В 1862 году по данным царской полиции в якутской ссылке пребывало 709 «скопцов». Их преимущественно селили в тайге по рекам Алдан и Мая. Тогда они составляли самую крупную группу якутских ссыльных. Вторыми по численности после «скопцов», были прочие «раскольники» и «старообрядцы», их тогда среди ссыльных Якутии насчитывалось свыше шести сотен. Вскоре третьей самой крупной группой невольных обитателей тайги стали польские мятежники – участники вооружённого восстания в Польше. Например, много лет в Вилюйске провёл Иосафат Огрызко, руководитель польского подполья в Петербурге, которому смертную казнь заменили 20 годами якутской ссылки.

Ещё одну крупнейшую группу якутских ссыльных составляли «конокрады», в основном татары и башкиры. В 1870 году появился указ «Об административной высылке в Сибирь конокрадов и инородцев Оренбургского края». В тех местностях, действительно, были распространены целые преступные группировки, промышлявшие профессиональным угоном лошадей. Однако после указа по подозрению в конокрадстве стали ссылать целыми деревнями. При этом ссылка полагалась именно «на всегдашнее жительство в отдалённые места Восточной Сибири» – то есть в Якутию. В тайге по обоим берегам Лены тогда оказалось несколько тысяч настоящих и мнимых «конокрадов», что даже вызвало первые в Якутии протесты местных жителей против новых поселенцев.

В царской России до начала XX века существовала и особая церковная ссылка – когда высшие иерархи православной церкви своей властью могли ссылать священников и монахов. Такие решения церковных властей исполняли власти государственные, в 1858 году решившие, что лучшим местом для «разжалованных лиц духовного звания» будет именно Якутия. Сослать на берега Лены могли, например, за самовольную отлучку из монастыря.

Некоторые формулировки причин церковной ссылки – «За нетрезвую и буйную жизнь» – удивляли даже не склонное к сантиментам царское начальство в Якутии. Однако по полицейской статистике именно эта категория ссыльных, действительно, отличалась наибольшей склонностью к пьяным загулам. Как писал один из очевидцев, Якутск по прибытии очередного этапа с осуждёнными «был наводнен ссыльными по православному ведомству, которые буквально терроризировали горожан, ходили по домам, попрошайничали, а некоторые дебоширили в пьяном виде…»

Из якутских ссыльных в конвоиры царя

Самой тяжелой по праву считалась ссылка в самую отдаленную и северную часть Якутии – колымскую тундру. Вот как описывал жизнь на берегах Колымы бывший студент Московского университета Сергей Мицкевич, в конце XIX века сосланный за революционную деятельность в заполярный город Среднеколымск: «Здесь никогда не ездили на телегах, и местные жители не видали колеса; они не видали, как растут хлебные злаки, никогда не едали фруктов – даже яблок, груш, слив, арбузов; только двое жителей имели огороды, в которых росли капуста, картофель, морковь, репа, лук. Жители не видали свиней, овец, коз, кошек, не видали домашних птиц – кур, уток, гусей. Из домашних животных были только лошади, коровы и собаки, в округе ещё олени…»

Не удивительно, что в тяжелых условиях Севера порой вспыхивали бунты и столкновения ссыльных с властями. Особенно активно протестовали оказавшиеся на берегах Лены революционеры. Так в марте 1889 года в Якутске произошёл бунт трёх десятков ссыльных, протестовавших против решения местной полиции спешно отправить их на Колыму без должной подготовки к полуторамесячному походу через приполярную тундру. У революционеров нашлось два револьвера, они смертельно ранили одного полицейского. Но винтовки конвойных солдат оказались сильнее – шестерых бунтовщиков застрелили, троих участников бунта спустя несколько месяцев приговорили к смерти и повесили во дворе городской тюрьмы Якутска.

