохожу через комнату, мимо Николаса, который поворачивается лицом ко мне. Я беру белое полотенце для рук из стопки, аккуратно сложенной на тумбе рядом с кулером для воды. Я вытираю полотенцем лицо и шею. — Если они хотят продолжать работать на нас, нам нужно встретиться лично.

Николас подпрыгивает на носках, сложив руки на груди.

— Я навел о них справки. У них отличная репутация.

Я перекидываю полотенце через плечо.

— Может быть, — соглашаюсь я, — но их гонорары чертовски завышены.

Они медленно опустошают мой банковский счет только ради информации. Это может быть валюта, но мне все равно приходится делать всю эту гребаную работу.

— Все, что ты делаешь, чрезмерно, Джей, — мягко говорит Николас, и я опускаю подбородок, выгибая бровь, моя рука крепко сжимает полотенце на плече. — Но у Романа есть для тебя новости, — добавляет он быстро, почти нервно. — И под новостями я подразумеваю…

Я улыбаюсь Николасу, расслабляясь.

— Педофилию Фила? — я провожу языком по зубам, снова смотрю на те свободные веса. — Знаешь, я всегда хотел пробить череп губернатора гантелью.

— Ты голодна? — Элла спрашивает уже в сотый раз.

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что она стоит у двери на крыльцо. Выражение лица у нее настороженное, как будто она не знает, что со мной делать.

Это чувство очень, очень взаимно.

Я сжимаю пальцы на коленях, стараясь не думать о вопросе Джеремайи: «Где твое чертово кольцо?»

Кольца не имеют значения для таких парней, как Люцифер. Черт, брак не имеет значения для таких девушек, как я. Но все, что я слышу, это слова Джеремайи, звучащие у меня в голове, и если бы не охранники, окружающие дом Мава, и не его настойчивая просьба не спускать глаз с Джей, я бы уже снова убежала.

Я не видела Люцифера с тех пор, как сломалась в его объятиях, три дня назад.

Я, блядь, не хочу его видеть, но, видимо, Мав везет нас в Либер на следующей неделе. Я думаю, он сошел с ума, но он говорит, что им нужен перерыв. Эзре нужен побег, а наркотики и алкоголь — это, похоже, стиль поведения Несвятых.

Я буду прятаться в своей комнате всю ночь. Прятаться от Люцифера. Да пошли они все.

Почему ты бросил меня, Джей? Несмотря на то, что последние несколько дней я снова и снова повторяю этот вопрос в своей голове, я знаю ответ. Я бы поступил точно так же. Кроме того, если бы он сопротивлялся… они бы сделали ему еще больнее.

Не оставляй меня насовсем. Мой желудок скручивается в узел при мысли о том, что он может планировать. От мысли о том, где он сейчас. Я знаю, как легко убежать с этой улицы, несмотря на охрану.

Однажды я прошла через задний двор. Меня подхватил Николас. Каким бы властным и богатым ни был мой муж, на самом деле он не Бог.

Я предлагаю Элле фальшивую улыбку.

— Я в порядке, — говорю я ей, лгу сквозь зубы. Не думаю, что я была в порядке в течение долгого, долгого времени. Может быть, никогда.

Я отворачиваюсь, чтобы посмотреть на темный лес за домом. Охранник стоит перед дверью, ведущей на задний двор, в оазис с деревьями и садом, за которым, я уверен, ухаживает Элла.

Элла даже не жена Мава, но она идеальная домохозяйка, черт возьми.

Интересно, чем она занимается весь день, пока он работает? Интересно, чем бы она хотела заниматься. Думает ли она когда-нибудь о побеге, или это только мне кажется.

Я двигаюсь в кресле-качалке, в котором сижу, откидываю голову назад и закрываю глаза. Я слышу, как закрывается дверь в дом, и думаю, что Элла вернулась в дом, но тут рядом со мной раздается скрип дерева, и мои глаза распахиваются, встречаясь с ее зелеными глазами. Она сидит в кресле рядом со мной. Справа от нее маленький каменный фонтанчик — единственный разрыв в тяжелой тишине между нами в эту жаркую весеннюю ночь.