Так что миссис Ригор, взявшая ситуацию в свои надежные руки – это отличная новость.

Это обнадеживало. За последние дни как-то совершенно незаметно люди и нелюди почти окончательно разбились по разные углы, хотя поначалу и пытались общаться друг с другом. Как бы ни старались составить расписание так, чтобы мы постоянно пересекались, в конце концов все закончилось тем, что обеденные столы будто сами собой отодвинулись, четко разделяя нас на своих и чужих.

И если молча за этим наблюдать, то так и продолжится. Миссис Ригор была едва ли не единственным человеком, слишком прямолинейным, чтобы молчать, когда видит проблему.

К сожалению, обрадовалась я рано.

Только мне показалось, что на унылых лицах проступило позабытое в салонной скуке и праздности осознание, что это не увеселительная поездка, и мы сделали шаг вперед, суровая реальность подвинула нас на два – назад.

В переходе вдруг раздались истеричные даже не крики – завывания. С резким стуком дверь ударилась о стену, и в столовую ворвалась, расшвыривая слуг, миссис Хибш

Одной рукой она прикрывала низ лица, а другая вытягивалась вперед, будто она ощупывала воздух или тянулась за кем-то. Я непроизвольно встала перед ней. Желудок завернулся узлом от страха при взгляде на ее глаза, полные какого-то животного ужаса.

– Боже, что с вами… – начала было я, потянувшись к ней.

– С дороги! – заверещала она, отталкивая меня к стене и проходя через зал в сторону нелюдей, – Это ты! Ты – дрянь! Ведьма!..

Она выла, глядя прямо на Фрейю. Фрейя смотрела на нее так же удивленно, как и остальные; все происходило так быстро, что никто не успевал отреагировать.

– Госпожа! – метнулась за миссис Хибш одна из ее горничных, – Надо звать лекаря, надо остановить поезд… Вдруг они всех нас убьют… Ой, боже, боже!

– Элизабет, – обратилась наконец Фрейя, метнувшись к девушке, – Что случилось, боги?..

Миссис Хибш оттолкнула ее от себя и снова закричала, захлебываясь слезами. В ее речи сложно было что-то понять, кроме оскорблений.

– Нелюди! Темные твари! Твари!..

– Это все она! – завыла горничная, указывая пальцем на Фрейю, – Она дала ей какое-то зелье и изуродовала госпоже лицо!

Фрейя поджала губы, беспомощно оглядываясь, но вдруг нахмурилась и покачала головой.

– Я такого не делала, – уверенно заявила она, – Я не уродовала!

Ее лицо было бледным, она обняла себя руками, будто готовая защищаться.

– Я тебе поверила! – выла миссис Хибш, – А ты меня изуродовала, ведьма!

Миссис Хибш была молодой женой одного немолодого дипломата. Из всех наших дам она была, пожалуй, самой хорошенькой, да и вообще – настоящая красавица. С кокетливым, немного инфантильным характером, она все же была довольно мила не только внешне, но и внутренне. И одна из немногих, кто легко сходился с нелюдями, не делая особых различий между нами и ними, будто и вправду не замечая их.

Фрейя относилась к ней покровительственно, но очень доброжелательно. Поначалу ее умилила детская ревность Элизабет к другой красавице, но так как сама принцесса в ней соперницу даже не разглядывала, они довольно легко поладили.

– Со всем уважением и сочувствием, – встал за спиной Фрейи один из ее сопровождающих, – Вы не смеете разговаривать в таком тоне с Ее Высочеством. Позовите даме лекаря и дайте ей успокоительное, но еще одно оскорбление и…

– Дрянь! – взвыла миссис Хибш, пытаясь кинуться на принцессу, но ее быстро перехватили, не подпуская к Фрейе.

Несколько мужчин встали из-за нашего стола.

– Руки от нее уберите, колдуны проклятые! – крикнул один из них, – Вы что натворили?!

– Мы?! Вы смеете обвинять в чем-то принцессу?! Послушайте, это просто возмутительно…

– Господи, бедняжка, что с ее лицом…

– А я говорила, что эти нелюди…

– Тварь! Тварь! Ты мен-ня… меня… бо-о-оже…

– Госпожа!

Я потерла ушибленное плечо и рвано выдохнула. Господи, как теперь всех их успокоить?..

Миссис Ригор медленно встала из-за стола и рявкнула:

– Ти-хо!

