Неизвестно, как бы завершился «бумажный» эксперимент Петра III, но спустя всего 33 дня после подписания указа о новом госбанке император был свергнут своей же супругой. Екатерина II сразу после переворота решила воздержаться от рискованного нововведения и отложила реализацию данного указа. Тем не менее она затребовала от генерал-прокурора Якова Шаховского давно разработанный им подробный проект введения бумажных денег-«цидуль».

Спустя шесть лет царице Екатерине II самой экстренно потребовались средства для новой большой войны. Предстояла сложная борьба с Турцией, тогда огромной и всё ещё могущественной империей, раскинувшейся на трёх континентах. В Петербурге хорошо помнили то поражение, которое нанесли османы царю Петру I, поэтому лёгкой войны не ждали. Казне срочно требовались дополнительные миллионы, и 17 ноября 1768 года на совещании у царицы вновь прозвучало предложение напечатать бумажные рубли.

Старые проекты экстренно возродили, и уже 29 декабря 1768 года появился манифест «Об учреждении в Санкт-Петербурге и Москве Государственных Банков для вымена ассигнаций». Новые бумажные деньги решено было назвать «ассигнациями», поскольку данный термин фигурировал в российском законодательстве со времён Петра I, изначально обозначая любой финансовый документ, подписанный от имени государства. Поэтому новые банки тоже вошли в историю как «ассигнационные», а бумажные рубли именовали «ассигнациями» вплоть на начала XX века.

В манифесте Екатерины II много и пышно говорилось о «благоденствии народа и цветущем состоянии торговли» посредством бумажных денег. Однако внутренние документы правительства указывали куда более прозаические цели: «Для начинающейся войны на расходы первой кампании учредить бумажные ассигнации, утвердя к ним точно то доверие, какое есть к настоящим деньгам…»

Тем не менее, причины реформы были не только военными. Например, манифест царицы утверждал, что «великое пространство Империи Нашей есть уже некое препятствие совершенству обращения денег». Действительно, бурно росшая в XVIII столетии русская экономика испытывала дефицит расчётных средств – серебряной и золотой монеты не хватало, а медная была крайне неудобна при крупных сделках, особенно с учётом больших пространств страны.

Например, 100 рублей медными пятаками, самой ходовой монетой, весили около 100 килограмм. Тысяча рублей медью уже требовали для перевозки две телеги. Даже серебром та же сумма тянула на несколько десятков кг. Таким образом, перемещение крупных сумм наличности по огромной России становилось очень непростой задачей. И бумажный рубль должен был решить эту проблему.

Поэтому первые в русской истории купюры предназначались именно для крупных расчётов – манифест Екатерины II предусматривал выпуск «ассигнаций» лишь крупного номинала в 25, 50, 75 и 100 рублей.

Первые российские купюры весьма отличались от современных. Они представляли собой довольно крупные листы бумаги, 19 на 25 сантиметров – размер всех купюр, вне зависимости от номинала, был одинаковым. Первые купюры вообще не несли никаких печатных изображений, а имели только текст, при том лишь на одной стороне листа. Например, банкнота в 25 рублей, выпущенная в Петербурге, несла надпись: «Объявителю сей государственной ассигнации платит Санкт-Петербургской банк двадцать пять рублей ходячую монетою». Далее шли подписи должностных лиц банка, сделанные чернилами от руки. При этом бумажные деньги, выпущенные филиалом «Ассигнационного банка» в Москве, имели другие надписи, отличные от петербургских рублей.

Однако не стоит думать, что первые неметаллические рубли были примитивными бумажками. Для своего времени они обладали надёжной защитой по самым передовым технологиям XVIII века. Чтобы уберечь бумажные «цидули» от подделок, использовались водяные знаки и, впервые в мире, на российских купюрах имелись надписи, сделанные выпуклым рельефным тиснением. Водяные знаки образовывали рамку вокруг печатного текста и тоже содержали надписи: вверху – «Любовь к Отечеству», внизу – «Действует в пользу онаго», слева и справа – «Государственная казна». В углах рамки были вытеснены гербы четырех «царств» российской империи: Астраханского, Московского, Казанского и Сибирского.

