— Ну я не знала, что вся эта кутерьма со свадьбой может так далеко зайти! — порола хуйню Нина, шныряя взглядом из стороны в сторону. — Рано мне замуж еще. Мне всего-то двадцать три исполнится в декабре! Кто-то в двадцать четыре только с девственностью расстается, а я уже замуж! Как-то тороплю я свою жизнь…

— Чегооо, блять? — нахмурилась Лизи, выслушав бредни сестры. — Ладно, похуй, что ты там несешь! Самое главное, что ты передумала! Мы немедленно уезжаем отсюда! Снимай ебучее платье, а я пока наберу Джейку, чтобы он подогнал тачку к главному входу!

Лизи стала торопливо набирать номер мужа, а Нина, залипнув в одну точку, уже медленно завела руку за спину, чтобы расшнуровать свадебное платье.

«Эй, Нина, а какого хуя ты делаешь? — заговорила в ее голове Красная Королева. — Даже и не вздумай этого делать! Ты выйдешь замуж за Декстера! Я не дам тебе все сорвать! Негоже сбегать со свадьбы! Ты только представь, что подумают все эти, незнакомые тебе, люди! А уж знакомые — так вообще! Что скажет тебе твои мать и бабка?» — переубеждал Нину голос, пока она сама рассматривала собравшихся гостей.

— Жид, хватит лишних вопросов! Я тебе сказала, что делать, остальное объясню потом! Или ты хочешь остаться без… — орала Лизи в трубку, закидывая вещи в чемодан.

— Забудь все, что я сейчас наговорила, — одернула ее за руку Нина. — Я просто переволновалась… Никуда мы не поедем. Свадьба состоится, — нервно говорила она, пытаясь скрыть грусть в голосе.

— Как? — воскликнула Лизи, выронив телефон из рук. — Нина, я тебя прошу…

— Нет, я все решила! Давай, завязывай мне платье обратно! Кажется, мы уже опаздываем. Негоже!

Лизи потеряла дар речи, лишившись последней надежды на спасение сестры из супружеских лап Моргана.

— Алло! Алло! Лисонька! — орал из айфона голос Джейка. — Так я не понял, мы потом поедем в Сиэтл?

Нина наклонилась и подняла телефон с пола.

— Шаровой, успокойся, никуда мы не едем, — непринужденно сказала она, приложив трубку к уху. — Это шутка такая была… Розыгрыш… Короче, все, давай, — сбросила она звонок и откинула телефон на диван.

Лизи же, поджав губы, стала вновь зашнуровывать платье сестре.

Кстати, немного о свадебных нарядах. На Нине было длинное белое платье со шлейфом. Корсет и юбку отделяла черная лента, сзади завязанная в бант. Аккуратные локоны были собраны, сбоку их украшала изящная винтажная заколка, ебать какая дорогая. На голове красовалась длинная фата, которую Нина надела в знак невинности. Так уж и невинна ты, Нина? Может расскажешь, как шоркалась по стрип-клубам, тряся своими небольшими грудями перед мужиками среднего рабочего класса? Или расскажешь, как жарилась с братом? Или, как зажигала с Джонни Кейджом в смотровой яме? Или, как давала жениху за шоколадный батончик? Или, как лишилась девственности за три сотни незнамо вообще с кем?

На Лизи было маленькое черное платье от «дольче» с глубоким вырезом, поверх плеч накинуто черное кружевное болеро. Волосы же убраны в аккуратную укладку, а на голове красовалась небольшая траурная шляпка с сетчатой вуалью. Не слишком для свадьбы, Лизи? Что говоришь, считаешь, что сестра хоронит свою жизнь?

Парни с нарядами заморачиваться не стали. На всех были черные костюмы, белые рубашки и черные галстуки.

Вдруг раздался стук в дверь.

— Входите! — крикнула Нина.

— Ну что, куклы? — зашла в комнату Оливия, которая излечилась от рака и нарастила волосы. — Ох, какие же вы у меня красавицы, — она подошла к дочерям и обняла их. — Как же я переживала, когда думала, что ты мертва, Эми, звезда моя! — поцеловала она Нину в лоб. — Мы даже ездили на твою могилку на Аляске и оставили деньги на памятник некому Эштону Катчеру, но он сказал, что придется подождать годок, когда земля просядет… Ну, а ты как всегда на высоте, душа моя! — обратилась она к Лизи, поцеловав ее в щеку. — Черный тебе к лицу!

В комнату прошли так же Куклачев и Оливер.

