Увидев кучу сыскарей, драконокрад затравленно осмотрелся и с отчаянным звериным воплем выгнулся в руках Викана, а затем остервенело вцепился зубами ему в запястье. Тот вскрикнул от неожиданности, а потом и зашипел от боли: стервец не думал разжимать челюсти и впивался в плоть всё сильнее.

– Ах ты сучёныш!

Стоило ему склониться чуть ниже, как мелкий тут же разжал зубы и со всей дури двинул затылком ему в подбородок. Голову Викана подкинуло вверх, он малость ослабил хватку, и воришка попытался этим воспользоваться и саданул пяткой ему в голень. Охнув, оборотень споткнулся и растянулся вместе со своей ношей на земле, придавив её. Вор, по-змеиному извиваясь, рванул из-под бабника всея Салеи, но тот успел вцепиться ему в бедро и дёрнуть к себе. Паршивец брыкнулся, извернулся так, что едва не переломился в позвоночнике, и попытался достать оборотня когтями по лицу, но Викан встал на колени и свободной рукой надавил ему на спину, пригвождая к земле. Вор продолжал яростно дёргать руками и ногами, как придавленный таракан лапами, и на животе выворачивался из-под ладони оборотня.

– Мелкий паразит! – от души припечатал Викан и хотел лизнуть прокушенное запястье, но побрезговал. Вдруг поганец даже не слышал, что зубы можно чистить.

Тот яростно вскинулся и въехал пяткой между раздвинутых колен мужчины. Брови того мучительно надломились, и он со сдавленным «М-м-м-м» завалился на рычащего драконокрада.

Только после этого гогочущие сыскари спохватились и поспешили ему на помощь. Пока мужчины скручивали вёрткого и злого поганца, обеспокоенная Майяри подбежала к самому Викану и с сочувствием склонилась над ним.

– Ты как?

– Гадёныш! – с чувством прошипел Викан, кое-как разгибаясь и опираясь руками на колени.

«Гадёныш» отозвался почти драконьим рыком. Он не сдавался и сам себе выкручивал суставы, пытаясь вырваться из цепких рук закона.

– Боги, Майяри! – в полусогнутом положении Викан быстрее рассмотрел браслет на её руке. – Ты так быстро сдалась? Я разочарован.

– Я сейчас добавлю, – пригрозила девушка, и оборотень направил своё разочарование на талантливое молодое поколение ворья.

Ветер трепал широкий капюшон на голове мужчины, сминая и придавая ему причудливые формы. Оборотень, ничуть не раздражённый, что обзор постоянно перекрывается, прислонившись плечом к трубе, доедал ломоть хлеба с вяленым мясом и смотрел вниз, между крышами двух домов, во двор сыска, где царила весёлая кутерьма. С каждой минутой он веселел всё больше и к концу поимки опасного драконокрада плечи его неудержимо тряслись.

Когда в поле зрения ступила тонкая девичья фигурка, мужчина хищно подался вперёд, и ветер тут же сорвал с его головы капюшон и заиграл чуть длинноватыми светлыми прядями. Оборотень предвкушающе прищурил серые глаза и, хищно улыбнувшись, тихо-тихо протянул:

– Моя дорогая госпожа… Как изменилась-то, дрянь…

Мелкий драконокрад ко всем бедам оказался ещё и девчонкой. Причём совсем дикой и очень-очень злой. В допросную комнату её встаскивали двое мужчин, и, пока они её донесли, она успела каждого хотя бы по разу цапнуть. Её даже к стулу привязали, как взрослого преступника, и теперь разозлённый Викан сидел напротив неё, закинув ногу на ногу, и взбешённо зыркал жёлтыми глазами. Лекарь, вызванный вообще-то для него, – сыскарей очень беспокоили… некоторые травмы Викана – крутился вокруг девочки.

– Лет двенадцать-тринадцать, – прикинул тощий молоденький лекарь. – Но-но, не кусай меня! Я от лекарств насквозь ядовитый.

Девчонка с детской доверчивостью и испугом уставилась на него и поджала губы, чтобы лекарь сам не залез ей в рот.

– И куда её теперь? – сплюнул Викан.

Триумфа от победы как не бывало.

– К мелкой шушере одного с ней возраста?

– Да как-то не солидно драконокрада к простым карманникам, – гоготнул кучерявый верзила, один из тех, что помогал тащить вора.

Викан бы и к взрослой «солидной» шелупони поганца засунул, если бы тот не оказался поганкой. Среди этих татей такие выблядки попадались, что на незрелость малявки и не посмотрят.

