— Что вы, Александр Павлович, — замахал руками профессор, — я сейчас же пишу отзыв на вашу работу и иду к Виктору Васильевичу Пашутину. Либо он назначает вам защиту на нашем Совете, пригласив двух известных математиков в качестве оппонентов, либо ваш труд можно издать в виде монографии и вы тоже можете претендовать на ученую степень. Такого подхода к медицинской статистике нигде в мире нет и многие Университеты сочтут за честь иметь вас почетным профессором.

Прервав дифирамбы старого профессора, а он, похоже, считал меня новоявленным Ломоносовым, я попросил его не волноваться, а подождать вердикта начальника Академии.

Я ошибся, новоявленным Ломоносовым считал меня и Пашутин. Появившись внезапно в отделении через день и наделав переполоху среди ординаторов, он, не обращая на них внимания, сразу же проследовал по направлению к моей палате. Я как раз возвращался туда же с обеда, потому что, как ходячий больной, отказался от тарелок, приносимых в палату, а ходил сам в столовую, где для офицеров был отдельный стол. Хотя, если мест за этим столом не было, я не чурался пообедать с другими больными, а здесь лежали все: Академия принимала профильных больных со всего города. Взяв меня под здоровую руку, Начальник Академии повел меня в профессорский кабинет, который был пуст (профессор ходил обедать домой, так как жил в двух шагах от Академии).

— Александр Павлович, ко мне вчера пришел наш математик, профессор Троицкий и принес ваш труд. Я, конечно, в нем понял немногое, но одно я понял точно — вы человек буквально энциклопедических знаний, и для нас будет большая честь, если вы защитите диссертацию в стенах Академии. Как сказал Иван Михайлович, а он в математике разбирается хорошо, я бы сказал, лучше, чем профессура петербургского Университета, поскольку они приглашают его и оппонентом и в качестве арбитра в научных спорах, это новое слово в математической статистике. Естественно, мы пригласим сильных математиков в качестве оппонентов, предварительно послав им ваш труд. Я уже дал команду отпечатать в нашей типографии два десятка экземпляров, так что все желающие могут с ним ознакомиться. Вы сможете защищаться с вашей рукой в гипсе?

— Уважаемый Виктор Васильевич! — спасибо за заботу, поблагодарил я Начальника Академии. — У меня появилось желание написать труд по медицинской статистике, когда на совещании с фтизиатрами, я увидел что они ничего в ней не понимают. А что касается того, смогу ли я защищаться, то если бы мне пришлось драться холодным или огнестрельным оружием, я бы еще подумал, но ведь это будет интеллектуальный поединок, а с головой у меня вроде все в порядке.

Также я попросил Пашутина разрешить мне съездить на службу, поскольку прошло уже почти четыре недели, а ко мне никто не приходил и никаких вестей не подавал. Я же исполняю обязанности начальника отдела, поэтому мне надо увидеться с генералом Обручевым и попросить о передаче дел, так как я понял, что мое лечение здесь продлиться еще минимум два месяца.

Швы мне давно затянули и опасности инфицирования операционной раны нет, тем более, шов регулярно присыпают моим СЦ.

— Хорошо, передайте начальнику отделения, что я разрешил вам съездить в Штаб, но не более чем на два часа. Это и так нарушение режима, но я иду на это, зная, что вы ответственный и дисциплинированный человек.

На следующий день мне помогли одеть сюртук, у которого по этому случаю окончательно отрезали рукав и распороли шов вниз, так, чтобы гипсовая конструкция свободно туда проходила. Сюртук и брюки мне почистили, фуражка при падении не пострадала, на штиблеты служитель навел глянец, за что получил двугривенный. И вот я у дверей своего кабинета, открываю и вижу, что в комнате появились еще два стола, за которыми, скрючившись над стопками бумаг, сидят два чиновника, которые даже не подняли на меня головы. Мои книги из шкафа вынуты и лежат на полу, а шкаф забит канцелярскими папками.

— Здравствуйте, господа, а полковник Агеев у себя? — спросил я скрюченных людей.