Как ни странно, все примолкли. Я кинулась к миссис Хибш, аккуратно приобняла ее за плечи, усаживая на стул, и села перед ней на колени, начиная тихонько успокаивать. Она всхлипывала, наклоняя лицо все ниже, не давая его рассмотреть, но хотя бы уже ни на кого не бросаясь. Ее служанка все лезла под руку, продолжая зачем-то тихонько разжигать у госпожи истерику, рассказывая как ее ужасно и безвозвратно обезобразили. Я зашипела на нее, чтоб она замолчала наконец и позвала лекаря, но она все продолжала что-то щебетать, пока ее не оттеснил господин Арион, присаживаясь зачем-то рядом со мной. Его ладонь невесомо легла на мою спину, будто придерживая, и, неожиданно, но это слегка успокоило.

– Господа, а ну-ка все притихли! – прогромыхала женщина, – Никому я не разрешаю никуда уходить и никого оскорблять!

– По какому праву вы…

– Мой муж тебе сейчас по роже даст – вот по какому праву! Примолкли все! Будем разбираться. Для начала, – она перевела жалостливый, полный беспокойства взгляд на Элизабет, – Милая, расскажи, пожалуйста, что случилось?

Элизабет, всхлипывая, приподняла наконец голову, и я только усилием воли не вздрогнула. Её щеки и подбородок были красными, вспухшими, покрыты ожогами: кожа местами сползла, оставляя уродливые розово-белые проплешины, блестящие в свете ламп прозрачными выделениями.

Не успела она вымолвить и слова, как вместе неё затараторила служанка.

– Это все принцесса! – она указала на Фрейю, – Она дала ей крем для лица, я сама видела, а когда госпожа вечером решила его попробовать... Боже! Через пару минут у неё все руки... Руки, а потом и лицо!..

Она продолжала рассказывать, в подробностях описывая, как именно хорошенькое лицо ее госпожи превращалось в уродливое месиво. В какой-то момент я перестала слушать и потянула Элизабет за затылок, наклоняя поближе к себе, закрывая ее взгляд собой.

– Тише-тише, милая, ну чего ты? Все не так уж и страшно, видела я ожоги и пострашнее…

– Не п-правда… Я нав-всегда урод! Он меня бросит и найдет другую… – заикаясь и всхлипывая продолжала она убеждать меня в том, что все кончено.

Я улыбнулась ей как могла искренне и засмеялась, будто она говорит полнейшую глупость.

– Откуда такие мысли? Ну откуда? – я сама не заметила, как начала ворковать с ней, будто она совсем ребенок, – Твои красивые глаза с самыми длинными на свете ресницами совершенно целы! Нос только чуть-чуть покраснел – через пару дней уже сойдет… И губы нетронуты. А сколько сейчас есть способов бороться со шрамами от ожогов! Тут всего пару ран на щеках, да чуть-чуть на подбородке, – я гладила ее по голове, держала руку, и она потихоньку успокаивалась, дрожа уже скорее от боли, чем от истерики, – Черты лица же какими были, такими и остались! Что же ты хоронишь себя раньше времени?..

Поближе подсел господин Арион, зачем-то тоже заглядывая ей в лицо. За нашими спинами все уже спорили со всеми, совершенно забыв про сам предмет спора, и оттого его, нелюдя, никто не отогнал от жертвы «колдовства».

– Миссис Хибш, скажите, вы хорошо все промыли? – спросил он серьезно, – При таких ожогах важно сразу промыть водой все лишнее.

Она испуганно замотала головой.

– Вы позволите мне? Я неплохо управляюсь с водой, но скажите: вас мое колдовство не напугает? Я могу быстро все промыть, но только с вашего разрешения.

– Да-да… – закивала она и впилась в него просящим взглядом, будто вместе с отравой он мог смыть с лица и ожоги.

Он махнул на себя кистью руки, и над ладонью его тут же образовалась неровная сфера воды; мы обе смотрели на нее заворожено, боясь даже дышать на это маленькое чудо. И хотя за нашими спинами шли горячие споры о том, можно ли вообще с нелюдями одним воздухом дышать, раз они жгут девушкам лица, сама девушка с сожженным лицом, кажется, вовсе не рассматривала вопрос в такой плоскости и не испытывала к сидевшему рядом с ней нелюдю ни капли трепета. Зато периодически кидала злые взгляды на Фрейю. Но только на нее.