— А где же этот… Как его… Ну паренек с вами лазил постоянно… — забуробил Юрий, гладя кошку, мирно спавшую на голове.

— Кто? — недоуменно спросили сестры.

— Ну, брат ваш, как его там звали? Его еще для буйных этих… Как их… Ну, наркоманов, положили, — продолжал свой невнятный вопрос Куклачев.

— Алекс! — помогла Оливия. — Так с тех пор, как он сбежал из клиники, его никто не видел, — сказала она, покосившись на мужа. — Оливер, дорогой, скоро уже начнется церемония, думаю тебе надо наведаться в клозет, чтобы не приспичило прямо по пути к алтарю, — с улыбкой обратилась она к нему, подталкивая к двери.

Нина застыла, как вкопанная от слов матери об Алексе, тяжело задышав.

— И то верно, — усмехнулся Оливер и вышел, на ходу расстегивая ширинку и ища взглядом какой-нибудь угол.

— На счет Алекса… Думаю, с ним случилось что-то страшное… — трагически прошептала Оливия, подойдя к дочерям. — Но я не говорю об этом вашему отцу, он надеется, что все хорошо. Ладно, не будем о грустном! Главное, что с вами все в порядке, куклы мои!

Лизи бросила взволнованный взгляд на сестру, но та уже успела вернуть самообладание и, не подав и малейшего вида, стала обувать туфли.

Тут в комнату кто-то постучал вновь и, не дожидаясь ответа, сам открыл дверь. Это был Фифти-Цент.

— Пора на выход, бич! — постучал он пальцем по бриллиантовым Ролексам на запястье и удалился.

Нина бросила на священника растерянный взгляд, но, быстро одернув платье, двинулась к выходу. В дверях она остановилась, обернувшись к присутствующим, будто ожидая от них какой-то помощи, но затем, как ни в чем не бывало, уверенным шагом пошла дальше.

Оливер с лицом, преисполненном облегчением, вышел из-за угла дома, крепко взял Нину под руку и повел к арке. И вот они подошли к месту торжества. Нина с отцом только ступили на белую ковровую дорожку, ведущую к алтарю, как вдруг перед ними выскочили два ребенка лет одиннадцати: девочка в пышном белом платье и мальчик в стильном красном костюме. Дети медленно зашагали впереди невесты и начали разбрасывать под ноги лепестки роз, доставая их из корзинок. Девочка то и дело останавливалась, приседая в реверансе и отсылая по сторонам воздушные поцелуи. Мальчик же, ступая по дорожке походкой распиздяя, нехотя швырял лепестки прямо в гостей, постоянно подкатывая глаза и громко цокая.

Гости поднялись со стульев, когда заиграла классическая музыка. Нина подняла взгляд. У арки из лент и орхидей ее поджидал Декстер, засунув руки в карманы. Слева от него стоял Джейк, на его щетине виднелись мелкие вкрапления то ли сахарной пудры, то ли муки, но, скорее всего — это были крупицы кокаина. На голову он одел кипу, ибо после собственной еврейской свадьбы провозгласил себя чистокровным евреем. Рядом с Джилленхолом — Квентин и Джимми, на удивление — без шляп. Самым последним стоял… Фил Купер?! Он-то как тут оказался? По центру стоял нигер — отец Фифти-Цент, в разноперой атласной рясе и с аэйпэдом в руках. Слева от него находилась Лизи. Она недовольно стучала каблуком и теребила в руках черный носовой платок. Рядом с ней стоял и крошка Тирион.

И тут произошло то, чего не мог ожидать никто! Мальчик, до этого момента раскидывающий лепестки роз, остановился, перегородив дорогу невесте и ее отцу, поставил корзинку, лег на спину, поднял вверх ногу, расшнуровал кедину и принялся медленно зашнуровывать вновь.

Повисла неловкая пауза.

— Это что за пидорас такой? — удивилась Сьюзен Сарандон, смоля сигарету в первом ряду гостей.

Все фотографы взяли в объектив мальчишку и стали его снимать.

— Меня! Фотографируйте меня! — заверещала девочка, закружилась, расставив в стороны руки, и начала становиться в глупых позах, надувая губы.

— Эй, мальчик, мальчик! — шикнула Нина. — Уйди с дороги!

Но мальчишка совершенно не думал подчиняться. Он поднял ввысь вторую ногу и стал проделывать свой трюк со второй кединой.

— Ты что, дебил? — взорвался Холлидей. — А ну-ка съебал! А то мы тебя выгоним со свадьбы! Ну же! Ну же!