В 1904 году в столице Якутии произошла целая «осада», когда полсотни ссыльных революционеров, забаррикадировавшись в одном из домов в центре города, больше двух недель противостояли полиции и солдатам. Революционеры протестовали против ужесточения полицейского надзора и избиений их товарищей во время конвоирования к местам ссылки.

Однако по меркам последующей истории XX века количество именно политических ссыльных в Якутии было относительно небольшим. Так по данным полиции на 1 января 1913 года на берегах Лены и Колымы отбывало ссылку 446 человек, осужденных за революционную деятельность. К началу 1917 года таковых в Якутии оставалось три с половиной сотни.

Революция вмиг поменяла историю якутской ссылки. Один из местных ссыльных, народоволец Василий Панкратов, через несколько месяцев даже оказался главным конвоиром свергнутого царя.

Панкратов попал в Якутию ещё в 1898 году – до ссылки на берега Лены он полтора десятилетия провёл в тюрьмах. После стольких лет каменных казематов суровая якутская тайга показалась ему почти раем. Он так вспоминал об этом: «После четырнадцати лет одиночного заключения и целого года путешествия по сибирским тюрьмам и этапам под суровым конвоем я очутился на свободе в Вилюйске в конце февраля. Несмотря на суровые морозы, в это время солнце дольше держится на горизонте, а краски его до того разнообразны, нежны и прихотливы, что я целыми часами любовался чудным небесным сводом, и должен сознаться, что в первый раз так глубоко полюбил северную природу…»

Вскоре после революции, именно Панкратов стал одним из двух депутатов, выбранных от Якутии в Учредительное собрание осенью 1917 года. В то время бывший ссыльный находился уже далеко от берегов Лены – по поручению Временного правительства руководил конвоем свергнутого царя Николая II. Однако именно Якутия нередко становилась темой разговоров бывшего царя и бывшего ссыльного.

Как вспоминал сам Панкратов: «При встречах с семьей Николая темою нашего разговора часто была Сибирь и её природа. Как мало знали они её! Их представления о Сибири мало чем отличались от представлений о ней итальянских красавиц, которые думают, что в сибирских городах по улицам бегают волки, медведи, что там вечный снег и морозы…»

Позднее выжившие слуги царя воспоминали, как царских детей поразили рассказы Василия Панкратова о северном сиянии и жизни таёжных кочевников Якутии. Сам бывший ссыльный, хотя по вполне понятным причинам, и не испытывал тёплых чувств к царю, однако не стал соучастником казни последних из династии Романовых.[2] Впрочем, это уже совсем другая история, когда всю Россию, включая Якутию, охватила страшная гражданская война…

Огромные пространства Дальнего Востока и в наше время испытывают нехватку рабочих рук. Но в прошлом эта проблема была ещё более острой, и государственные власти, задолго до эпохи ГУЛАГа и сталинских репрессий, не раз пытались решить её при помощи подневольного труда. Расскажем о вкладе заключённых царской каторги в развитие нашего Дальнего Востока.

Каторжная соль Охотска

Три века назад в Российской империи осуждённых стали не просто ссылать за восточные склоны Урала – впервые были организованы именно массовые центры принудительного труда, то, что в русском языке стало называться словом «каторга». На территории современного Федерального дальневосточного округа первая каторга возникла рядом с Охотским острогом на берегу одноимённого моря.

В 1726 году знаменитая экспедиция Беринга организовала здесь добычу соли из морской воды. Ранее соль на побережье Охотского моря, Камчатку и Чукотку приходилось возить из окрестностей Иркутска за три тысячи километров.

Но «варка» морской соли была слишком трудоёмким процессом и требовала массы рабочих рук, которых катастрофически не хватало на безбрежных просторах между рекой Леной и Охотским морем. Именно поэтому в мае 1731 года появился указ Сената Российской империи: «Для умножения людей, таких кои осуждены на каторгу и ссылки, ссылать в означенный Охотск на житье, а как оные в Охотск привезены будут и тамо их определить в службу и работы…»