Одним словом, с задачей «утвердить доверие» к бумаге государство Екатерины II справилось. Начиная с 1769 года, за следующие семь лет было напечатано купюр на сумму свыше 12 млн. руб., покрыв четверть всех военных расходов на победоносную войну с турками. По легенде, царица Екатерина II именно тогда изрекла афоризм: «Неважно, что бумажно, лишь бы денежно…»

Первая «бумажная» реформа российских финансов давно канула в прошлое, однако Москва и Петербург до сих пор несут на себе её следы. В городе на Неве и ныне есть пешеходный Банковский мост. Хотя само сооружение, украшенное крылатыми львами, построено в начале XIX века, однако, своё название мост получил от близкого особняка, в котором со времён Екатерины II располагался первый «Ассигнационный банк». В Москве же у Мясницкой улицы есть Банковский переулок, так же названный по располагавшемуся здесь с 1769 года филиалу «Ассигнационного банка», выпускавшему первые бумажные рубли.

Треск и вспышки уличных фейерверков сегодня такой же неотъемлемый элемент новогодних празднеств, как салат «оливье», ёлка, полуночный бой курантов и бутылка шампанского. Но когда-то, в нашем далёком прошлом, фейерверк был не просто праздничной потехой, не просто яркой «огненной забавой». Столетия назад он был большой государственной политикой – расскажем об этой ныне забытой стороне популярного новогоднего развлечения.

«Пламя плауна изумительно…»

Огонь и пламя, вероятно, привлекали человека всегда – не только с практической, но и с чисто эстетической, развлекательной стороны. Ведь яркие вспышки и всполохи – это ещё и очень красиво. Физиологические причины таких чувств человека к огню оставим на разбор психологам и биологам. Они уже немало покопались в лобных долях нашего мозга, анализируя бессознательную эйфорию при созерцании, выражаясь прозой науки, излучения в ходе процессов интенсивного окисления.

Наши предки таких сложных определений не знали, но развлекались огнём всегда. Достаточно вспомнить традиционные забавы с кострами в ночь на Ивана Купалу, уходящие корнями вглубь языческих тысячелетий. От костров и факелов к разным «бенгальским» огням и фейерверкам – один шаг. Сегодня мы об этом прочно забыли, но наши предки умели делать простые фейерверки задолго до появления пороха и прочей сложной пиротехники.

Плаун, или по народному «пыхучка», распространённое в наших лесах и степях невзрачное зелёное растение. В сущности трава, но с необычными свойствами. «Это растение бросает вверх парные шишечки, которые в августе, будучи спелыми, собираются русскими в большом количестве, сушатся в печи, толкутся и продаются фунтами…» – писал четыре века назад немецкий дипломат Адам Олеарий, посетивший нашу страну в годы царствования первого царя из династии Романовых.

Порошок из сушеных «шишечек» плауна, будучи подброшен в воздух и зажжён, даёт вспышку, почти не уступающую в яркости пороховой. Вновь дадим слово немцу Олеарию, четыре века назад поражённому русской забавой: «Порошок этот держат в жестянке пирамидальной формы, её берут в руки и сверху у отверстия держат зажженную свечу или факел, снизу подталкивают её немного кверху, в воздух, так что немного плауна вылетает из отверстия. Свеча его подхватывает и он вспыхивает. Если подобное подталкивание в воздух происходит непрерывно так, что одно пламя следует за другим или же, если разбрасывают его вокруг себя, то получается зрелище изумительное. Можно устраивать хорошее развлечение с помощью плауна: если тайком наполнить им трубку и поднести к огню и дунуть, то неожиданно для сидящих вокруг выбрасывается сильное пламя; чтобы при этом получился сильный шум, примешивают сюда превращенную в порошок березовую листву. Свойство порошка плауна такое, что он загорается лишь будучи в воздухе рассеян над пламенем; в иных случаях он не горит, даже если сунуть в него зажженный фитиль или свечу, или если насыпать на горящие уголья… Пламя плауна изумительно, и очень весело смотреть на него, особенно когда его бросают ночью или впотьмах. Им можно пользоваться для разных развлечений…»