Пальцы О впиваются в мои шорты, когда она поворачивается, все еще стоя на коленях, чтобы посмотреть через плечо.

Маверик появляется в дверном проеме, останавливается, словно потрясенный, прямо перед дверью, останавливается, его ярко-голубые глаза переходят на Офелию, стоящую на коленях, на ее руки на моем бедре, затем на меня.

Перевернутый крест на его лице тянется вверх, его глаза сужаются, и он засовывает руки в карманы шорт.

На нем нет гребаной футболки, его татуировки выставлены напоказ, мышцы предплечий напряжены, а он смотрит на меня так, будто я съел все печенье Эллы или еще какое-нибудь дерьмо.

— Какого хрена ты делаешь? — рычит он, и О неловко встает, отступает к кровати, обхватывает руками грудь и переминается с ноги на ногу. Я чувствую, как она смотрит на меня, но я не смотрю на нее.

Мав тоже не смотрит.

— На что это похоже? — спрашиваю я его, поднимая руки и пожимая плечами. Он и Элла приходили каждое утро с тех пор, как Лилит не стало, Мав тащил меня в душ, Элла ставила еду на стол.

Иногда она уходила, иногда оставалась.

Я хотел ненавидеть их за это. За то, что они думают, что я не могу позаботиться о себе без нее. За то, что считают меня… чертовым безумцем.

Но я не уверен, что это неправда.

— Похоже, ты собирался, чтобы твой член отсосал кто-то, кто не является твоей чертовой женой.

С губ Офелии срывается небольшой вздох, и она придвигается ближе ко мне, все еще стоя, но ее бедро касается моего.

— Это было не так…

— Я не думаю, что разговариваю с тобой, — рычит Мав, но он даже не смотрит на нее.

Он и О никогда не были друзьями, но он знает, что она моя подруга. И он должен знать, что мне сейчас ох как нужен друг.

Я жестом показываю на свою промежность.

— Мой член выглядит так, как будто его обхватили?

Он смотрит вниз, его худая челюсть стиснута, мышцы его ядра напрягаются, когда он делает шаг в мою комнату.

— Похоже, ты, блядь, уже готов.

Я опускаю руку и закатываю глаза.

— Может, позвать сюда Эллу? Она бы знала все о…

Он пересекает комнату так быстро, его рука тянется к моему горлу, когда он пихает меня назад на кровать, что я даже не успеваю вздохнуть. Он забирается на меня сверху, прижимая меня к себе, а мои руки тянутся к его предплечью, чтобы оттолкнуть его.

Но он держит одну руку рядом с моей головой, и весь его вес опирается на ту, что крепко обхватывает мое горло, и он смотрит на меня сверху вниз, его голубые глаза полны ярости.

— Как же мне это надоело! Хватит вести себя как кусок дерьма.

Офелия называет его по имени — Мейхем, но он игнорирует ее, крепче сжимая пальцы вокруг моего горла.

— Может, ты и забыл, что кто-то преследует твою гребаную жену, но я — нет. И тебе, может быть, на нее уже наплевать, но она моя сестра, и она носит мою племянницу или племянника, — он наклоняется ближе, его рот накрывает мой, его пальцы смыкаются плотнее, запах зубной пасты ударяет мне в нос.

Интересно, как пахнет мое собственное дыхание?

Я все еще чувствую вкус железа во рту.

Наверное, не очень, но сейчас я едва дышу, так что, думаю, это не имеет значения.

— Вставай, блядь. Прими гребаный душ, оденься и встретимся внизу, — он долго смотрит на меня, потом отпихивает меня, отпускает свою хватку на моем горле и встает с кровати, полностью игнорируя Офелию. Вместо этого он отворачивается, его огромная татуировка — Unsaints — на спине обращена ко мне, дым через один глаз, U через другой.

Я медленно сажусь, моя рука ложится на горло, я массирую его, сжимая челюсть, кровь стучит в висках.

Как раз в этот момент он проходит через дверной проем, едва не задев его, и смотрит на меня через плечо.

— Если бы ты вытащил свою чертову голову из своей гребаной задницы, ты бы знал, что тебе предстоит долгая дорога.

Я сужаю глаза, тяжело сглатывая. Я не гожусь для вождения. Я не собираюсь садиться за руль, если только не к своей малышке, а я, блядь, уверен, что она не хочет, чтобы я был рядом. Если бы это зависело от меня, я бы все равно поехал, но у 6 другие планы. Они не хотят начинать войну, поэтому, видимо, я не могу пойти сжечь его дом и вытащить Сид за волосы.

Голос Мав прорывается сквозь эти мысли.

— Звонила Джули. Кто-то околачивается на ее участке.

Я замираю, уронив руку, когда мое горло сжимается. Я не был у Джули очень, очень давно. С тех пор, как мы с Сид поженились. Я хотел дать ей свободу, позволить ей привыкнуть к мысли, что я финансово поддерживаю ребенка, который, блядь, не мой, от девушки, которую я трахал и которая ничего для меня не значила.

Сид так и не смогла примириться с этой идеей. Тем не менее, она никогда не просила меня прекратить платить.

— Она подарила Финну котенка? — говорит Маверик, изогнув бровь, его татуированное лицо выглядит особенно зловеще.

Он проводит рукой по лицу, словно устал, опускает ее на бок, и я замечаю на его руке гребаное имя моей жены.

Клянусь Богом, однажды я могу просто отрезать ее.

Я киваю, смутно вспоминая, как Джули писала мне какое-то дерьмо по этому поводу. Белый котенок. Там была фотография.

Мне было похуй.

— И что? — спрашиваю я, ожидая, когда он перейдет к делу. Я не могу позаботиться даже о своей жене, ни за что на свете я не возьму в дом котенка.

— Он мертв, — говорит Мав, его тон лишен эмоций. — Голову нашли на пороге ее дома.

Офелия задыхается, ее руки летят к лицу, когда Мав поворачивается на пятках и идет по коридору, и я слышу его тяжелые шаги на лестнице.

Моя кровь холодеет, глаза крепко зажмуриваются, когда я думаю об этом.

Это может быть чертово совпадение. Вообще ничего.

Кроме того, что Джули живет в Кислотном городе, который находится в самом центре гребаной Вирджинии. Она держится особняком с тех пор, как рассталась с Финли. Я мало что о ней знаю, но знаю, что она хорошая мать.

У нее не было бы врагов, которые могли бы сделать что-то подобное.

Но я? Несвятые? 6? Мы бы, блядь, могли.

Я не могу дышать.

Все, что я могу видеть, это письмо в моей голове.

Мы оба знаем, что на данный момент я — лучшее место для нее и ребенка.

О, ты думал, что психический срыв Люцифера был секретом?

У меня везде есть глаза.

Я могу обещать, что если это случится снова, я не буду ждать Ноктем.

Pedicabo vos et irrumabo.

Я только и слышу, как Маверик говорит мне, что она ушла.

Она ушла.

Она. Блядь. Ушла.

Рот Эллы на моей шее, а я лежу на кровати в комнате наверху в доме, который я никогда раньше не видел, смотрю в потолок, но ничего не воспринимаю.

Ничего.

Элла откидывается назад, садится на пятки, на меня, и расстегивает пуговицы своей белой рубашки уверенными, быстрыми пальцами.

Маверик стоит на коленях рядом с маленькой кроватью, одна его рука тянется к моему горлу, пальцы крепко сжимают мою шею. Он наклоняется ко мне, когда слезы застилают мне глаза, и его рот оказывается над моим.

— Она должна была уйти, — шепчет он, его дыхание прижимается к моим губам. — Она должна была уйти, но она вернется, Люци. Она так сильно тебя любит, — его рот накрывает мой, и я раздвигаю губы, пробуя марихуану на его языке.

Я стону ему в рот, мои руки на его плечах, я хочу оттолкнуть его. Ненавидеть его за то, что он предал меня. За то, что позволил ему забрать ее, но я не хочу дышать. Чувствовать. Я просто хочу почувствовать его вкус.

Элла стоит надо мной на руках и коленях, ее пальцы идут к пуговице моих брюк, и мой инстинкт — сломать ее гребаную руку.

Это не ее.

Я не ее.