Тот же длинный день, 6 часов пополудни, Петербург, гостиница "Англетер".

Пока меня ждали, Маша успела проголодаться, да и Артамонов был не прочь червячка заморить. Поэтому денщик, помня мои указания, заказал в номер щи с телятиной, блины с черной икрой, расстегаи с севрюгой и самовар с чаем и малиновое варенье. Маша съела ложку щей, русская инджира (так она назвала блины) ей понравилась, а вот черные ягоды, которые пахнут рыбой — нет, пирожки с севрюгой также восторга не вызвали. Маша хоть и воспитывалась в Европе, но вкус формируется еще в детстве, поэтому рыбу она не любила, мало ее едят абиссинцы. Так что она поела блинов, попила чаю, варенье ей тоже не понравилось — косточек в нем много и легла отдохнуть.

Так что, денщик устроил себе праздник живота, истосковавшись по русской еде. Я тоже съел щей, которые подавались в бульотке со спиртовкой, так что всегда можно было подогреть, потом выловил приличный кусок вареной телятины, и с удовольствием съел его. А пока щи разогревались, мы с Ефремычем выпили водки за возвращение на Родину, закусив блинами, обильно набив их икрой.

Тут в дверь постучали, я думал это из ресторана за посудой, и хотел было попросить раскочегарить самовар, что пытался сделать сапогом Архипыч, да угли уже прогорели и усилия тратились попусту. Но, оказывается, это я зря надеялся — на пороге стоял пожилой портной МИДа, что шил мне мундир статского год назад, а за ним гостиничный мальчик нес кучу свертков и коробок. Сунул руку в карман, а там только две золотые монеты — последние пятерка и десятка из тех, что я брал с собой для показа в Абиссинии. Был еще рубль, так я его на двоих двум извозчикам отдал, что нас в "Англетер" привезли. Сказал мальчику, что спущусь к портье и разменяю золото и с ним расплачусь, он вроде не поверил, так часто богатые поступают, то говорят, что у них кроме "катенек", других денег нет, а тут золотые, и в результате — без чаевых. Еще раз уверил его, что я маленьких не обижаю и как разменяю — прямо у стойки с ним и расплачусь.

Портной узнал меня и поздравил со следующим чином и возвращением на Родину. Потом началась примерка, поскольку портному было известно, что заказ срочный и клиент будет представляться государю императору, то главное и первоочередное внимание было уделено парадному мундиру. Прав был император — по сравнению со статским советником при переходе в генеральский чин шитья значительно добавилось, и оно стало более затейливым. Мундир был распорот и, скрепив его на мне булавками, портной принялся отмечать мелком, что где убавить. Попросил принести шпагу и когда я ее надел, примерил к вырезу на мундире, чтобы он не сборил под весом шпаги. В общем, отнесся к заданию профессионально. Летнее пальто он привез такого же размера, как и было, но, на этот раз с генеральской подкладкой и алыми отворотами. Сказал, что на всех клиентов у них положено карточку заводить и он только рад, что я сохранил такую же атлетическую фигуру, что и ранее — ага, подумал я, побегаешь по пустыне, да на лошади полдня потрясёшься — семь потов с тебя сойдет, никакого спортзала не надо, да и поешь нормально раз в неделю. Это не в Европах с лорнетом на приемах стоять и беседы беседовать, а потом трескать от пуза семь перемен блюд— то-то он говорил, что второй раз в жизни шьёт на нормальную фигуру. Остальное: фрак-вицмундир, повседневный сюртук, пальто-шинель, он пошьет позже, но в 3–4 дня уложится. Я сообщил портному, что выхожу в отставку, поэтому петлицы должны быть с узким басоном снизу.

— Что же так, ваше превосходительство, такая карьера, а вы в отставку?

— Приходится, любезный мой мастер кройки и шитья, на все времени не хватает.

Видя, что портной закончил со мной, предложил и ему рюмочку с икрой, да расстегайчиков с рыбой. Тут и Артамонов подсуетился с самоваром. Вот и заслуженный воин вам компанию составит и потом мундирчик донести поможет — показал на Ефремыча. Распорядился старый мундир с вицмундиром запаковать — я понял, что золотая канитель пойдет на аффинаж и переплавку, поэтому и просят сдать старое. Пошел к портье деньги разменять, а то серебра совсем нет, мальчишке надо же дать на чай и письма отправить.

