Доехав до дома на Рогожской, зашел в ворота, которые были нараспашку и, никем не встреченный, поднялся в свою комнату. Там царил полный кавардак, книги были выброшены из шкафа, ящики стола выпотрошены, как будто происходил обыск, ну прямо как в фильмах про зверства НКВД. Я прошел к кабинету деда и еще не доходя до него, услышал через неплотно притворенную дверь громко спорящие голоса, показавшиеся мне знакомыми:

— Давай вскроем, я знаю нужного человека, он подберет отмычку или сделает ключ, — я узнал голос дяди Николаши.

— Ты что, — ответил братец Иван, — белены объелся, здесь же полицейская печать и замок секретный.

— Ну и что, не удастся открыть, так этот человек вырежет замок, все заберем из сейфа, вроде и не мы это были, на дворню свалим, — предложил Николаша. — Только надо всех услать из дома. Вот сегодня ночью и вскроем.

Я решил тихонько выйти из дома, обернулся и увидел дедова дворецкого.

— Ах, Александр Павлович, горе то какое, — громко запричитал дворецкий, — покинул нас Иван Петрович, царствие ему небесное и земля пухом.

Ну вот, не удастся взять "сладкую парочку" с поличным. На шум из комнаты выскочили родственнички.

— А, это ты, щенок, под дверью подслушиваешь — заорал Николаша, — вышвырни его отсюда (это он дворецкому).

— Не так то просто вышвырнуть царского советника и потомственного дворянина, кавалера орденов Империи, — ответил я. — А на каком основании ты здесь хозяйничаешь и грабить собираешься?

— Я — наследник, — ответил Николаша, что хочу, то и делаю, — а ты, хоть и чиновник, здесь никто.

— Это по какому праву ты наследник, по завещанию что ли? — не поверил я своим ушам.

— Нет никакого завещания, а я сын покойного, имею все права, — подбоченился Николаша, очень довольный, что осадил наглого щенка.

— А как же твоя старшая сестра, Елизавета Ивановна? — спросил я. — Вы хоть ей телеграмму дали?

— Куда телеграмму? В монастырь что-ли? — рассмеялся Николаша. — Ведь Лизка — монашка, а невестам Христовым деньги не нужны.

— Лиза — не монахиня, постриг она не принимала, обет не давала, — огорошил я Николашу и Ивана, увидев как у них лица вытянулись, а у Ивана даже рот открылся, — имеет первоочередное право наследования при отсутствии завещания. А, может, есть завещание, так хоть что-то по нему вам отходило, а теперь — ничего не будет.

— В печке оно сгорело уже — подал голос Иван.

— Ну и дураки вы, еще и под суд пойдете, — обнадежил я горе-наследничков, и, уже обращаясь к дворецкому, — вызовите околоточного и скажите, что грабителей поймали.

Услышав, что они грабители (а кто же еще), родственнички было бросились на меня, но увидели направленный ствол.

— Ну-ка, мордой в пол и быстро, — приказал я.

Николаша растянулся на полу, он знал, что я шутить не буду, а вот братец рыпнулся и пришлось выстрелить так, чтобы пуля у него рядом пролетела, тогда и он растянулся рядом с дядей. В таком виде их и застал околоточный, тот самый, кого дед "прикармливал". Он отдал честь и спросил:

— Ваше высокоблагородие, что случилось, почему стреляли?

— Да вот, пришлось защищаться от грабителей, договаривались вскрыть сейф и свалить все на слуг.

— Так он же — наследник, — околоточный показал на Николашу. Сейф, конечно, опечатан, следствие идет, так всегда бывает при скоропостижной смерти богатого человека. Но, видать невтерпеж было..

— Никакой он не наследник. Вот, братец мой признался, что завещание было, но они его нашли и сожгли, видно там доля малая им полагалась, а захотелось все хапнуть. Только вот не учел горе-наследничек, что второй экземпляр завещания у нотариуса хранится, так что этих прошу отправить в тюрьму (не только за попытку грабежа, но и за нападение на государственного чиновника и дворянина, то есть, меня) а вас попрошу проехать со мной к местному нотариусу. Кроме того, даже в отсутствие завещания есть наследница первой очереди — старшая дочь покойного, а ее даже не оповестили телеграммой о смерти отца.

