– Конечно, считаю! – улыбнулся Юдриш. – По мне вы ещё слишком юны, чтобы выходить замуж.

И Лоэзия смягчилась.

– И будет вам расстраиваться! – оборотень полез в карман и вытащил яблоко. – Вот, утешьтесь. Всю зиму в погребе пролежало, последний короб достали. Понюхайте, как пахнет! М-м-м… Чистое вино!

Ёрдел смотрел, как девочка принимает угощение, и внимательно наблюдал, как светлеет её лицо, а губы приподнимаются в невесёлой улыбке. То, что Кающийся называл душой, волновала неясная тревога. По непонятной причине ему не нравилась женщина, которая только что покинула комнату. Ему не нравились её слова. Ему не нравилось грустное лицо девочки.

Когда они гуляли по городу, она порхала вокруг него бабочкой и казалась очень весёлой. Ночью она всегда долго ворочалась, вздыхала, краснела, а потом украдкой подползала к нему греться. Её лицо, всегда живое и искреннее, было приятно взгляду.

Но пока здесь была эта женщина, девочка будто бы увяла. Эмоции спрятались, искренность исчезла.

Она словно бы окаменела.

Ёрдел невольно взглянул на собственную кисть. Ему окаменевшая плоть ничуть не мешала. Тогда почему мысль, что девочка тоже окаменеет, ему неприятна? Она не хаги, она не окаменеет полностью.

Или всё же окаменеет?

Тревога стала сильнее, и Ёрдел уставился на яблоко. Как раз в этот момент Лоэзия понесла его к носу, вдохнула аромат, и улыбка её стала более искренней.

Утешиться. Утешение. Благодаря Кающемуся он знал, что это.

Ёрдел задумчиво склонил голову и посмотрел на девочку через прорехи капюшона. А затем круто развернулся и пошёл к двери.

Триий напряжённо смотрел на сидящего напротив Мариша. Дворецкий, закинув ногу на ногу, расположился по другую сторону стола в кресле и глядел в ответ мрачно и устало. До сарена доходили слухи, что Мариш недавно чувствовал себя совсем неважно, и, похоже, они не врали. Лицо у дворецкого было жёлто-серым, под глазами чернели такие тени, что взгляд казался совсем жутким, да и вообще Мариш будто бы постарел лет на пятьдесят.

– Лоэзия нашлась, тебе очень повезло, – тяжело обронил дворецкий.

– Без угроз, – сквозь зубы процедил сарен.

– Я ещё не угрожал.

– Ты хотел встретиться, я пошёл тебе навстречу! Что ты хотел?

Мариш в притворном восхищении приподнял брови. Всё же выдержка Триия изумляла: «…я пошёл тебе навстречу!».

– Учти, я не буду тебя покрывать…

– Меня не нужно покрывать, – вкрадчиво пропел Мариш. – Увы, но мне пришлось продемонстрировать свои силы и возможности. Но ни Вотые, ни сам хайнес не пойдут против меня. В качестве союзника, – мужчина всё-таки не удержался и скривился, – я куда интереснее… тебя.

Триий разгневанно раздул ноздри и нервно сглотнул.

– Но давай не будем ссориться и рушить наши отношения, – голос Мариша так и сочился издёвкой.

– Чтобы я держал в своём доме…

– Твой дом держу я, – напомнил дворецкий. – Ты и вся твоя семья в полной моей власти. И Вотым, и хайнесу выгоднее пожертвовать тобой, чтобы сохранить хорошие отношения со мной. Всё же я собрал большую силу, и хотят они или не хотят, но со мной придётся считаться. Поэтому давай и мы попытаемся сохранить наши прежние отношения.

– Это из-за Лоэзии? – мрачно предположил сарен.

Мариш кивнул и с улыбкой, обескураживающе честно заявил:

– Я её обожаю.

– Да как ты посмел подумать, что ты и она… – Триий в негодовании приподнялся со своего места.

– Я и она – что? – приподнял брови Мариш. – Боги, Триий, как ты мог подумать подобное? К Лоэзии я испытываю чувства, которые надобно испытывать тебе, но… – он смерил сарена презрительным взглядом. – Мне она дочь больше, чем тебе!

– Что?! Да как ты посмел называть мою дочь своей?!

– Она мой ребёнок, – совершенно спокойно заявил дворецкий. – Я её растил. Я её воспитывал. Я боялся за неё. И мне совершенно не хочется делить её с папашей, который и капли заботы ей не дал. Я достоин её больше, чем ты. И любит она меня больше, чем тебя. Но, – Мариш скривился, – тебя она тоже любит, и только поэтому я сижу здесь и разговариваю с тобой. Знаешь ли, не хочу быть страшным в её глазах. Но, – он прищурился, – если придётся, стану.

