– Пишу любовный роман! – улыбнулась я, – Надо же мне как-то сублимировать, раз брак не удался?
Он вскинул брови, не решаясь ответить. Вроде пройтись по мне в очередной раз очень хотелось, но сделать это теперь было довольно сложно, после того, как я сама по себе прошлась. Мужчина слегка нахмурился, но быстро улыбнулся вновь, с той же малопонятной иронией.
– Тида, мы же с вами старые друзья?
Я улыбнулась и чуть склонила голову.
– Что-то я такого не припомню.
Не припомню, чтобы у меня была еще нужда быть вежливой!
Он едва заметно, но все-таки раздраженно скрипнул зубами.
– Зачем же так жестоко? Мы давно знакомы, и мне вовсе не равнодушна ваша судьба!..
– Очень мило с вашей стороны! – обрадовалась я, – Не закажете мне тогда еще кувшин этого чудесного морса? А иначе моя судьба – умереть от жажды.
– …Именно потому я скажу вам как есть, – продолжал он явно заготовленную речь, игнорируя мои слова, – Вы, конечно… – он с наигранной жалостью оглядел меня, – В достаточной степени хорошенькая девушка! Но в этих очках ваше лицо как-то сразу портится…
Улыбка на моем лице застыла, когда вокруг послышались смешки.
– Монти, дорогой, я ценю вашу честность, – я оглядела его той же наигранной жалостью, – И отвечу вам тем же: ваше лицо тоже сразу как-то портится, когда я надеваю очки.
Глупо, но снять их все равно тут же захотелось. Скорее всего он это сказал просто из желания уязвить. Но вдруг я и правда дурно в них смотрюсь? Не то что бы меня когда-то это волновало, но все равно было неприятно. Когда на тебя нападают, выглядеть безупречно хочется как-то особенно сильно.
У Монти на поалевшем лице заиграли желваки. И все же он продолжал улыбаться, не оставляя надежды подпортить мне настроение.
– От вашей честности даже мне плакать хочется! – со значением проговорил он, скорчив расстроенное лицо, – Что уж говорить про вашу… А, неважно!
Я усмехнулась. За нашим разговором, конечно, следили. И все прекрасно поняли, на кого он намекает. Вообще-то, на фоне последних событий про нас с Теей уже подзабыли. Ну не вечно же обмусоливать? В мою сторону зубоскалили уже только самые скучающие и самые упорные. Например, Монти.
Плохие отношения у нас сложились не сразу, хотя мне он не понравился с первого же разговора. Как мне тогда показалось, я ему – тоже. Оказалось, что очень даже понравилась, но вести себя мило было выше его сил! Отчего-то уверенный в собственном превосходстве, хвастливый и порой слишком несдержанный, он вовсе не лишен был хороших качеств, но заметить их было возможно только тем, кого он воспринимал равными, а на меня он всегда смотрел сверху вниз, одновременно будто выпрашивая внимания. Смесь не самая приятная, и хотя я вовсе не грубила, но и на сближение никогда не шла. Хотя с его стороны попытки были.
В какой-то момент – кажется, нам тогда было по шестнадцать – он все-таки вывел меня из себя, и я довольно прямо дала ему понять, что в общении не заинтересована и мила с ним лишь из уважения к их дружбе с Атисом.
Видимо, он так и не простил. И, когда Атис со мной развелся, зубоскалил едва ли ни громче всех.
– Что не сделаешь, когда хочется пить? Слезы – это же тоже вода… – оскалилась я довольно, – Может все-таки побудете джентельменом, а? Дама хочет клюквенного морса! Хотя если вы еще не наговорились, то несите сразу вино.
– Ну что вы! Я уже ухожу. Не буду вам больше досаждать!
Покинул он меня почему-то с видом победителя, и это слегка раздражало. А через пять минут мне принесли коньяк под тихие смешки остальных людей. Он думает, я напьюсь с горя?
– А может и напьюсь… – пробормотала я себе под нос, но к стакану так и не прикоснулась.
«Умей я взглядом вызывать милые мелочи, вроде диареи, от моего взгляда не ускользнули бы и джентельмены! У злых духов крепкие нервы, раз они ограничились всего-навсего одним человеком»
– Коньяк? Ты знаешь, что это очень крепко?