Я спросил, посылали ли телеграммы Лизе, услышав, что не посылали, написал текст на немецком и на французском и попросил отправить телеграммы на адрес Университетов срочным тарифом в Цюрих и Париж, соответственно. Дал дворецкому 30 рублей и приказал отправить человека на телеграф, немедленно. Потом вернулся околоточный и я попросил его проехать со мной к нотариусу. Узнав у дворецкого, что за нотариус вел дела деда, мы поехали к нему в контору. Открыв сейф и найдя там запечатанный сургучом конверт, нотариус сказал, что, действительно, у него хранится второй экземпляр завещания, но он может вскрыть его только в присутствии всех родственников. Околоточный сказал, что часть родственников, возможно, приведут в кандалах, поскольку они задержаны за попытку вскрытия опечатанного сейфа, самовольное вторжение в жилище и распоряжение не принадлежащим им имуществом в отсутствии лица, имеющего право наследования, а также за нападение на государственного чиновника и родственника покойного. Материалы будут направлены в суд, который и примет решение.

Итак, завещание существует, но огласят его после приезда Лизы. Дела деда по заводу пока ведет его душеприказчик, такой же как он, купец первой гильдии, старообрядец, после обеда он пожалует к нам в дом и расскажет все по производству. Я попросил дворецкого прибрать в доме, чтобы было не стыдно встретить гостя, а потом пошел на Рогожское кладбище, где мне показали свежую могилу. Дед, что же я теперь буду делать без тебя!

Пришел дедов душеприказчик[193], очень набожный купец первой гильдии, тоже, как и дед, рогожский строобрядец. Он долго крестился на икону и бил поклоны, поминая ушедшего Ивана Петровича. Потом, после обильного обеда, он открыл большую книгу, вроде той, что в мое время называли "амбарной" и предоставил мне знакомиться в рядами цифр, периодически показывая счета и накладные. То есть, я понял, что дела велись скрупулёзно и ни копейки не пропало. Из этих цифр следовало, что спрос на ТНТ и СЦ растет просто по экспоненте, что являлось хорошей новостью, а плохой новостью было то, что при таких темпах спроса, сырья на них осталось на две недели. Купец пояснил, что резервный счет у Управляющего почти исчерпан: закупки сырья на действующее производство, выплата жалованья, и, самый главный источник расходов, — строительство новых заводов, где уже были возведены стены цехов под крышу и до начала дождей требовалось их перекрыть — это срочные работы и они требовали привлечения рабочих и закупки материалов, что и было произведено. Работы велись днем и ночью, при свете костров, до снега требовалось закрыть цеха перекрытиями, вставить окна и двери и начать внутренние работы. Еще одной неприятностью была остановка выпуска ПАСК и АСЦК — в реакторах, которые пришлось сделать из обычного котлового железа, внутренняя стенка была изъедена коррозией и дальнейшая работа под давлением грозила взрывом. В общем, надо ехать в Купавну и лично во всем разбираться. К сожалению, моих личных денег в банке хватит, чтобы обеспечить работу завода и строительство максимум на две недели, даже с учетом прибыли от продажи готовой продукции. Так что, если не удастся вывести дедовы средства из-под секвестра, грозит остановка завода, прежде всего выпуска ТНТ и СЦ, потеря репутации надежного торгового партнера и все вытекающие отсюда проблемы. Придется занимать деньги под залог дома и лавок…

Быстрее бы уже Лиза приезжала, а если ее не удастся быстро найти, ждать, когда сама напишет. Дворецкий сказал, что она писала деду где-то раз в месяц и письмо от нее было недавно. А вот где оно, он не знает, наверно, у деда в бюро, которое в кабинете, а оно тоже опечатано и ключ отбюро, вместе с ключом от сейфа, забрал следователь, отдельно запечатав в пакет на котором расписались понятые, в число которых входил и он… На всякий случай, я посмотрел в открытых ящиках стола, где уже успели порыться Николаша с Иваном, обнаружил там же взломанный тайник, где, видно и лежало уничтоженное завещание (выходит, Николай знал о нем, а дед мне ничего не говорил, странно), а вот писем от Лизы, где был бы обратный адрес, я не нашел. Нашлись сложенные в ящики письменный прибор из малахита, подарок деда, и турецкое оружие из кабинета Генриха, подаренное мне Лизой, которые были в моей комнате. Видимо, родственнички собирались их вывезти и продать, но не успели. Больше вроде ничего из дома не пропало, по крайней мере, дворецкий так сказал.