В юности Шумахер был школьным приятелем Фёдора Достоевского, но в отличие от соседа по парте увлёкся не литературой, а коммерцией. Первые годы банк под руководством столичного мэра развивался активно и даже пытался участвовать в прибыльном строительстве железных дорог за границей. На Западе партнёром Шумахера стал германский «железнодорожный король» Генрих Струсберг, прокладывавший рельсы по всей центральной Европе, от Пруссии до Румынии. На пике своего успеха Струсберг слыл богатейшим коммерсантом Германии, построил личный дворец в самом центре Берлина и даже избрался депутатом Рейхстага.

Однако в 1873 году в Западной Европе начался очередной экономический кризис. «Железнодорожный король» Германии попытался поправить свои пошатнувшиеся финансы за счёт кредитов из России, куда волны кризиса ещё не докатились. Под залог акций своих европейских дорог Струсберг брал крупные кредиты в московском банке Шумахера. К осени 1875 года сумма этих кредитов превысила 8 млн. руб. – очень внушительные деньги для той эпохи…

На Западе Европы к тому времени кризис бушевал вовсю, только в Германии и Австрии обанкротилось более сотни банков. Банкротом в итоге оказался и «железнодорожный король». Банк московского мэра Шумахера получил фатальную дыру в балансе – залог от Струсберга оказался фикцией, в обмен на живые деньги он предоставил «ценные бумаги» ещё не построенных железных дорог.

Позднее следствие так и не смогло или не захотело выяснить, был ли причастен к этому мошенничеству лично «городской голова» Москвы. Однако современники не сомневались, что кредиты Струсбергу выдавали сознательно под липовые залоги и большие «откаты».

Погорев на европейском бизнесе, московский мэр кинулся за помощью к российскому государству. Чтобы заткнуть дыру в бюджете банка, он лично обратился к министру финансов с просьбой об экстренном кредите в 3 млн. руб. Ранее государство не отказывало банкирам в таких просьбах, чтобы избегать потрясений в кредитной системе. Например, двумя годами ранее госкредитом спасли от банкротства первый коммерческий банк Петербурга. Однако с лета 1875 года у России назревал очередной военный кризис с Турцией, и лишних денег в казне не было. Министр мэру отказал.

У Шумахера не выдержали нервы, в преддверии неминуемого банкротства он попытался вывести из банка свои личные средства и вклады близких ему людей. Недоброжелателей у московского мэра хватало, они и донесли об этом на самые верха империи. Потому-то московская полиция в ночь на 12 октября 1875 года и ворвалась в банк…

Банк Шумахера лопнул, тысячи москвичей потеряли вклады. Суд был долгим и скандальным. О нём не раз в дневниках и письмах упоминал Достоевский. К прогоревшим банкирам писатель-гуманист отнёсся без сочувствия: «Слезливо-кающиеся негодяи, взаправду не понимающие почему они негодяи…»

Государству всё же пришлось погасить половину из 14 млн. руб. долгов лопнувшего банка. Но это не остановило всеобщую панику вкладчиков – за следующие несколько лет банкротства сократили число частных банков России почти на четверть. Арестованного в Петербурге бывшего «железнодорожного короля» Струсберга выслали в Германию. Его подельника Шумахера, ушедшего в отставку с должности «городского головы» Москвы, приговорили к аресту сроком на… один месяц.

В середине февраля 1879 года, прокуратура Петербурга приступила к расследованию хищений в Кронштадском коммерческом банке. Скандал был громким, ведь кредитное учреждение, возникшее всего 7 лет назад, работало не где-нибудь, а в главной базе русского флота. Среди его учредителей был даже один из комендантов Кронштадта.

Следствие выявило катастрофическую картину – при 500 тыс. руб. уставного капитала и миллионных долгах в кассе банка наличествовало лишь 502 руб. с полтиной. Ещё страшнее было другое – руководители банка оказались замешаны в афёрах с армейскими поставками в ходе недавней русско-турецкой войны. Следы банковских мошенников быстро привели к князю Дмитрию Оболенскому, «шталмейстеру» при дворе Александра II.

