Зато сделанное Бестужевым-Марлинским описание пожаров дальневосточной тайги и ныне остаётся самым впечатляющим: «Но кто опишет ужасную красоту лесных пожаров, столь обыкновенных в Сибири! Далеко встречают путника, плывущего по реке Лене, облака дыма. Наконец, видны и волны пламени, разливающегося по горам – иной утес кажется драконом с огненною гривою. С треском дожирает пламя валежник, сухой лес и опушку. Высокие кедры и сосны обгорают только до половины. Огонь ползет, вьется по ним, как змея, яркое зарево играет над головою, река то двоит картину, отразив её в лоне своем, то опять застилается клубьями дыма, и путник вплывает под свод его, будто в мрачное жерло ада…»

Ссыльный поэт не обошел и дальневосточный фольклор, ему понравились местные предания и страшные легенды, о которых он писал не без юмора: «Рассказывали мне жители Якутска о чудесах и удальстве, о приворотах и порчах колымских и камчатских волшебниц!.. От одного воспоминания у меня становятся дыбом усы… Сначала, что таить греха, я было дерзнул кое о чем усомниться, но, когда меня чуть-чуть не разжаловали в безбожники за то, что не верил в чёрта, я отступился от своего, как они говорили, непроученого бесами разума…»

Так 1828 год, благодаря якутской ссылке, стал эпохальным в истории культуры Дальнего Востока – здесь впервые на русском языке была создана настоящая поэма! Марлинский называл её жанр «Якутской балладой». Повенчав пугающие таёжные сказания якутов с европейским романтическим мистицизмом, поэт создал «байроническую», как говорили тогда, или «готическую», как сказали бы сегодня, балладу под названием «Саатырь».

В переводе с якутского «Саатырь» означает «игривая». Якутская баллада ссыльного петербургского поэта рассказывает о женщине, желавшей после смерти воссоединиться не с мужем, а с любовником:

Можно еще много рассказывать о Якутии в творчестве Бестужева-Марлинского. Например, вспомнить, как жадно слушал его «Сибирские рассказы» сам Пушкин (старые друзья всё же встретились, когда поэту-декабристу изгнание на берега Лены заменили солдатской службой на Кавказе). Но проще сказать коротко и ясно – русская дальневосточная литература родилась именно в якутской ссылке!

Русская литература в якутской ссылке

Ссыльная Якутия вообще весь XIX век будет тесно соприкасаться с большой русской литературой. Спустя десятилетия после декабристов в якутской тайге не по своей воле окажутся писатели Николай Чернышевский и Владимир Короленко. Это сегодня их имена почти забыты, но у читающей публики того столетия их популярность немногим уступала Толстому и Достоевскому. Да и Бестужева-Марлинского современники ценили не меньше Пушкина. Так что читающая Россия позапрошлого столетия, благодаря ссыльным кумирам, немало знала о Якутии и ссылке на её просторы.

Николай Чернышевский за выступления против царской власти немало лет провёл в Петропавловской крепости и на каторге, а в 1871 году оказался на берегах Лены. В ссылку его по льду великой реки везли ленские ямщики, сами потомки ссыльных. «Проезд от Иркутска до Якутска – тяжёлое и рискованное предприятие, труднее, чем путешествие по внутренней Африке…» – позднее заметит сосланный литератор, считая такой путь не менее трудным, чем работа на каторге.

Чернышевский был далёк от романтизма Бестужева-Марлинского, но и его поразила якутская природа. Долгие двенадцать лет ссылки писатель отбывал в приполярном Вилюйске, в 100 верстах к северо-западу от современной «столицы якутских алмазов», города Мирного. Тогда в Вилюйске, по законам Российской империи официально считавшемся тоже городом, проживало всего 238 человек, а природа была настолько дика и нетронута, что во дворе дома Чернышевского поселился… орёл.

