— Храмовые ласточки, княгиня. Они проживают обычно так высоко в горах, где селятся только святые люди, — объяснила Ино, выглядывая в окно вместе со мной.

— Мы уже близко?

— Не совсем. Нужно обогнуть скалу, а это не малый путь. Но оно того стоит. Место удивительное.

Небо совсем очистилось, и к храму, скрытому среди скал. Мы подъезжали уже при ярком, весеннем солнце. За несколько дней горы, кажется, не просто расцвели, а словно вспыхнули, в одно мгновение сменив цвет. Еще серо-зеленые недавно, они вдруг превратились в яркие лоскутные одеяла. Настоящая весна добралась и до этих мест.

Выйдя из повозки перед высокой деревянной калиткой, перегораживающей дорогу, я с удивлением поняла, что здесь не будет ни большого двора, ни широкой подъездной аллеи, как в столичных храмах Мерона. Теперь стало ясно, почему большая часть людей князя осталась ниже, на небольшой площадке по пути. Здесь просто было не поместиться.

— Мог бы сказать, я бы спокойно прошлась, — заметила я супругу, выходя из повозки. Было сложно представить, как теперь разворачивать лошадей на таком узком участке.

— Скорее всего, вниз предстоит спускаться своими ногами, так что еще прогуляешься, не переживай, улыбнулся князь, помогая Ино выбраться. — Это место — одно из самых безопасных в Сайгоре. Дело и в расположении, и в недоступности. Но даже если кто-то сует добраться до храма, никто без позволения настоятеля не войдет внутрь. И тут нет какой-то бравады или веры в крепость местных стен. Храм оберегают боги. Идем, познакомлю тебя.

Несколько раз, с силой, опустив кольцо дверного молотка, Мадис отступил от двери, слушая, как звук разносится по горам. Ждать пришлось довольно долго, прежде чем со скрипом, нам все же открылся входи в храм.

— Идем.

— Нас никто не встретит? — я ожидала привратника или какого-то прислужника, который был бы ответственен за посторонних на территории, но Мадис покачал головой.

— Это не то место. Здесь всего-то живет человек пять-шесть, но чаще всего я не встречаю в свои посещения никого.

Ухватившись за предложенную ладонь, я шагнула под арку входа, ощущая, как трепещет все внутри.

За дверью, сразу за небольшой пустой площадкой, вверх уходила лестница, высеченная в скалах. Она почти сразу круто поворачивала, исчезая из виду между двух отвесных природных стен, уносящихся в облака. С поддержкой мужа, в сопровождении Ино, которую вел Гирс, мы еще какое-то время поднимались по этим, местами стертых временем, ступеням, пока не вышли на открытую площадку, по сторонам которой стояли невысокие, тонкие деревца.

— Магнолии. Когда потеплеет, они будут усыпаны мелкими белыми цветами. Очень красиво. Здесь нет ветра, и эти южные деревья себя прекрасно чувствуют.

— Я буду рада, если получится посмотреть на их цветении, но где же храм? — оглядывая открытую территорию, все что я сумела разглядеть, это еще ряд ступеней впереди и несколько дорожек, ведущих в разные стороны.

— Нам сюда.

Мы прошли через площадку, вымощенную серыми плитами, и поднялись по широким, потрескавшимся ступеням, сквозь которые кое-где пробивалась трава, а по краям росли густые, уже частично зазеленевшие, деревья.

Храм, вытесанный прямо в камне, возник внезапно. Мы просто шагнули на следующую ступень, как впереди открылась темная арка входа, с резными колоннами по обеим сторонам. Скалы здесь были темнее, создавая некую мрачность и вынуждая почтительно понизить голос. Пусть я не знала местных богов, но, все же, предпочитала не ссориться с ними.

— Вера в Сайгоре мало чем отличается от Меронской, разве что, мы верим в более активное участие духов в нашей жизни, тихо сказал Мадис, останавливаясь перед черной аркой. — Единый бог, имеющий тысячи лиц и тысячи воплощений, знающий все, что происходит с тем, кто обращается к нему. Боги печей, в гончарных мастерских, бог урожая, бог, которому молятся о здоровье. У него тысяча имен и столько же лиц. Это позволяет людям просить и благодарить одну и ту же сущность, и надеяться, что они будут услышаны. Сколько в этом правды — неизвестно, сама знаешь. Но на то она и вера.

