Штабс-капитан напомнил ему, чтобы после броска он быстро прятался за бруствер и ни в коем случае не глядел на результат броска. Унтер сказал "так точно" и взял первую "ананаску". Мы отошли еще саженей на пятьдесят, ближе — опасно, — предупредил Панпушко. На этот раз грохнуло так как будто выстрелили из пушки, взметнулась земля, ближайшие чучела снесло вовсе, дальние измочалило крупными осколками, но некоторое цели вовсе не пострадали (наверно бомбу рвет по насечкам на крупные куски, подумал я, хотя, чугун — металл хрупкий и должен был бы крошиться на множество осколков. После того, как метатель бросил еще четыре гранаты, Семен Васильевич сказал:
— Не будем больше испытывать судьбу, господа, — обращаясь ко мне и командиру батареи, добавил. — Не угодно ли попробовать?
Артиллерист отказался, сказал, что ему из орудия как-то привычнее стрелять, а я согласился, только попросил сначала учебную гранату, без запала и взрывчатки, попробовать метнуть.
— Извольте, — сказал капитан, — я бы и не дал вам сразу боевую. Мои унтера два дня учились кидать бомбы в цель и на дальность.
Граната "лимонка", то есть ручная бомба РБСП-1, надо привыкать к названию, оказалась удобной в руке, и, потренировавшись, я попросил девайс с запалом. Панпушко достал запал и показал, как выдергивается кольцо-предохранитель, потом сказал, что надо размахнуться и метнуть, на всякий случай — из окопа: окоп широкий, есть где сделать два шага перед бруствером на постепенно увеличивающей подъем приступке-пандусе, так, что оказываешься приблизительно по пояс над бруствером. Подьем по пандусу нужен, чтобы не бросить гранату себе под ноги (тогда как можно скорее выскакивать из окопа, не пытаться искать выкатившуюся гранату, а спасаться самому (задержка взрыва 4 секунды, этого хватит, чтобы выпрыгнуть два раза). Если граната окажется сразу за бруствером, и броска не получится — наоборот, сгруппироваться как можно ниже на дне и переждать взрыв.
Получив инструктаж, я потренировался вытаскивать кольцо из неснаряженного запала, потом когда понял, что я готов, Панпушко вставил запал, повернул его до фиксации и остался рядом со мной, передав мне гранату и немного отойдя в сторону по длине окопа (на помощь готов прийти, сообразил я). Помощь не потребовалась: выдернув кольцо, я сделал по пандусу шаг к брустверу и зашвырнул гранату даже дальше, чем хотел — к дальней границе мелового круга. Бумкнуло, качнулись уже посеченные осколками чучела. Вот и все!
После обеда пошли смотреть лабораторию Панпушко, располагавшуюся в одном из сараев. Насколько убогим было это сооружение снаружи, настолько лаборатория поразила меня порядком и чистотой внутри. Все было продумано, чувствовалась хозяйская рука штабс-капитана и его помощников: лабораторное стекло сияло, никель всяких приборов и кубов блестел как начищенное серебро, стояли просторные лабораторные столы и вытяжные шкафы. Тут же по стенкам были развешаны мои газовые маски (скоро должна и привилегия на них созреть, причем в Германии и Британии уже получены положительные заключения — вот фиг вам, а не газовые атаки). Семен Васильевич похвастался, что они могут вырабатывать около пуда ТНТ в неделю — процесс отработан и поставлен на поток, так же как и снаряжение снарядов, которое проходит в отдельном помещении. Потом мы посмотрели лабораторию по выделке запалов Панпушко для боеприпасов с ТНТ — все тоже слаженно и аккуратно. Я остался очень доволен увиденным, теперь я точно знал, что Семен Васильевич не подведет меня, вот только как он отнесется к подготовке людей для нашего с дедом завода по выделке ТНТ, отпустит ли кого-то из своих унтеров-лаборантов? Я решил не поднимать этот вопрос до окончания испытаний. Назад ехали быстрее, так как грузовые повозки шли быстрее, на прощание я вручил по красненькой унтерам-метателям, поблагодарив их за молодецкие броски.
Вернувшись в гостиницу, я настолько устал, что даже не пошел ужинать и завалился в кровать, едва раздевшись. Сашка больше не давал о себе знать, видно его напугала мансардная разборка этой ночью, но я был рад, что он не исчез насовсем.
Назавтра, плотно позавтракав и приведя себя в порядок, я без четверти двенадцать был у Главного штаба, рассчитав, что если я, выйдя из гостиницы, минут за сорок, то неспешно доберусь до цели. Часы надо прикупить, сегодня же в Гостином, как выйду от Агеева.
— Я к подполковнику Агееву Сергею Семеновичу, — сказал я дежурному, назвав свою фамилию.