Один из них поднял голову и спросил, а кто это такой? Я ответил, что это — начальник разведочного отдела, на что получил ответ, что уже неделю начальником отдела является статский советник Панасевич-Самойлов.

Тогда я пошел в кабинет начальника и там нашел свинообразного, заплывшего жиром чиновника с тремя подбородками, подпертыми форменным воротником.

Я представился, на что получил реплику:

— А, так это вы! — и свинообразный протянул мне пачку листков, вот, извольте-с получить.

Я рассмотрел врученные мне листки — это были мои заявки на привилегии.

— После посмотрите, милостивый государь, не здесь, а, раз уж вас выписали, извольте приступить к службе-с. Вот, займитесь, — и он попытался вручить мне тяжелую серую папку.

На мой вопрос, где полковник Агеев и что это за папка, получил ответ, что Агеев пропал без вести, я был в госпитале и он принял отдел, проведя его реорганизацию. Моя должность заместителя начальника сокращена и теперь она называется "технический специалист". И как техническому специалисту, мне предлагается провести ревизию оборудования артиллерийских парков и крепостей на предмет выявления там злоупотреблений, связанных с техникой. В серой папке и находятся необходимые описи, а люди, которые сидят со мной в кабинете, выполняют аналогичную работу по продовольствию и фуражу.

— Меня еще не выписали и я не готов даже взять эту папку одной рукой, так что, пусть она остается у вас, господин начальник отдела. Он еще пока называется разведочным? — съязвил я.

Потом я пошел к себе и стал рассматривать заявки:

Так, вот разгрузка, читаем: "Резолюция: "Отклонить", три подписи — первая — начальник отдела привилегий Военного Министерства, вторая — видимо эксперт, закорючка нечитаема и третья "согласен" Начальник разведочного отдела Панасевич-Самойлов. Причина отклонения: "Предложенная амуниция портит вид нижних чинов, кроме того, они не понимают, как ей пользоваться".

Вторая заявка. Подмышечная кобура: проведена оценка амуниции офицерами двух стрелковых и одного гвардейского полка — "господа офицеры не понимают, вообще, зачем нужна такая кобура, когда поясная гораздо удобнее" — "Отклонить", те же подписи. Вопрос, а зачем отдавали в строевые части, очевидно, что господа офицеры не поняли, надо было отдать жандармам, которые входят в структуру министерства, те бы поняли сразу.

Так, дальше: Дульная насадка для пулемета: "Непонятно назначение и принцип действия, на имеющихся образцах оружия такой нет": "Отклонить", подписи.

Четвертая заявка. Облегченный станок для пулемета Максим-Виккерс: "Принципиально ничего нового в тележке с колесами нет, кроме того, положение стрельбы лежа для пулеметчика не предусмотрено действующими Уставами и Наставлениями". Вывод и подписи те же.

Пятая заявка. Конная повозка для пулемета: "Принципиально нового ни в повозке, ни в пулемете нет, все это давно известно": "Отклонить", подписи.

И, наконец, заключение по отчету испытаний взрывчатого вещества ТНТ — выводы:

По фугасному действию ТНТ сравнимо с известным пироксилином. Ручные бомбы с ТНТ опасны: при испытании погибло двое нижних чинов, которые уронили взведенные бомбы себе под ноги. Военное применение сомнительно и не является целесообразным.

Я сидел за столом, как оплеванный. Все псу под хвост! Идиоты! Они явно дали гранаты солдатам без инструктажа, так же как офицерам в Ораниенбаумской школе и, не случись меня в это время там, была бы еще и запись "погиб поручик такой-то". А как же Панпушко, он же говорил, что написал положительное заключение? Посмотрел подписи — генерал от артиллерии Демьяненко, а подписи Панпушко нет, потом бумагу подписали еще трое офицеров в чине полковников, видимо, командиры частей, где проводились испытания.

Достал лист бумаги, стал искать ручку, обнаружил свой письменный прибор у одного из "скрюченных", забрал его со словами: "мне мама говорила, что чужое брать нехорошо".