Когда в салон пришли Тихея с мужем, я не заметила, увлеченная придумыванием острот. Вроде бы я должна хаять нелюдей, но пока получается с точностью до наоборот!
– Сложно не заметить, – улыбнулась я девушке совершенно искренне.
– Может лучше морсика? Очень он у них тут вкусный…
Я благодарно улыбнулась, и, пусть недавно признанная, но все-таки принцесса побежала за официантом. Было очевидно, что я ей нравлюсь. Но хоть убей, я понятия не имела – чем именно.
– Наконец у нее появилась нормальная подруга, – будто услышал мои мысли господин Икел.
– Судя по ее рассказам, у нее много хороших друзей, – удивилась я.
Он кивнул.
– Хороших – много. А вот нормальных, – он улыбнулся, – Даже одного не наскребется! Не нравится она нормальным и воспитанным человеческим леди. Да и нечеловеческим.
Я не стала делать вид, что не понимаю, в чем причина, и просто кивнула. На нашу новую принцессу смотрят сверху вниз, и это сложно не заметить. Для «нормальных и воспитанных человеческих леди», коей я, без сомнения, была, Тихея Австер была неотесанной, придурковатой женой жуткого нелюдя. Из-за нее открыли границу с потусторонними тварями, и ладно бы она при этом была чудо как хороша или хотя бы немного похожа на своих царственных сестер манерами… Но она не была. И даже не пыталась быть. А когда пыталась, складывалось очень четкое впечатление, что она издевается. Издевается над тем, что ты считаешь и нормой, и обязанностью.
И я бы соврала, если бы сказала, что не понимаю, что в ней отталкивает «нормальных» девушек, коей я – опять же! – без всяких сомнений, была. Но это же и интриговало. А еще она была очень заботливой, и это заставляло меня улыбаться.
Тихея задержалась, зацепившись с кем-то языками, и ее юный муженек не смог усидеть на месте. Он тихонько подкрался со спины и начал с совершенно жуткой улыбкой не менее жуткими черными глазами пялиться на ее собеседника. Ее собеседником был господин Арион, и его, судя по всему, жуткими глазенками было не напугать.
Тихея вдруг повернулась к мужу, не переставая что-то рассказывать, и улыбнулась даже не губами, а будто всем своим существом своему мужу. Он тут же расслабился, довольно прищурив глаза.
Вся эта сценка могла бы меня умилить, но почему-то не умилила. Я правда была рада, что у этих милых детей все так замечательно и, дай Боже, все так и будет. Но что-то темное и жалкое во мне кривилось от зависти.
Может это потому, что мне уже успели испортить настроение; может потому, что я не очень хороший человек по жизни; а может потому, что я всегда мечтала о таком же взаимопонимании в своей семье. А вместо этого делаю вид, что рада появившейся возможности стать женой второго принца, совершенно незнакомого мне мужчины.
Будет ли у меня когда-нибудь своя семья? Чтобы я так же улыбалась мужу всем существом, и он отвечал мне тем же?
«Если у кого-то еще заболит животик, не торопитесь с выводами. Возможно, это не нелюди. Возможно, это я!»
Я тихонько зашипела, прикусив язык, когда Тихея вдруг встала на цыпочки, чтобы что-то прошептать господину Ариону на ухо. Он предупредительно наклонился и вдруг прикрыл рот ладонью, очевидно, скрывая улыбку.
Какая прелесть!
Нет, все-таки надо как-то отомстить гаденышу Монти. Это же надо так испортить настроение, что меня раздражает буквально все?
– Вы сегодня, кажется, не в настроении? – уточнил господин Арион, присаживаясь напротив.
– Возможно, – не стала отпираться я.
– Мое общество будет вам приятно сейчас? Или мне лучше подойти попозже?
– Все в порядке, – покачала головой я, почему-то вовсе не желая его прогонять, – Вы чего-то хотели?
Мужчина довольно прищурился, чуть склонив голову.
– Знаете, я уже довольно долгое время ворочаю эту мысль и так и этак, рассматриваю со всех сторон… Но все равно никак не могу понять, чем всех так привлекает этот вид любви. Абсолютно безрассудный, разрушительный, не терпящей свободы и компромиссов – вид любви. Чем он лучше других? Скорее сжигающий, чем греющий, как по мне. Это больше похоже на помешательство, одержимость, так чего все так этого ждут, так это в себе лелеют?
