Я покачала головой.
– Нет, вовсе нет.
От такой формулировки было кроме того, что неловко, она была еще и неверной. Ведь спасти – это вытащить из опасной ситуации либо разобраться с тем, что создает опасность. Я не сделала ни того, ни другого. Я, может даже, бездумно сделала ситуацию опасней, но из-за того, что все закончилось хорошо, окружающие об этом не задумывались. И оттого Тишины рассказы, по традиции наполненный преувеличениями, в порой и откровенными фантазиями о том, как я ее спасала… Она рассказывала это буквально всем, у кого есть уши! Эти рассказы заставляли меня чувствовать себя очень неловко. Но как это донести до Тишы?
– Нас спас господин Арион. Элизабет, если бы не он… – начала я, почему-то слегка краснея.
В голове снова всплыл этот момент абсолютного облегчения, когда он буквально вынырнул перед нами будто даже из воздуха. Я позволяла себе мысль, что я молодец, раз уговорила Тишу скорее найти ближайший ручеек или речушку, почему-то уверенная, что господину Ариону так будет проще нас найти. Почему-то уверенная, что он уже точно нас ищет.
И он нас нашел. Как-то до смешного быстро.
И если до этого я чувствовала себя ответственной за ситуацию, следила за каждым шорохом, оглядывалась каждую секунду… Я не могу сказать, что после – не оглядывалась. Просто чувствовала, что это ответственность уже не только на мне. Он не стал превращаться, что-то говорить, просто дал нам залезть на себя и неторопливо погарцевал к городу. Я держалась за гриву, перебирая ее, успокаиваясь, чувствовала, как подо мной перекатываются мышцы сильного звериного тела, талию обвивают мягко Тишины руки… и потихоньку успокаивалась.
Тиша пошутила, что похищение какое-то даже смазанное вышло – не прочувствовали мы его по-настоящему. И я даже посмеялась, хотя была рада тому, как быстро все закончилось. Как все буквально было на нашей стороне в этот день. Кажется, прошло всего пару часов – и слава богу что не больше!
– Вы бы сами вышли из Леса, – перебила меня Элизабет, – Он сам мне так сказал!
Я улыбнулась. Еще один фантазер на мою голову! Мы на нем-то скакали несколько часов, а сколько бы шли пешком? Да еще и не зная дороги?
– Ну пусть будет так, – согласилась я и перевела тему, – А вы уже говорили с Фрейей?
Девушка тут же забыла и обо мне, и о принцессе, и о господине Арионе, погружаясь вновь в свое. Она хотела извиниться перед Фрейей, но каждый раз смущалась и не могла выдавить из себя ни слова. Но на сегодня она сама себе поставила крайний срок. Сегодня мы все собирались в поместье мистера Роттера. Вечером нам устроили небольшой званый ужин с танцами, чтобы смыть напряжение этих дней. А завтра было решено покинуть приграничный город и двинуться дальше. Раз уж человек, подославший ту самую горничную к миссис Хибш, был найден.
Когда я высказывала Тише свои предположения, я вовсе не относилась к этому всерьез. И уж тем более не воспринимала невинный пример, лежавший на поверхности, как рабочую теорию, не предлагала подозреваемого и уж точно никого не собиралась обвинять. Но Тиша, уцепившись хоть за что-то, тут же начала действовать.
Я догадываюсь, что, как и я, в глубине души она вовсе не воспринимает это всерьез. Иногда мне казалось, что она вообще ничего всерьез в этой жизни не воспринимает, а убеждает себя и окружающих в обратном скорее забавы ради. Но суть в том, что, не зависимо ни от каких причин, она уверилась в том, что во всем виноваты лампочники – и осталось только это доказать! И все будут счастливы, о ее блестящем уме и таланте прирожденного следователя напишут в газетах, дадут награду и выпишут пожизненную пенсию. На кой черт принцессе и жене наследника богатого и знатного потустороннего рода пенсия – я так и не поняла.
Для начала, она обнесла кабинет своего мужа, который он не иначе как по наивности юных лет, но даже и не подумал защитить от главного преступного элемента этого поместья – от своей пары. Вывалила счастливая досье на стол передо мной и сказала, что мы должны все изучить и найти крысу, подосланную злостными лампочниками, чтобы грязно саботировать мирные переговоры ради денег.
И что самое поразительное, мы ее нашли.