«Слыханное ли у натуралистов дело? – писал ссыльный литератор, – орел живет во дворе человеческого жилища. С орлом нельзя поступать, как с утятами или белкой: он волшебник; якуты не смеют стрелять его; вообще, не годится обижать его. Итак, он живет у меня на дворе неприкосновенным. Что будет дальше, неизвестно, разумеется; но очевидно, что не будет ничего удивительного, если поселится на моем дворе чернобурая лисица. Прошлым летом у самых ворот моих происходило же сражение дворовой собаки с горностаем. И вот, от нечего делать, я забавляюсь этими зоологическими приключениями…»

Сам ссыльный Чернышевский, однако, тоже удивил местных жителей, когда случайно нашёл и вернул хозяину потерянный кошель с огромной суммой в 399 рублей (тогда это зарплата за полтора года трудов простого рабочего Москвы или Петербурга). «Кошелёк» потерял охотник-якут, привезший в Вилюйск на продажу меха, плоды охоты целого рода, и на радостях от выгодной сделки напившийся с купцами…

Писатель Владимир Короленко за отказ присягать царю отбывал ссылку в поселке Амга, в 170 верстах к востоку от Якутска. Ссыльный жил в доме местного русского крестьянина Захара Цыкунова – потомка таких же ссыльных, попавших в Якутию ещё в XVII веке и постепенно породнившихся с якутами и говоривших на якутском языке чаще и лучше, чем на русском.

«Он здесь родился, здесь жил, здесь же предполагал умереть. – описывал Короленко этого русско-якутского потомка ссыльных – Он очень гордился своим русским званием и иногда ругал других “погаными якутами”, хотя, правду сказать, сам он не отличался от якутов ни привычками, ни образом жизни. По-русски он говорил мало и довольно плохо, одевался в звериные шкуры, носил на ногах торбаса, питался в обычное время одною лепешкой с настоем кирпичного чая, а в праздники и в других экстренных случаях съедал топленого масла именно столько, сколько стояло перед ним на столе. Он ездил очень искусно верхом на оленях, а в случае болезни призывал шамана, который, беснуясь, со скрежетом кидался на него, стараясь испугать и выгнать засевшую хворь… Работал он страшно, жил бедно».

Скопцы, поляки, конокрады…

В якутской ссылке Короленко не только создал целый ряд художественных произведений, в том числе о жизни и природе Якутии, но и в 1882 году организовал в Амге школу для местных детей. Вообще политические ссыльные оказались настоящим кладом для культуры глухого и отдалённого в ту эпоху края. Выпускники университетов не спешили в тайгу и тундру, так что массу блестяще образованных людей в XIX столетия в Якутию поставляла в основном ссылка.

Достаточно сказать, что первым заведующим-«хранителем» Якутского краеведческого музея, открытого в 1891 году, стал именно ссыльный – революционер Василий Зубрилов, бывший студент Московского университета. А накануне революции 1917 года этим музеем заведовал другой политический ссыльный – большевик Емельян Ярославский. Именно он составил первый научный каталог экспонатов главного музея Якутии.

Однако не стоит думать, что основную массу ссыльных на берега Лены составляли литераторы и опальные интеллигенты. В основном в тайгу и тундру ссылали других преступников, хотя и не менее экзотических. Весь XIX век в Якутию на вечное жительство отправляли «скопцов» – представителей, пожалуй, самой странной и изуверской секты в русской истории. «Скопцы», считая себя христианами, верили, что спасения души невозможно достичь без «огненного крещения» – таковым в их секте считалась кастрация и отрезание полового члена у мужчин, и ампутация клитора с молочными желёзами у женщин.

По законам Российской империи сторонникам такой секты полагалась ссылка «в отдалённейшие места Сибири» – то есть в Якутию. Николай Короленко не раз в якутской ссылке встречал ссыльных «скопцов», отмечал их тихое и крайне вежливое, даже вкрадчивое поведение, но признавался, что в глубине души не мог не ощутить отвращения к столь пугающим нормального человека сектантам.