Переговоры между хаги и хаггаресами начались не плохо. Они начались отвратительно. Казалось бы, нужно примирить две стороны, но по итогу их было целых четыре. Хаги-равнинники не ладили с хаги-сумеречниками едва ли не сильнее, чем со своими врагами хаггаресами. А хаггаресы-сумеречники в свою очередь с пренебрежением посматривали на равнинных братьев, и те отвечали им полной взаимностью.

Приятным в прошедшем собрании, которое так и хотелось назвать разведывательным боем, была только его краткость. Хоть времени много не затратили.

Причиной неутихающего раздора являлись уже традиционно – как-никак, не первая попытка прийти к примирению – сумеречники.

Хаги в целом не выступали против мира, но требовали, чтобы хаггаресам запретили жить в Салее, что было совершенно невыполнимо. Кроме того, они желали, раз власть хочет наконец официально узаконить пребывание хаги на территории страны, чтобы разрозненные общины подвели под общую власть. Чтобы гордый народ представлял кто-то один, самый достойный, а не куча «деревенских саренов». И предлагали себя на роль главы народа, как единственных, кто сберёг исконные традиции детей земли. Но здесь уже возмущались хаги-равнинники, которые тоже не на пустом месте давным-давно разругались со своими сумеречными братьями.

А хаггаресы с гор не выдвигали требований и условий. Они просто были категорически против мира.

Господин Иерхарид, изначально собиравший их в Жаанидые, хотел в случае  очередной неудачи в переговорах отпустить сумеречников вариться в собственной неуступчивости в родные горы и заключить перемирие хотя бы между равнинниками. Равнинные хаги и хаггаресы больше склонялись к миру, понимая его полезность и необходимость, и даже успели согласовать между собой некоторые условия будущего договора.

Но прежний хайнес ныне едва осознавал реальность, а Узээриш же, хоть и знал все перипетии отношений двух народов и был посвящён в планы отца, не чувствовал уверенности в успехе. После мятежа, разгоревшегося у них под носом, вера в силу правящей семьи могла пошатнуться. А недоверие может вынудить обе стороны переговоров повременить с заключением мира и посмотреть, как прочно сидят на троне снежные совы. И Риш надеялся на такой исход, ибо теперь ему самому требовалось время, чтобы подумать. Прежний, утверждённый отцом договор его уже не очень устраивал.

Обо всём этом и думал консер Хеш, провожая представителей сумеречных хаги к их временной резиденции. Глава сумеречников, господин Ерген, держался показательно разочарованным, хотя консер мог бы поклясться, что ушлый старик едва сдерживает зевоту. Хеш тоже присутствовал на собрании, и ему выступление Ергена показалось чётко отыгранной постановкой. Причём постановкой, которую он видел уже не первый раз: Хеш присутствовал и на предыдущих переговорах.

Старого доброго врага консер проводил до самого порога – до парадного крыльца. Ерген спешился, с трудом скрывая усилия, которые ему пришлось затратить на столь простое действие, и с привычной желчностью уставился на Хеша.

– В вашем почтенном статусе приятнее было бы путешествовать в экипаже, – деликатно заметил консер, но старик презрительно искривил губы.

Хаги-сумеречники были столь горды, что не позволяли себе даже слабостей, присущих старости. В повозках без урона чести могли ездить только тяжелораненые либо серьёзно больные.

– Мне было бы приятнее не тратить время, отпущенное мне богами, на бесполезное болтание языком, – фыркнул Ерген, взмахом руки показывая остальным членам процессии, что он немного задержится. Поболтает со старым врагом. – Ничего не изменилось.

– Но на уступки не хотите идти именно вы, – напомнил Хеш.

Всё же Ерген ему нравился. Высокомерный и умный старик был вполне удобным врагом. Зажатый в собственных предрассудках и закостенелых убеждениях, он совершал предсказуемые действия, и от него можно было не ожидать удара исподтишка. Точнее ударить-то исподтишка он мог, но предугадать удар было несложно.