У портье попросил отправить письма в Женеву для Шмидта и написал на листочке туда же телеграмму с текстом для поверенного: "предлагаю сто тысяч франков зпт иск на сорок процентов акций и полмиллиона фунтов тчк что со вторым иском в германии", естественно на немецком. Портье прикинул и сказал, что все будет стоит три рубля. Дал золотую пятерку и попросил разменять. Портье посчитал и сказал, что на пять рублей золотом приходятся семь девяносто три ассигнациями или мелким серебром, то есть, сдача составила четыре рубля девяносто копеек, дал мне на сдачу бумажный трояк и кучу мелочи — как раз на извозчиков и чаевые. Расплатился с мальчишкой, дав ему полтинник — авансом за то, что он еще побежит на телеграф. Тут на лифте спустились портной с новым мундиром и сопровождающий его Артамонов со свертком, где был старый дипломатический "прикид". Дал денщику трояк и попросил вызвать извозчика — погрузить портного (похоже, водочку они все же допили…).

Когда вернулся в номер, выяснил, что Маша уже проснулась, попросил коридорного все убрать, дал ему полтинник и велел принести меню из ресторана на французском. Потом Маша заказала, что ей по вкусу и что она знает и еще большую вазу фруктов. Когда вернулся Артамонов, сказал ему, что Машу надо кормить тем, что она знает, а для этого просить в ресторане меню на французском. Впрочем, завтра с утра я собираюсь в Купеческий банк и взять достаточное количество русских денег в ассигнациях, заодно узнать, что там у меня на счете осталось.

Поужинали, Маша взялась приводить в порядок разговорник, периодически проверяя произношение русских слов (транскрипцию на русском и амхарском она везде записывала латиницей). Я еще раньше велел ей добавить ходовые фразы — "сколько стоит…", перевод быр в русские деньги и франки золотом. А также фразы: "сколько в отряде воинов, всадников, верблюдов, пушек, пулеметов?"; "где ваш лагерь?"; "кто командир и где он находится?"; "если ты скажешь правду, то останешься жить, а если соврешь — тебя убьют" и тому подобные перлы армейской мудрости. Тут позвонил портье и сказал, что меня дожидается казачий есаул.

Я был рад увидеть Нечипоренко и спросил, как дела у казаков. Он ответил, что сегодня поздно вечером грузятся на поезд, золото поменяли на российское, оружие им оставили, а за лошадей и амуницию выплатили хорошую компенсацию, так что на месте купят новых лошадок.

Спросил, что собираются делать казаки. Нечипоренко ответил, что те, кто выслужил в строю 15 лет переходят в запасные и таких довольно много. Хотят на своей земле остаться и хлебопашествовать, благо пахотной плодородной земли в войске много, нанимай сезонных рабочих и продавай зерно в Россию — миллионщиком можно стать. Стрельцова и есаула сегодня вызывал генерал Обручев, предлагал вновь в Эфиопию отправляться сразу с производством в следующий чин, начальником конвоя. Оба отказались, Стрельцов сказал, что будет в Николаевскую академию поступать, а для этого ему нужно еще промежуточный экзамен при войсковом наказном атамане сдать, чтобы получить направление в столицу, так что он возвращается вместе с казаками. Нечипоренко было ответил, что тоже поедет в станицу, но тут Обручев предложил ему вакансию войскового старшины при Терском казачьем войске и он согласился, только попросил месяц отпуска, соберется, а потом поедет во Владикавказ вместе с семьей. Вакансия при штабе наказного атамана генерала Каханова с возможным продвижением до полковничьего чина, заниматься надо боевой подготовкой казаков с применением новых приемов войны в горах, а кому как не георгиевскому кавалеру и знатоку нового оружия в виде бомб и пулеметов этим заниматься? Каханов как узнал про эфиопские подвиги Нечипоренко, так сказал, что лучшего кандидата ему не найти.