Я минут пятнадцать перечитывала, просто-напросто не готовая верить в то, что это возможно. И в какой-то момент меня, как и Тишу, захватил азарт. Забурлило внутри что-то веселое и поражено меня спросило: ну что, так и будешь сидеть? А вдруг правда? Вдруг..?
Меня даже не пришлось уговаривать. Те сорок минут, которые Тихея потратила на то, чтобы получить мое согласия на выход в люди – то есть в сыск – были пустой формальностью! Мелочью, которую я просто должна была соблюсти! На самом же деле, я согласилась в тот момент, когда поняла, что, кажется, ниточку мы все-таки нашли. И если это так, то я удавлюсь, но загляну в глаза мистеру Хаунду, чтобы сказать, что он не только бессердечный кретин, но еще и не смог раскрыть дело, на которое мы потратили пару часов в перерыве между вышивкой и чаем!
Мелочность – это грех. Приятный, но все-таки грех. И я за него была сполна наказана!
Гордыня – тоже грех. Не менее приятный, но не менее наказуемый. И меня наказали. Поэтому все, что мы нашли, придумали и додумали, я отдала и рассказала знающим людям, позволяя им закончить свою работу без моего участия, и никуда больше не дергалась. А на Тишино хвастовство о том, как мы раскрыли преступление против миссис Хибш, а потом позволили себя похитить – исключительно! – ради того, чтобы подарить следствию языка, которого нашли живого и относительно здорового в том самом домике, я отвечала со всей возможной скромностью.
В рассказы о наших подвигах люди почти верили и почти искренне восхищались.
– Что, опять она строит из себя святую скромницу? – Тиша плюхнулась рядом совсем не изящно, но улыбнуться тут же захотелось.
– Еще как, – покивала Элизабет, сдавая меня с потрохами и передразнивая, – «Это не я! Это все господин Арион, Тиша, боженька…»
– Вот ты вроде умная, а такая глупая, – улыбнулась Тихея и неожиданно насмешливо сощурила глаза, – Своими успехами надо обязательно хвастаться так громко, чтобы услышали на другом конце света! Лучше даже слегка приукрашивать.
Я вскинула бровь.
– Зачем же?
– Затем, – доверительно сообщила мне девушка, – Что окружающие склонны приуменьшать чужие достоинства и заслуги. Так что если ты преувеличиваешь, как раз где-то правда и получается… Наверное, – она задумалась, а потом уверено кивнула, – Нет, точно тебе говорю! А то ведь не оценит никто. Будешь гордая и никем не оцененная. Как говорит Фрейя: «Миленько, конечно, но безвкусно».
– Миленько, кстати, на комплимент не тянет, – прошептала мне в ухо неожиданно подкравшаяся Фрейя, заставляя меня чуть отклониться, – Не в твоем случае, по крайней мере!
Я покивала, сделав вид, что услышала, и подбадривающе улыбнулась Элизабет. Та вся аж подобралась, как перед прыжком.
– Можно вас ненадолго, Ваше Высочество? – попросила она, глядя Фрейе прямо в глаза.
– Можно вас украсть ненадолго? – прозвучало одновременно с Элизабет.
Я повернулась и наткнулась взглядом на Монти. Он смотрел мне прямо в глаза как-то напряжено, будто на что-то решаясь. Хочет сказать мне очередную гадость? Ну хорошо хоть в этот раз не при всех! Я устало вздохнула, но все-таки поднялась и подала ему руку.
– …а я бы в его гарем пойти согласилась, не будь я замужем! – вдруг хихикнул кто-то со стороны и я, почему-то не удержавшись, мотнула головой, выхватывая краем глаза девушку.
– Что вы хотели? – немного раздраженно начала я, когда мы отошли подальше от ушей.
Монти нервно колотил пальцами по бедру, то и дело оглядываясь, но не затем, чтобы убедиться, что никто не слышит, а будто отвлекаясь просто.
– Мы так и будем любоваться обоями? – поторопила я.
Он кивнул. Я уже поняла, что никакой гадости мне от него не достанется – по крайней мере сегодня. Он не смотрел враждебно, он просто был взволнован и слегка раздражен. Но точно не из-за меня. На секунду сердце пропустило удар: неужто еще что-то случилось? А вдруг дома? Может какие-то нехорошие новости от Атиса?.. К счастью, мужчина наконец начал говорить.