– Мы не собираемся отказываться от славы и чести предков ради того мира, которого хочет хайнес. Хаггаресы – язва Салеи! Они появились, только чтобы охотиться на нас. У них нет другого предназначения и цели. Это именно они стали причиной распри между нашими народами. Поэтому они должны исчезнуть. Пока они есть, они будут продолжать охотиться на нас. От своей сути отказаться нельзя, – убеждённо заявил Ерген. – И хайнес показывает мягкотелость, позволяя им жить. Пытается угодить и тем, и тем.

– Ну, мой дорогой, – насмешливо протянул Хеш, – при мне-то вы можете не разыгрывать слепоту, переиначивая действительность. Вы же прекрасно понимаете, что хайнес признал хаггаресов отдельным народом отнюдь не из желания избежать конфликта с ними, а чтобы иметь оружие против вас же. Вы, мой уважаемый, не скрываете свои далеко идущие планы на положение в Салее. И хайнес будет глупцом, если позволит устранить хаггаресов.

Ерген нехорошо прищурился, но опровергать сказанное не стал. В уме ему действительно нельзя было отказать. Жаль только, что закостенелые предрассудки и взгляды лишили его гибкости разума.

– Да и ваше желание подмять под себя равнинных сородичей…

Хеш не успел договорить.

– Они позабыли о былой славе предков, – презрительно выплюнул Ерген. – Хаги в Салее слишком разрознены. Они должны быть объединены одной силой. Но как можно позволить встать во главе древнего народа тем, кто и не думает вернуть былую славу предков? Не хочет вернуть народу былое величие?

– Былое величие? – заинтересованно вскинул брови Хеш. – Неужели вы хотите вернуться во Многоимённые земли и отвоевать родной морской берег?

– Что? – не понял Ерген.

– Ну вы же хотите вернуть былое величие, а оно осталось там, попранное захватчиками, – насмешка еле уловимыми искорками засветилась в глазах оборотня. – Здесь же, в Салее, вы строите новое будущее народа. Точнее, хаги равнин строят, а вы цепляетесь за величие, оставленное на морском берегу. И нового строить не хотите, и прежнее отвоёвывать не спешите.

Глаза хаги опасно потемнели. Хеш даже подумал, что вот сейчас земля под ногами дрогнет, но Ерген ограничился словами.

– Тебе, потомку семьи с оборванными корнями, этого не понять.

– Вы закаменели, Ерген. Как те самые тёмные. Только они обрастают камнями, а вы – прошлым.

– Не переходи грань, Хеш.

– Прости, – покаянно поднял руки консер, но от хитрой ухмылки не удержался. – Будь мы в горах, ты бы меня уже знатно приложил.

«В горах» Хеш произнёс с особой интонацией, будто на что-то намекая. Но Ерген то ли не понял намёк, то ли сделал вид, что не понял.

– Мне уже по статусу не положено так по-детски злиться, – ворчливо отозвался он и, не прощаясь, направился к дверям.

Хеш прищурился. По статусу, как же!

Другие представители от хаги сразу же разбрелись по разным комнатам, даже не подумав собраться и обсудить прошедшие переговоры.

Самый старый из них, господин Илэраз, уже трясущийся старик с лысой головой и поредевшей бородой, едва ли не рухнул в кресло. Тихое ворчание зашуршало по комнате:

– Забери тебя Горные духи, Ерген! Утянул меня за собой…

Когда старейшины сумеречных хаги собрались, чтобы решить, что ответить на призыв хайнеса к новым переговорам, Илэраз предлагал ответить отказом. К чему ездить в такую даль, если исход им известен? Но большинство всё же решило, что нужно ехать. А когда обсуждали, кого выбрать послом, Ерген заявил, что будет несправедливо, если отправятся только те, кто ответил согласием на призыв хайнеса. К сожалению, на стороне несогласных Илэраз оказался самым молодым.

Кости, измученные долгой дорогой, нещадно ныли, что только распаляло отвратительное настроение старика. А понимание, что эта поездка – просто камень, брошенный в бездну, приводило чуть ли не в бешенство.

Ещё перед первыми переговорами о мире старейшины уговорились, что они ни на пядь не отступят от собственных условий. Как ветер медленно разрушает камень, так и их упорство в конце концов заставит остальных сдаться. Но Илэразу в последние годы уже казалось, что их упорство не ветер, а тот самый камень.