– Драконокрад, – сквозь зубы выдохнул Вотый, чувствуя отнюдь не восторг от воровского таланта мелкой, а унижение от несостоятельности взрослых, из-под носа которых она умудрялась таскать не абы что, а целых ящеров.

Сомнений в том, что это она, почти не было. Запах, остававшийся на местах краж, был таким же, как её собственный: молочный, детский. Похоже, засранка знала, что по «молочному» запаху её не найдут – больно он уж был схож у разных детей, – и даже не пыталась маскироваться. Или толком не умела.

– Так, значит, драконов уводила ты? – уныло вопросил оборотень.

Девочка насупилась и сжала челюсти.

– Невинность не строй. Я поймал тебя, когда ты ящера из стойла выводила. В помощники на конюшню тебя точно не нанимали.

И удовольствия от допроса никакого. Со взрослым мужиком он бы ещё языками почесал, соревнуясь в острословии, а с бабой бы и пококетничал. А дитёнка как допрашивать? И куда её после этого девать?

Отдельную камеру ей не выделишь, тюрьма переполнена. В сыске содержать преступников запрещено, исключение сделали только для тех, кто недавно перекинулся в химер духа. В суде… С ребятами из суда сыскари с недавних пор не ладят, выделить камеру для малолетней преступницы, которой не светит суд в ближайшее время, они не согласятся.

– Может, в приют отправить? – пробасил верзила.

Он единственный, помимо лекаря, остался с Виканом в допросной, хотя желающих было много. Но Ранхаш разогнал всех и Майяри утащил с собой.

– Там о ней позаботятся. Ну не судить же её в самом деле? Она мелкая, девочка ещё. Сиротам-бабам, сам знаешь, на жизнь зарабатывать тяжело. Мож, и лучше, что она ящеров решила седлать, а не… – оборотень многозначительно поиграл бровями.

– Малец, уже вкусивший азарт от большого дела, вряд ли захочет стать помощником швеи. Боги, и что мне с тобой делать?

– У меня знакомая хатерай ученицу ищет, – почесал башку верзила, но Викан опять поморщился: знал он эту хатерай.

– И почему вообще тобой занимаюсь я? – оборотень неприязненно уставился на девочку. – Мне поручили только поймать.

– Неудачник, вот тебя и пользуют, – рискнула та раскрыть рот и съехидничать.

Викан не обиделся и с тоской уставился на веснушчатое лицо преступницы.

С малолетними карманниками обычно поступали довольно щадяще. Отправляли в специальные приюты, которые перевоспитывали вот таких начинающих воров. Тех, за кем числились преступления посерьёзнее, предпочитали отправлять и в более жёсткие места перевоспитания: в армию, городскую стражу, военные школы. Вкусивших больших денег поганцев можно было переманить только большим делом, к приютским наставлениям они оказывались не очень восприимчивы. Но что делать с маленькой девочкой, которая крадёт драконов? Викан задницей чуял, что в воспитательный дом, где содержатся ставшие на путь проституции, её лучше не отправлять: запах чистый, если малявка и думала продавать тело, то не решилась. И не стоит соблазнять её, помещая среди ровесниц, которые только и балаболят о своей прежней жизни.

– И ничего у тебя на меня нет, – вякнула мелкая, нагло щуря глаза.

– Правда? – Викан провокационно вскинул брови. – А беспризорность?

Даже веснушки посерели.

– Сироткам нужно быть под опекой, – продолжал издеваться оборотень.

Почему-то большинство беспризорников как кары богов боялись оказаться чьими-то воспитанниками. Запугивают, что ли, друг друга страшилками? Мама, покровительствующая нескольким приютам, частенько жаловалось, как тяжело бывает с воспитанниками, взятыми с улиц.

Но девочка всё же права: ничего на неё у Викана не было. Только выводимый из стойла дракон. Но выводимый ещё не украденный. С кошельками всё же проще: вытащил из кармана, значит, вор. Он уже и сам сомневался, что поймал того, кого нужно.

Потратив уйму времени на изучение мест краж и опрос смотрителей, Викан понял, что вор предпочитает выбирать «неурочное» для краж время. Чаще всего драконы пропадали днём, реже на рассвете, едва небо начинало розоветь, и никогда ночью. И всегда вор приходил, когда в ангаре никого не было. Причём он не выманивал смотрителей сам, все отлучки выглядели вполне естественными. Вор шнырял где-то рядом и всё подмечал.