Чин «шталмейстера», главы царских конюшен, соответствовал генерал-лейтенантскому. Князь Оболенский, действительно, любил лошадей и знал своё дело – как главный конюх империи он был безупречен. Однако бурный расцвет русского капитализма подействовал и на князя – потомок легендарного Рюрика в 25-м поколении тоже захотел стать миллионером…

В ходе русско-турецкой войны, начавшейся в 1877 г., армия столкнулись с резким ростом цен на сухари, главную походную пищу рядовых солдат той эпохи. Срочно требовалось расширять их производство – заказы от казны сулили огромную потенциальную прибыль. Князь Оболенский решил поучаствовать в этом тыловом бизнесе – пользуясь придворными связями, он заключил подряды на поставку в сражающиеся войска 1,1 млн. пудов сухарей.

Однако капиталов, чтобы развернуть производство, у князя не было. Этот вопрос он решил сговором с членами правления Кронштадтского коммерческого банка. В ту эпоху все банковские вклады оформлялись стандартным документом – «Вкладным билетом». На практике такие «билеты» превратились в ценные бумаги, их перепродавали и нередко использовали в качестве залога.

Схема князя Оболенского и Кронштадтского банка оказалась простой – банк выдал князю свои «вкладные билеты» на огромную сумму в 6 млн. руб. Почти все они были фальшивками: их оформили не под вклады живыми деньгами, а под векселя – дутые обязательства, выписанные от имени различных деловых партнёров Кронштадтского банка. С этими «билетами» Оболенский ездил по городам России и, умело пользуясь аристократическим весом, под их залог без труда получал кредиты в мелких банках. Например, от нескольких банков Тульской губернии князь, заложив «билетов» на 500 тыс. руб., получил кредит в 280 тыс. наличными. На все запросы из провинций банкиры Кронштадта неизменно подтверждали действительность своих «билетов».

Производство сухарей князя Оболенского тоже оказалось своеобразным. Помимо реальных пекарен, работала и простая коррупционная схема – военные интенданты за взятки браковали сухари, произведённые в казённых печах. Списанный товар по дешевке скупали агенты Оболенского и перепродавали казне, как первый сорт.

Такой бизнес князь совмещал с активной светской жизнью. Щедрый и хлебосольный потомок Рюрика пользовался авторитетом в обществе, с ним приятельствовал сам Лев Толстой. В то время великий писатель создавал роман «Анна Каренина» – и князь Оболенский оказался среди прототипов одного из героев, Стивы Облонского.

Афёры «Облонского»-Оболенского вскрылись в 1879 году. Князь и руководители Кронштадтского банка сели на скамью подсудимых. К счастью для них, махинации с солдатскими сухарями прикрыли военные интенданты, спасавшие себя и свои коррупционные барыши. Зато схема с дутыми «вкладными билетами» всплыла наружу.

Князя Оболенского, однако, защищал блестящий адвокат – Александр Урусов, тоже князь и бывший зампрокурора Петербурга. Он сумел запутать присяжных и доказать, что царского шталмейстера обманули злонамеренные банкиры. В итоге ссылкой наказали лишь трёх членов правления Кронштадтского банка, князь Оболенский был оправдан. «Его отдали под суд за то, что он добрый и тщеславный…» – записал в дневнике Лев Толстой, блестящий литератор и, как видим, не самый опытный финансист.

Наша страна всегда была велика, раскинувшись на тысячи километров. И «этапирование», то есть перемещение заключенных на огромные расстояния всегда было очень непростой задачей для государства и тяжким испытанием для миллионов арестантов прошлого и настоящего. Поэтому едва ли в России найдётся много человек, которым совершенно не знаком термин «этап» в его сугубо тюремном значении.

Расскажем, что же представлял из себя тюремный «этап» в прошлом.