Триий медленно опустился на место, пытаясь уложить в голове сказанное. Гнев душил его, но он признавал правоту слов Мариша: хайнес и Вотые действительно не захотят портить отношения с главой такой сильной бандитской шайки. По столице уже распространился слух, кто именно участвовал в сражении за подземный город. Но смириться с тем, что он теперь словно заложник в собственном доме…

– Я хотел поговорить о дальнейшей судьбе Лоэзии, – голос Мариша зазвучал деловито. – Точнее о твоём отношении к её судьбе. Я не хочу, чтобы ты или кто-то ещё заговаривал с ней о браке. Она не хочет замуж ни за молодого хайнеса, ни за любого другого малодостойного её знатного жениха.

– Не сходи с ума! Лоэзия принадлежит высшему свету и живёт по его законам. Или ты хочешь, чтобы она жила по правилам твоего круга, но в высшем свете? Её заклюют!

– Первое время поклюют, потом начнут бояться, – Мариш был совершенно уверен в своих словах. – Лоэзия не будет делать то, чего не хочет. О чести семьи Бодый позаботься сам. Ты и твоя жена достаточно молоды, чтобы завести ещё одного ребёнка. Может быть, даже получится наследник. Постарайтесь.

– Мариш! – Триий опять начал приподниматься, но дворецкий взглянул на него с таким холодом, что он плюхнулся в кресло.

– Она выйдет замуж тогда, когда захочет. И за того, за кого захочет. И ты смиришься, даже если её избранник будет сапожником.

– Это бред…

– Не будем ссориться, Триий. Не забывай, что весь этот дом, и другие дома тоже, и дома твоих родственников в моей власти. Хочешь, чтобы семья Бодый прекратила существование? Я с радостью в этом помогу. Так что?

Побелевший сарен поджал губы.

– С радостью помогу, – передразнил Мариша Юдриш, встречая его в коридоре перед кабинетом сарена.

– Подслушивал? – дворецкий недовольно уставился на него.

– Да только самый конец услышать и успел. Всё же сарену надо отдать должное, смелости ему не занимать. Хвост капканом прищемило, а он всё равно огрызается. И будет огрызаться!

– Пусть. Смирится.

Мужчины шагнули из коридора на лестницу.

– Он-то смирится. Может, и с зятем-сапожником смирится. А вот ты? – Юдриш хитро посмотрел на друга. – Хотя ладно. Мы оба знаем, что сапожником или даже хайнесом он не будет. Не отдашь ты своё сокровище просто так. Тут нужен молодчик с толстыми кишками и отменным бесстрашием!

– Ты о чём? – нехорошо прищурился Мариш.

– Добром не отдашь. Силой рвать придётся. Вот не смотри на меня так! Либо так, либо девочке придётся ждать твоей смерти, чтобы замуж выйти. А в хорошие лапы заранее бы пристроить надо, до погребального костра. Ты, уж прости, друг, не вечен. Да ещё и так отвратительно к себе относишься. Чего морщишься? – Юдриш прибавил шаг, нагоняя дворецкого. – Нормально бы отоспался в постели, а не в гостиной на девчачьей тахте, которая тебе ни по росту, ни по возрасту не подходит. Нам бы уже поберечься, не молодые. А от такого лежания и ревматизм, и радикулит жди, и ломоту в суставах. Да и вообще, Мариш, я слышал, от усталости проблемы и по этому делу бывают, – Юдриш красноречиво посмотрел ниже пояса, – а в нашем возрасте это одна из немногочисленных радостей.

– Замолкни, – прошипел Мариш. – Что ты вообще здесь забыл? Я же велел смотреть за Лоэзией.

– А я доложить хотел, что к ней мамаша приходила. Как раз по тому делу, что ты с сареном обмусоливал.

Мариш резко остановился и, подумав, развернулся.

– Иди к Лоэзии, – велел он, поднимаясь по лестнице.

– Эй, ты её сильно-то не пугай!

Лоэзия заверила Юдриша, что хочет спать, и, выпроводив его, ушла в спальню, но в постель так и не легла. Сидя с ногами в кресле, девушка смотрела в окно на ночное небо и вспоминала, как лежала рядом с господином тёмным и смотрела на звёзды в окошко, которое располагалось прямо в крыше. Мужчина едва слышно дышал во сне, а она сама лежала в коконе тепла. Так хорошо, уютно… безопасно. Рядом с ним она ничего не боялась. Только за него боялась.