Дело в том, что раньше я сам пытался писать маслом картины на морскую и военно-воздушную тему и у меня никогда не получались такие четкие волосяные линии, может быть, на пенсии уже рука не та, хотя я упирал локоть как рекомендуют, сделал даже примитивный пантограф[8], использовал ребро мастихина[9], но таких прямых линий у меня не получалось. Приходилось слегка жульничать — рисовать снасти, реи и леера спиртовым фломастером, а потом поверх него наносить участками краску. А вот у Георгия получалось, прямо как школа Айвазовского, даже позавидовал. Талант, что и говорить! Картина мне понравилось, не понравилось другое — то, что Мишкин торчит у брата несколько часов, а ведь бактериовыделение у Георгия никто не отменял.

Спросил Мишкина, не составит ли он мне компанию до Ливадии, а по дороге поговорим про авиацию, на что Мишкин с радостью согласился. По пути он мне рассказал, что стоимость дирижабля получилась как стоимость броненосца, потому как нет дешевых способов добыть много водорода. Ответил, что поэтому я и подводил его к идее аппарата тяжелее воздуха. Уже сейчас можно строить неплохие планеры и летать на них, а через несколько лет появятся подходящие моторы и если все будет просчитано с инженерной точки зрения, то такой аэроплан полетит. Мишкин сказал, что он будет учится на военного инженера, для чего будет поступать в Николаевское Инженерное училище, а затем в Инженерную Академию. Сказал ему, что в Москве в Университете и Высшем техническом училище преподает профессор Жуковский, большой энтузиаст авиации, вот с ним и надо поговорить, но лучше тогда, когда у самого Мишкина будет багаж знаний, прежде всего математики и физики. Кажется, Михаил запомнил это имя.

За разговорами дошли до Ливадии, там как раз заканчивали обедать, нас усадили за стол, накормили, а потом Александр Александрович и Мария Федоровна позвали меня на чай в кабинет. Царь спросил, что я такой озабоченный. Ответил, что мне не нравится то, что Мишкин часами находится у больного брата.

— Но ведь профессор Иванов сказал, что Георгий на 99 % здоров!

— Мария Федоровна, я бы сказал, что он здоров, когда в течение трех месяцев ни в одном из трех мазков не будет ни одной бациллы Коха, а пока этого нет, больной опасен для окружающих. Поэтому я вас прошу — предельно ограничить контакты с Георгием, особенно детей, и не подпускать их к брату ближе полутора метров. Я сейчас пойду обратно и поговорю с Георгием сам. Мне очень жаль, что Иванов не довел до вас элементарных вещей, видимо, очень хотел награду получить побыстрее.

— Не без этого, Александр, не без этого, — проворчал царь. — Докторишки прямо стаей прибежали докладывать о колоссальном успехе.

— К сожалению, я с вами разминулся в дороге и я не смог вручить письмо Георгия, — передал конверт государю, — впрочем, вы и так все новости уже знаете. Завтра я уеду в Одессу, отправлю Хакима в Эфиопию — по заданию Обручева вызволять наше посольство, а потом вернусь сюда и пробуду здесь неделю. Потом уеду в Петербург, там должны закончить вооружение гусеничной машины, что я на днях получил от Норденфельта и сейчас для нее обучают два русских экипажа, Ванновский в курсе, я у него был и обо всем договорился.

Поблагодарил Марию Федоровну за визит к Маше и фрукты, на что императрица ответила, что у меня премиленькая жена даже во время беременности, которая ей к лицу.

Царь сказал, что ему доставили с курьером сводку по Эфиопии от Обручева, там и мое мнение отражено, спросил, неужели все так плохо?

— Да государь, все хотят воевать, а когда так, то война неизбежна.

Потом мне дали коляску доехать до Георгия, так как уже начало смеркаться. Вопреки моим опасениям, Георгий с пониманием отнесся к тому, что ему следует ограничить контакты с братом и сестрами. Я спросил, а где Николай, так как в Ливадии я его не видел. Оказывается, Ники сейчас у Аликс в Дармштадте, взаимные смотрины… Сказал, что уеду на три дня и вернусь, а потом мне есть что ему (то есть Георгию) показать из новых изобретений.