— То есть, к полковнику Агееву, — поправил меня дежурный капитан с аксельбантом. — Вас проводят, господин Степанов.
Кабинет Агеева, хоть и небольшой, но уютный, с книжными шкафами и картой Европы, действительно выходил окнами на Зимний дворец, фасад которого был окрашен в необычный для меня кирпично-красный цвет.
— Проходите, присаживайтесь, Александр Павлович! — радушно приветствовал меня хозяин кабинета. — Не угодно ли чаю с лимоном.
Узнав, что угодно, нажал на кнопку и приказал вошедшему унтеру принести два стакана чаю с лимоном и блюдечко с сушками.
— Ну что, оклемались после ночи приключений в стиле бульварных романов, — подначил меня полковник (а я и забыл его поздравить), — надеюсь, револьверчик в гостинице оставили? Мне кобура понравилась, для нашей работы бы подошла, ни разу таких не видел — ваше изобретение? Ну, да ладно, что я вас расспрашиваю, у вас самого, наверно много вопросов накопилось.
Разговор наш продолжался больше часа. Оказывается, полковник Агеев теперь начальник разведывательного отдела Главного штаба Императорской армии. После нашего разговора еще в больнице, он четыре месяца был в Туркестане — организовывал противодействие английским агентам, засылаемым на нашу территорию, чтобы взбунтовать местных ханов и князьков. Это ему удалось, а тут поступили сведения от агентов в Берлине в том числе от известного мне майора Вайсмана об интересе Рейхсвера и, особенно, Кайзермарине[97] к тринитротолуолу. Агееву пришлось выехать в Берлин и через Вайсмана убедить немецких ученых в бесперспективности этих работ, то есть, для военных целей немцы тротил в ближайшее время делать не будут, хотя им и удалось добиться подрыва боеприпасов и одна из фирм взялась выпускать тротиловые шашки для горных взрывных работ, но в военном применении конкуренция за ТНТ нам не грозит.[98]
— В случае чего, у нас есть Вайсман, мы активно продвигаем его по службе, скоро он станет подполковником, кем-то вроде вашего Панпушко: главным химиком при Артиллерийском управлении, — уверил меня Сергей Семенович. — Кроме того Вайсман регулярно поставляет нам сведения о военных секретах Рейхсвера, за что получает вознаграждение.
— Я слышал, вы вчера с Панпушко развлекались, бросая на полигоне какие-то ручные бомбы, — спросил Агеев, — что это такое, я догадываюсь, мне доложили, а вот как вы их применять собрались?
— Есть два вида ручных бомб: оборонительная, тяжелая и мощная с большим радиусом разлета осколков — до 40–50 саженей, так что ее можно бросать только из укрытия: со стены крепости или из окопа-траншеи и вторая — менее мощная, но разлет осколков на 15 саженей, не больше — ее можно метать в наступлении, с хода, тогда такая "карманная артиллерия" незаменима, не будут же орудия стрелять по своим.
— Интересно, это получается, новое оружие, которого ни у кого нет? — спросил полковник. — А я то думаю, что англичане так засуетились вокруг вас. Мы ведь уже месяца два, с того момента как я прибыл из Туркестана и был приглашен во вновь созданный разведывательный отдел Главного штаба, восстановили за вами негласное наблюдение и охрану — здесь очень помогли мои бывшие коллеги — жандармы, в противошпионской работе без них — как без рук.
— А что мистер Остин поведал?
— Вообще-то, это секретные сведения, но частично я имею право посвятить вас в детали, — ответил полковник, — вы ведь участник событий. Не скрою, нам нужно было дождаться, чтобы Хопкинс (это его настоящая фамилия) произвел против вас какие-то откровенно враждебные действия — то есть захватил и принуждал к сотрудничеству. Он очень спешил, так как у него уже было здесь несколько провалов и ему нужно было срочно хорошо зарекомендовать себя перед начальством, иначе ему грозила неизбежная отставка без пенсии и мундира. Поэтому он и пытался как-то зацепить вас еще в поезде, набиваясь в друзья, выписал и заучил сведения о современных английских ученых, известных своими работами в физике и математике, пытаясь "посадить вас в лужу". Но чуть не сел туда сам — спроси вы его, кто еще из профессоров читал ему курс в Кембридже, где он никогда не учился, да и вообще какую специальность он там изучал, тогда вы бы сами его уличили во лжи. Так что, Хопкинс — человек неумный и авантюристический, поэтому посол его не любит и защищать не станет. Хопкинса даже склонять к сотрудничеству не хочется, настолько он глуп, жаль, что вместо него кого-нибудь умного могут прислать. Ладно, хватит о дураках, вот что я вам хочу сказать, Александр Павлович:
