Я прочищаю горло, и он отстраняется, давая мне перевести дух. Я должна сказать ему, чтобы он отвалил. Может, развернуться и ударить его по ебаному лицу.

Но я… не делаю этого.

Вместо этого я делаю то, что он сказал, и слышу электронный писк, а затем безошибочный звук открывающегося замка.

— Добро пожаловать домой, — мягко говорит он, его дыхание обдувает мою шею.

Трясущейся рукой я дотягиваюсь до ручки, нажимаю на неё и заталкиваю свою задницу в дом, гадая, как долго продержится мой самоконтроль в ловушке в горах с моим сексуальным, психованным, блядь, братом.

— Ты уверен, что можно оставить ее там? — спрашиваю я Джеремайю, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него, пока мы едем по шоссе, оставляя позади хижину и пустынную сельскую дорогу, на которой она находится. Я не видела ни одного дома вдоль нее, и он сказал, что эта улица принадлежит ему.

Ничего удивительного.

Но Николас на заднем сиденье AMG, а Риа сказала, что устала и заснула в спальне, которую, очевидно, делит с Николасом.

Я тоже устала, но я скорее голодна, чем устала, а Джеремайя хотел пригласить нас поесть.

— Почему? Волнуешься, что она убежит? — мой брат смеется, переключая передачи, когда он меняет полосу движения, поглядывая в зеркало заднего вида. — Она не ты, детка.

Николас ничего не говорит сзади, и когда я оглядываюсь через плечо, он хмуро смотрит на свой телефон, водя пальцами по экрану.

Я поворачиваюсь на своем сиденье и смотрю на опускающееся солнце.

— Там безопасно? — спрашиваю я. — Ведь у вас так много людей, которые вас ненавидят… — я пожимаю плечами, сдерживая улыбку.

Джеремайя издает придушенный звук в задней части горла.

— Многие люди любят меня, — возражает он, и по его тону я понимаю, что мне не понравятся его следующие слова. — Особенно женщины.

Я думаю о танцовщице на его коленях на дне рождения Николаса, и мой желудок скручивается в узел. Я ненавижу это.

Мне нравится думать, что это просто ребенок, растет и все такое.

— Неважно, — бормочу я, откидываясь на сиденье и закрывая глаза. — Разбуди меня, когда мы доберемся туда, куда ты, черт возьми, собираешься.

Рука Джеремайи касается моего живота, заставляя меня вздохнуть, но я прикусываю губу и закрываю глаза, когда его пальцы скользят по черной майке, которая на мне надета, а под ней зеленый бюстгальтер. Я даже переоделась в кожаную юбку с эластичной талией, но все же. Никто не должен знать обо всем этом.

У меня кровь стынет в жилах, когда Джеремайя проводит большим пальцем по моему животу, а другие пальцы нежно вдавливаются в мою кожу.

— Следи за собой, — мягко говорит он. — В последнее время ты стала такой болтливой.

Улыбка украшает мои губы, и мне хочется, чтобы этого не было. Я хотела бы не поддаваться на каждое его жестокое слово, но мне это нравится.

Мне всегда это нравилось. Мы такие друг с другом. Как будто легче быть порочными, чем признать, что мы… любим друг друга.

Я ненавидела быть пленницей в собственном доме, в том отеле. Я ненавидела, что не могла дышать. Но мне нравилось, что его чрезмерная забота ощущалась как… забота.

С Люцифером было то же самое. Даже если я хотела большего… работу, может быть, или вернуться в школу, или даже просто машину, чтобы я могла без него делать такие простые вещи, как поход за продуктами, все равно чувствовалось, что… он заботится.

И я знаю, что он любит меня, по-своему.

Но его ночные страхи, эти галлюцинации днем, и весь этот кокс, который он не может прекратить принимать… вот почему я сбежала.

Это, и 6, блядь, забрали меня. Элла. Из нашего. Блядь. Дома.

Я не думаю об этом. Это то, в чем я хороша. Избегать своих проблем. И прямо сейчас, когда мой желудок урчит под рукой Джей, единственная проблема, о которой я хочу думать, это набить свое чертово лицо.

Но когда я проснулась, кто-то легонько тряс меня, оказалось, что у Джеремайи Рейна, как всегда, были другие гребаные планы.

Я моргаю, открывая глаза, удивляясь, как стало так темно.

Кажется, что я проспала всего минуту, но когда я смотрю на часы на центральной консоли, оказывается, что уже почти девять вечера.

И это действительно ночь.

Когда я закрыла глаза, солнце только садилось, а теплая рука Джеремайи лежала на моем животе.

Теперь его рука переместилась на мое плечо, тихонько подталкивая меня, а вокруг его машины только чернота.

Я тянусь рядом с собой, нажимаю на кнопку, чтобы поднять сиденье, когда я зеваю, поворачиваю голову, чтобы посмотреть на брата, мои глаза блестят от сна, когда я провожу по ним кулаком.

— Где мы? — спрашиваю я, мой голос дрогнул. Я ни черта не вижу за тонированными стеклами, только свет от приборной панели и электронной консоли освещает бледно-зеленые глаза Джеремайи, его рука все еще лежит на моем плече, большой палец поглаживает мою кожу.

Мое тело покалывает, но я отбрасываю это чувство в сторону, поворачиваюсь, чтобы посмотреть назад.

Николас наклонился вперед на среднем сиденье, опираясь локтями на согнутые колени, его темные глаза встретились с моими.

Он держит телефон в одной руке, и между его бровями залегла складка.

Подавив очередной зевок, я поворачиваюсь назад, чтобы посмотреть на Джеремайю, предчувствие разворачивается внутри меня.

— Что… что происходит? — спрашиваю я, прочищая горло.

Джеремайя сглатывает, смотрит на свою руку на моем плече.

Затем он опускает руку на рычаг переключения передач, его костяшки пальцев бледнеют, так сильно он его сжимает.

Какого черта?

Я поворачиваюсь, чтобы снова посмотреть в окно.

Моргая, я вижу, что мы остановились на обочине дороги.

Я поворачиваю голову назад, чтобы встретиться взглядом с братом.

— Какого хрена мы…

— Ты должна кое-что знать, детка, — слова Джеремайи нежные. Мягкие.

Они заставляют мою кровь холодеть. Мое сердце бьется в груди.

— Что происходит? — я тянусь к ручке двери, но не пытаюсь ее открыть. Я чувствую себя закрытой. Тревожно. Я заснула, когда мы ехали на ужин, а теперь мы остановились на обочине этой чертовой дороги, и Джеремайя с Николасом смотрят на меня так, будто их лучший друг умер.

Умер…

Мое горло сжимается, одна рука тянется к нему, пока я впиваюсь ногтями в кожу. Неужели Люцифер… неужели он…

— О Боже… — мои слова прозвучали как хрип. Я бросаю взгляд на Николаса, мой пульс учащается. — О Боже! — мой голос становится более высоким. Я должна выбраться из этой машины. Я дергаю за ручку, но она не открывается.

Двери, блядь, заперты.

Двери, блядь, заперты.

I Don't Belong Here группы I Prevail тихо играет через динамики машины, и мое сердце разрывается от этого.

Я отстегиваю ремень безопасности, отворачиваюсь от Джеремайи и откидываю замок на двери, хватаюсь за ручку, но прежде чем я успеваю открыть дверь, сильные пальцы Джеремайи обвиваются вокруг моего бицепса, достаточно сильно, чтобы оставить синяки, когда он втаскивает меня обратно.

— Как ты думаешь, что именно сейчас происходит, детка? — тихо спрашивает он меня, в его словах сквозит холод.

Мои руки начинают дрожать, и я сжимаю их в кулаки. Я вижу холодный взгляд Джеремайи, устремленный на меня.

Я сглатываю, во рту пересохло.

— С ним что-то… что-то случилось?

Джеремайя крепче сжимает мою руку, и я вздрагиваю, впиваясь ногтями в ладони.

— С кем? — нажимает он на меня, холодность в его голосе заставляет холодок пробежать по моему позвоночнику.

— Л-Люцифером, — удается сказать мне, задыхаясь от имени мужа. Я бросаю взгляд на Николаса, но ничего не могу прочесть в его выражении лица. Он по-прежнему просто смотрит на меня.

Как и Джеремайя.

Мое сердце замирает.