Я кивнула, пытаясь рассмотреть хоть что-то в темноте внутреннего пространства. Это было мне понятно. Сайгора и Мерон существуют бок о бок сотни лет, так что и вера схожа, трансформируясь со временем в то, что больше нужно людям. Интересно мне было иное:

— А какому богу пришли молиться сегодня мы?

Мадис криво усмехнулся, крепче сжимая мою ладонь, и делая шаг вперед.

— Богу войны, княгиня. Уже много лет я молюсь только ему.

Глаза привыкли к полумраку довольно быстро, но разглядеть какие-то детали оказалось невозможно. Мадис же уверенно шел вперед, остановившись перед темной громадой в глубине храма.

Подняв что-то длинное и тонкое, князь взмахнул рукой, и в темноте, на конце ровной веточки вспыхнул огонь, заставив зажмуриться. Пламя выхватило из темноты огромную каменную фигуру, чья голова терялась где-то вверху.

Запалив лампу, стоящую у ног каменного божества, Мадис бросил свою палку в железное блюдо, стоящее чуть в стороне.

Прошло всего несколько мгновений, пока масло разгорелось ярче, и я смогла увидеть несколько темных входов. Не позволяя осмотреть зал, князь потянул меня вправо, вглубь каменной твердыни, неся перед собой масляную лампу, которая слабо освещала дорогу.

Совсем неожиданно, через десять минут блужданий по узкому коридору, после подъема по лестнице, мы вдруг вышли в небольшой зал с колоннами, и огромными окнами, открытыми всем ветрам. Внезапный солнечный свет, после полумрака перехода заставил зажмуриться и замереть на месте. А то, что я увидела, когда глаза привыкли, едва не вынудило отступить обратно.

— Отступи, нужно убрать лампу с ветра, — помогая мне отойти немного в сторону, Мадис поставил горящий светильник в небольшую нишу в стене коридора, куда не задувал ветер. А я смотрела на зал Бога войны и у меня был только один вопрос:

— Твоему воплощению бога нет нужды приносить жертвы сегодня. Верно?

— Верно, Лизабет. Я приношу ему жертвы каждым днем своего существования и прошу только о том, чтобы среди этих жертв было как можно меньше тех, кто не носит при себе бирку солдата, — криво усмехнулся Мадис, проходя вперед и останавливаясь перед каменным столом. Сняв с плеча сумку, князь высыпал на большой поднос целую горку деревянных бирок, что мы сушили несколько дней назад, после того, как с них смыли кровь.

Почти все стены были увешаны бирками погибших солдат. Не было никакой возможности сосчитать, сколько здесь этих маленьких именных дощечек, а сегодня мой супруг принес своему богу еще почти три сотни.

Запалив благовония, Мадис принялся медленно, никуда не торопясь, развешивать бирки в одном ему понятном порядке, а я стоял а в стороне, наблюдая за мужем. В каждом его жесте была такая печаль, что мне нестерпимо захотелось обнять его.

— Знаешь, с чего началась эта война? — Голос Мадиса, вроде бы и тихий, а все же разносился по всемуц помещению, сопровождаемый деревянным позвякиванием табличек. Не думая, что князю нужен ответ, я промолчала, дожидаясь продолжения. — Мерон, подстрекаемый Паххетом, напал на один из наших торговых караванов, идущих от Жемчужного залива. Конечно, ваш король тут был не причем. Но вместо разбирательств, Антуан попытался обвинить конунга в недостаточной охране. Дело кое-как замяли. Пока караваны не стали пропадать один за одним. Это напрочь разрушило торговые отношения между странами, и лишило нас внешней торговли. Кочевники с одной стороны, и Антуан с другой…

Мадис помолчал, глядя, как ветер поднимает вверх и разгоняет дым от благовоний.

— Мы не хотели этого, Лиззи. Совсем. Нам просто нужна была торговля. Первые два года мы просто держали оборону, не позволяя Мерону расширять свои границы. Но когда из-за Антуана погиб сын герцога Назарата, горячо любимый всей Сайгорой, сдержать гнев людей стало невозможно. Мы не хотели этого, моя княгиня. Но нам не оставили выбора.