«Греческой ротой» тогда именовалось особое подразделение регулярных русских войск, укомплектованное бывшими византийцами, включая даже вернувшихся в православие янычар. Вместе с иными частями «греческая рота» ежегодно несла вахту на степной границе с Крымским ханством.

Во время неудачной Смоленской войны в 1632 г. наш грек – успевший в Москве жениться, завести детей и стать «Юрием Трапезондским» – вновь попадает в плен, теперь к «литовским людям». В плену Юрий выдаёт себя за итальянского дворянина, благо после многолетнего пиратствования хорошо знает все средиземноморские наречия. Диковинный пленник, если верить его позднейшим показаниям, даже общается с самим польским королём Владиславом IV. В итоге мнимого «итальянца» освобождают, и он из Кракова едет в Амстердам, откуда второй раз плывёт в Архангельск…

Так в 1633 г. византиец вновь оказывается в Москве, где знали о том, что пленённый «греченин» подозрительно хорошо принят врагами – на Юрия даже завели дело об измене, а его русскую жену и детей сослали из столицы в Устюг. Вернувшегося грека допрашивают высшие чины Посольского приказа. Ведь византиец принёс ценнейшую для России информацию о посольстве крымского хана к полякам – благо бывший подданный Османского султана хорошо говорит и на тюркском наречии.

Греческая слобода за Яузой

Благодаря ценным разведданным «греченина» оправдывают, прощают даже публичное исповедание католичества: «И по государеву указу велено государева служба служить и государева жалованья кормовые деньги давати по прежнему… А жену ево и з детьми с Устюга указали взяти к Москве и отдати ему».

В 1635 г. Юрий получает чин поручика в «греческой роте». Вскоре отличается в стычке с татарами, и с 1637 г. лет командует уже всей «греческой ротой». Получает очень большое жалование – 10 руб. в месяц (столько же тогда в столице стоит средний жилой дом).

Наверняка все знают про Немецкую слободу в Москве допетровской эпохи, однако, мало кто слышал про аналогичную Греческую слободу. Она с 1641 г. располагалась за рекой Яузой подле Андроникова монастыря. Именно там жили православные выходцы из Османской империи, там же обитал наш герой, Юрий Трапезундский. «А живут они все в единои слободе, пьют и ядят вместе, кумовство и сватовство у них заодно…» – писал об этих московских греках русский современник.

И это совсем не конец авантюрной жизни греческого корсара на русской службе. Главное отличие «греков» от «немцев» и русских той эпохи – невероятная, просто вопиющая склонность бывших византийцев к интригам и внутренней борьбе за власть. Когда-то эта грызня погубила Византию, а ныне от неё дивились даже москвичи, сами после Смуты поднаторевшие в интригах. В «греческой роте», как подозревали именно по вине Юрия, исчезло аж 13 служивых – где-то их закопали его подручные… Всплыли и факты подтасовки аристократических титулов для выходцев из бывшей Византии и прочие грехи помельче.

В Москве откровенно пиратские нравы терпеть не стали – в 1644 г. бывшего корсара из Трапезунда сослали служить казаком за Урал, в Томск. В этом сибирском городе к тому времени в роли ссыльных перебывала не одна дюжина проштрафившихся «гречан». Казалось бы, конец, если не жизни, то карьере бывшего корсара. Но нет – и в заснеженной Сибири греческие авантюры продолжились. Юрий Трапезундский не только ходил в рейды аж до степей современного Казахстана, но и наладил активную контрабандную торговлю сибирскими мехами, меняя пушнину на водку. Работал «греченин» в доле с местным воеводой, князем Щербатовым. Но вскоре корсар и князь что-то не поделили, и Юрий возглавил открытый бунт казаков против воеводы!

В большинстве случаев такие столкновения с высшей властью кончались крайне плачевно для их участников, но византиец и тут остаётся на плаву. Он едет из мятежного Томска прямиком в… Москву – везёт челобитную от казаков с жалобами на воеводские «неправды». В столице бывшего корсара и ссыльного не только выслушают, но и восстановят в прежнем чине командира «греческой роты». Впрочем, ненадолго – через пару лет вновь сошлют в Томск, но уже в статусе «сына боярского» и с высоким денежным окладом.

В 1658 г. именно этот бывший «корсар Леванта» построил для России новый Ачинский острог, один из предшественников города Ачинска в современном Красноярском крае. Поистине, любой литературный «капитан Алатристе» бледнеет перед этим «гречениным» и его реальной одиссеей от Гибралтара до Енисея…

Греки Петербурга и Новороссии

Пётр I прочно ассоциируется с «окном в Европу» и массой западных специалистов. Однако и при нём хорошо заметны бывшие византийцы. Первым руководителем и старшим врачом первого госпиталя в Санкт-Петербурге в 1708 г. стал «греческой породы» Антон Севасто. Первые галеры Балтийского флота строил грек Иван Боцис, бывший офицер гребной «армады» Венецианской республики. Он был настолько близок к Петру, что стал «посажённым отцом» на свадьбе царя с Мартой Скавронской, будущей Екатериной I.

Императрица Анна Иоанновна известна в нашей истории как покровительница «немцев», однако главным придворным медиком при ней был грек Иван Мелиссино, уроженец Ионических островов. Двое его сыновей тоже оставили след в нашем прошлом – Иван Мелиссино стал одним из первых директоров Московского университета, а Пётр Мелиссино, первый в русской армии генерал от артиллерии, не только обеспечил победу над турками в сражении при Кагуле, но и послужил натурщиком для скульптора Фальконе при создании знаменитого «Медного всадника» в Петербурге…

Масса греков появится на русской службе в эпоху победоносных русско-турецких войн Екатерины II. Когда в Севастополе в 1787 г. учредили первого городское самоуправление, все его члены были греками, а бургомистром избрали Димитриоса Кази, «морского батальона поручика» – уроженца Пелопоннеса, добровольцем поступившего на русский флот и отличившегося в Чесменской битве.

Из первых купцов 1-й и 2-й гильдий, зарегистрированных в «Таврической области» сразу после ликвидации Крымского ханства, свыше 60 % были греками. Собственно вся Новороссия, от Крыма до Одессы, на заре XIX в. рождалась во многом силами греков, как местных «понтийских», так и приезжих «пиндосов» – именно так два столетия назад на берегах Чёрного и Азовского морей звали греческих переселенцев из Османской империи. Впрочем, это уже иная, отдельная и большая история.

Первое в русской истории упоминание рубля обнаружено в берестяной грамоте, которую датируют XIII веком. «По 3 рубля продай, али не водя не продай» – писал новгородец по имени Матвей к «Есифу Давидову».

Тогда рубль был куском серебра весом около 100 грамм. Разрубленный пополам он становился «полтиной» – термин происходит от «полоти», половины туши животного, рассечённой вдоль. На Руси в средние века не было своих источников серебра, и оно попадало в нашу страну в основном из Западной Европы через Новгород. Так новгородский термин «рубль» семь веков назад на северо-востоке Руси дал имя главной денежной единице, заменив домонгольскую «гривну».

Но современного читателя очень удивит, что как такового рубля в Московском государстве никогда не видели вплоть до Петра I. Понятие «рубль» несколько веков для русских людей было чисто теоретическим – он использовался лишь как условная расчётная единица, а вот такой монеты физически не существовало.

«Рубль» был слишком большой суммой – например, в эпоху Дмитрия Донского город Вятка ежегодно платил ордынскую дань в размере аж 128 рублей. Даже спустя три века, при первых царях династии Романовых, когда рубль заметно подешевел, «городовые казаки» в острогах Сибири, получали по 5 рублей в год, что тогда считалось очень высокой «зарплатой».

Поэтому московские цари рубль, как монету, не чеканили. Для международных расчетов использовались европейские серебряные монеты, а внутри страны главным расчётным средством были чеканеные из серебра копейка, «деньга» (полкопейки) и «полушка» (четверть копейки).