— Георгий, а ты регулярно принимаешь препараты? Или слегка расслабился на фоне успехов, тут Иванов уже отрапортовал, что ты здоров, вот к тебе детей и пустили. Все таки, бактериовыделение, хоть и незначительное у тебя есть, и принимать препарат придется еще полгода. И вот когда в мазках три месяца будет чисто, только тогда можно будет сказать, что ты здоров. Так что, потерпи еще немного, мы почти добили твою болезнь, но она еще жива. В ноябре, наверно, можно будет тебе поехать за границу, туда, где тепло и провести зиму на Капри или еще в каком-нибудь благодатном месте.

14 августа 1893 г. Одесса — Владикавказ.

Посадил Хакима на пароход. Пока ехали в Одессу, еще раз проинструктировал, что делать и какие у нас условные телеграммы. Дал ему шелковый лоскуток с кодом, сказал, что в любом русском посольстве, а также любой капитан парохода "Доброфлота" или командир военного корабля по этому коду окажет помощь и сделает все, что нужно. Лоскуток нужно зашить в одежду и использовать только в крайнем случае, например, оказавшись без денег и документов. Документы Хаким получил, пакет для посла — тоже, деньги в банке нам выдали. Еще я попросил не допустить попадания пистолета-пулемета к врагам, его нужно уничтожить, если окружат или придется сдаться и так далее. Помахав Хакиму рукой, поехал на вокзал, дальше мой путь лежал во Владикавказ, о чем я дал телеграмму Нечипоренко и получил ответ, что груз из Питера прибыл и он собирает людей для подготовки по использованию нового оружия, через два дня все сто двадцать человек прибудут во Владикавказ. Приблизительно столько же я буду ехать поездом, так что все нормально.

Во Владикавказе меня встретили как большого начальника, с оркестром и ковровой дорожкой, начальник полусотни почетного караула отдал рапорт, ну прямо как большому генералу. Потом вместе с Нечипоренко поехали к наказному атаману. Владикавказ мне понравился, зеленый город, небольшие аккуратные домики, Когда проезжали одной из симпатичных улиц, Аристарх показал на его дом, подчеркнув, что купил его и теперь он хочет остаться здесь и после службы, жене нравится климат и продукты во Владикавказе дешевые. Нечипоренко узнавали, военные отдавали честь, но это и положено, но и многие гражданские приподнимали шляпы и котелки, приветствуя полковника (ну не меня же).

— Аристарх, а ты тут популярная личность!

— Конечно, ведь я весь край от бандитов избавил, а то, бывало, с гор спускались и здесь пошаливали.

— А я, когда выбирал войско для испытаний думал, что у вас тут бои, а ты всех разогнал. Может, надо было семиреченцам ружья отдать?

— Погоди, я им тоже десяток ружей оставлю и отчет напишут, все как надо будет. Телеграмму им отправил, как только ружья пришли, но они будут здесь еще только через пару недель, вряд ли раньше — тут четыре тысячи верст проехать надо… Ну, да я сам им все расскажу.

Стали вспоминать, кто из знакомых где служит. Я упомянул, что видел Стрельцова, он в Николаевской Академии Главного Штаба, видел его на совещании у генерала Обручева, капитан там тоже выступал, так что начальник Главного Штаба знает и ценит, так что с карьерой у капитана все должно сложиться как надо. Пока говорили, приехали к особняку Наказного атамана. Прошли мимо часовых, на втором этаже нас встретил генерал-лейтенант с Георгием 4 степени на груди (как мне сказал Аристарх, его атаман получил, как и георгиевское оружие, за турецкую войну). Атаман Каханов Семен Васильевич был в черкеске с газырями и трехзвездными эполетами, с орденом Святого Владимира 2 степени с мечами на шее и Святой Анны 1 степени чуть ниже — на 2 пуговице. Семен Васильевич с уважением посмотрел и на мои ордена с мечами, что мол, не шпак гражданский, хоть и в статском сюртуке и пригласил отобедать с дороги.

За обедом разговор пошел про новости и коснулся положения в Эфиопии. По мнению Аристарха, там сейчас будет жарко в том смысле, что начнут стрелять все кому попало и по ком попало. Я с ним согласился, потом перевел на обстановку здесь, мол у вас ведь тоже постреливают.