Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Пока Матюшкин боролся со снежными буранами на берегу Ледовитого океана, Александр Пушкин на полях рукописи «Евгения Онегина» вспоминал в стихах своего так быстро покинувшего Петербург друга, мечтая вслед за ним вырваться в дальние путешествия:

Завидую тебе, питомец моря смелый
Под сенью парусов и в бурях поседелый!
Спокойной пристани давно ли ты достиг –
Давно ли тишины вкусил отрадный миг –
И вновь тебя зовут заманчивые волны
Дай руку – в нас сердца единой страстью полны.
Для неба дальнего, для отдаленных стран
Оставим берега Европы обветшалой;
Ищу стихий других, земли жилец усталый;
Приветствую тебя, свободный Океан.

Смерть с мечтою о Дальнем Востоке

Казалось бы, что может быть общего у Пушкина и Курильских островов? Но филологи находят даже такую связь – в повести «Станционный смотритель» гений русской литературы явно использовал мотивы прочитанной им в лицейские годы романтической истории «Остров Шамушир».

Молодой русский офицер попадает «к берегам Шамуршира, одного из главнейших островов Курильских», здесь он заболевает и его выхаживает прекрасная дочь хозяев. Выздоровев, влюбившийся офицер увозит девушку с собой. Пушкин лишь немного изменит эту историю, убрав чрезмерный романтизм «ориентальных стран», но даже фамилия влюблённого офицера останется узнаваемой. На острове «Шамуршир» (Симушир, как он именуется сегодня) будет офицер Малинский, а в повести Пушкина – Минский.

Эта, казалось бы, маленькая деталь в литературном наследии Пушкина показывает, насколько неожиданными могут быть творческие связи поэта с Дальним Востоком. При этом Александр Сергеевич не только мечтал о путешествии в эти края, предаваясь романтическим фантазиям у камина, но и вполне целеустремлённо собирался отправиться на Дальний Восток.

Вспомним, что поэт значительную часть своей взрослой жизни прослужил чиновником Министерства иностранных дел. В конце 1829 года МИД Российской империи принял решение отправить на Дальний Восток, к границам Китая большую дипломатическую и научную экспедицию. Эту миссию поручили возглавить Павлу Шиллингу, близкому приятелю Пушкина – когда-то дипломата с поэтом познакомил его родной дядя, Василий Львович Пушкин.

Шиллинг включил своего друга Александра Пушкина в предполагаемый состав экспедиции. Поэт увлечённо готовился к путешествию на Дальний Восток, скупая и штудируя книги о дальневосточных землях. Так в его личной библиотеке появилась книга о Камчатке, к которой Пушкин ещё не раз вернётся.

7 января 1830 года поэт обращается к шефу жандармов Бенкендорфу с официальной просьбой зачислить его в экспедицию Шиллинга: «…я бы просил соизволения посетить Китай с отправляющимся туда посольством». К сожалению царь не включил поэта в список членов дипломатической миссии к границам Монголии и Китая, лишив потомков пушкинских стихов о Сибири и Дальнем Востоке. Сохранились лишь строфы, написанные великим поэтом о своём желании отправиться в дальний путь вместе с посольством Шиллинга:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменной убегая:
К подножию ль стены далекого Китая…

Судьба и косность столичной бюрократии не пустили Пушкина на Дальний Восток, но мечты об этих манящих землях не оставляли поэта до самой смерти. Когда 8 февраля 1837 года он отправился на свою последнюю дуэль, на рабочем столе поэта осталась книга «Описание земли Камчатки».

Неожиданная Россия (СИ) - i_059.jpg

Это произведение, созданное еще в XVIII столетии русским путешественником Степаном Крашенинниковым, и во времена Пушкина оставалось единственным подробным исследованием истории и географии Камчатки. Книгу Крашенинникова поэт приобрёл, когда деятельно готовился к экспедиции на Дальний Восток к границам Китая. Спустя несколько лет поэт вернулся к «Описанию земли Камчатки» – последним литературным произведением, которое Пушкин задумал в своей жизни, была именно история дальневосточного полуострова.

Весь январь 1837 года поэт изучает Камчатку, предсмертные черновики сохранят для нас отдельные записи и мысли: «Под именем Камчатки казаки разумели только реку Камчатку. Южная часть называлась Курильской землицею. Западную часть от Большой реки до Тигиля называли Берегом. Западный берег – Авачею (по имени реки) и Бобровым морем. Остальную часть от устья Камчатки и Тигиля к северу – Коряками (по имени народа)».

«Камчатка – страна печальная, гористая, влажная. Ветры почти беспрестанные обвевают ее. Снега не тают на высоких горах», – пишет поэт, и далее перечисляет «огнедышащие горы», камчатские вулканы. Черновики о Камчатке занимают несколько десятков листов, исписанных быстрым пушкинским почерком.

Особенно занимают Пушкина истории о русских первопроходцах, добравшихся в эти немыслимо далёкие земли. Поэт прекрасно видит всё грани той великой эпопеи, сочетавшей немыслимую храбрость и страсть к наживе, самоотверженное мужество и первобытную жестокость. Пушкинское перо рождает строки, способные в несколько слов передать весь колорит минувшей эпохи: «Казаки брали камчадальских жен и ребят в холопство и в наложницы – с иными и венчались. На всю Камчатку был один поп. Главные их забавы состояли в игре карточной и в зернь в ясачной избе на палатях. Проигрывали лисиц и соболей, наконец холопей. Вино гнали из окислых ягод и сладкой травы…»

В сохранившихся черновиках упоминает Пушкин и русские походы против воинственных чукчей, и японских рыбаков, занесённых бурей на Камчатку, и многие другие интереснейшие детали. Сегодня нам остаётся только гадать, чем стали бы в итоге эти пушкинские строки – историей первопроходцев и Камчатки, подобной «Истории Пугачёвского бунта» или «Истории Петра Великого»? Или, быть может, нас ждала романтическая, как тогда говорили «байроническая», поэма о Камчатке, подобная «Кавказскому пленнику»? – только вместо русского офицера и прекрасной черкешенки, был бы русский казак и не менее прекрасная камчадалка?

Теперь мы этого никогда не узнаем. Несомненно лишь одно – смерть остановила перо гения русской литературы в тот момент, когда творчество Пушкина готовилось сделать для нас Дальний Восток ближе.

Глава 63. «Что такое голубые глаза?..» или лицеист на Колыме

От прославленного Пушкиным царскосельского Лицея до Колымы более пяти тысяч вёрст. Но именно одноклассник и ближайший лицейский приятель великого русского поэта – Фёдор Матюшкин – стал одним из первых научных исследователей Колымы и Чукотки. Матюшкин и Пушкин были ровесниками, будущий исследователь лишь на месяц был младше великого поэта. Расскажем о колымской и чукотской одиссее лицеиста.

«Плыть хочется…»

Если в эпоху первопроходцев один из далёких предков великого поэта, воевода Василий Пушкин, добирался (см. предыдущую главу) в Якутск целых два года, то к началу XIX столетия из Москвы в Якутск можно было доехать куда «быстрее» – всего за четыре месяца, если очень спешить и не считаться с расходами. Даже во времена «золотого века русской поэзии» Дальний Восток всё ещё оставался слишком дальним… В 1811 году, когда Пушкин поступил в Царскосельский Лицей, даже пылкая фантазия будущего поэта не могла предположить, что один из его однокашников своими глазами увидит недоступные в ту эпоху простому смертному полярные берега дальневосточных владений нашей страны.

Рано оставшийся без отца, потомок обедневшего дворянского рода Федя Матюшкин волей случая попал в первый «пушкинский» набор лицеистов. Шесть лет Пушкин и Матюшкин учились вместе. Все пушкиноведы неизменно включают отличника и мечтателя Фёдора Матюшкина, «Федернельку», как звали его юные лицеисты, в круг близких друзей поэта по лицею.

126
{"b":"717745","o":1}