— Иван Петрович, я выясняю некоторые подробности дела, — ответил ротмистр на вопросительный взгляд деда. — Мы сейчас закончим.

— Дед, Сергей Семенович принес отличную весть — в Михайловской академии проведут синтез и испытания нашего "Желтого солнечного" и его пригодность для военного дела, — добавил я, — но я бы хотел сказать, что, поскольку Генриха нет, надо попросить привлечь Дмитрия Ивановича Менделеева, который является профессором химии Санкт-Петербургского университета и членом-корреспондентом Академии наук. Дмитрий Иванович — выдающийся химик, светило нашей науки и сейчас занимается как раз взрывчатыми веществами.

— Интересно, Александр Павлович, — опять этот ротмистр влез со своими вопросами в самое неподходящее время, — вы же говорили, что не производили взрывчатку, откуда у вас данные как должны проходить полигонные испытания?

— Сергей Семенович, мы произвели только небольшое количество "Желтого солнечного" или тринитротолуола, но то, какие свойства показало при исследовании это количество вещества, позволяет мне говорить об особенностях этой взрывчатки по сравнению с другими взрывчатыми веществами.

— Хорошо, я попробую выяснить вопрос о вашем участии в полигонных испытаниях и о привлечении к экспертной оценке вашего изобретения господина Менделеева, — ротмистр дал тем самым понять, что обсуждение на этом закончено. — Я дам вам ответ в ближайшее время. Простите, а почему вы раньше не упомянули о господине Менделееве?

— Видите ли, пока я вынужденно здесь нахожусь, я использую это время для самообразования — читаю книги и журналы по различным отраслям науки. Вот и сейчас Иван Петрович принес мне необходимую литературу.

— Позвольте, — жандарм протянул руку к книгам. — Да здесь математическая литература!?

— Сегодня математическая, через неделю будет физическая, — ответил я. — В мире еще много неизведанного, не правда ли, Сергей Семенович?

— Не могу с вами не согласится, уважаемый Александр Павлович, а теперь прошу меня простить, служба, — ротмистр встал и попрощался. — Честь имею, господа.

— Дед, ну ты посмотри, что за фрукт, — обратился я к деду, когда за ротмистром закрылась дверь, — он продолжает меня допрашивать и подозревает в смерти Генриха, якобы, у нас возник спор из-за вознаграждения и я мог его в потасовке убить, а потом замести следы.

— Да брось ты, Сашка, — решил успокоить меня дед, — он свое дело делает, служивое. Видишь, сам добился испытаний, ты ведь хотел этого?

— Конечно, только боюсь, что в академии могут завалить дело и результата не будет, — я попытался объяснить деду свои опасения. — Вещество ведь еще получить надо и правильно в снаряд или гранату поместить. Для первого мне Менделеев нужен, а для второго — я сам на месте должен быть и смотреть, что они делают.

Дальше дед стал говорить, что вставать еще рано, доктор не велит, да и как он меня, еще такого слабого, в Петербург отпустит. Еще в Москве если было бы, то как-нибудь справились, а тут за 600 верст ехать по железке. Давай посмотрим, когда они, академики эти, "Желтый" сделают, там и посмотрим, что получилось.

— Дед, удалось подать заявку на привилегию по лекарству? — перевел я разговор на другую тему. — От тебя поверенный был, так я ему все рассказал и рисунок сделал.

— Да, он сказал, что ему все ясно, на днях подаст. А ты знаешь, Сашка, что пурпурный шелк в первый же день "дешевки" смели, просчитались мы с тобой, тут дед заговорил как купец, упустивший верные деньги, — оказалось, что в Торговые ряды почти не привезли шелка, его еще до Фоминой недели распродали, разве что и осталось немного на складах.

— Вот видишь, надо тебе, дед, при красильнях собственное производство краски открывать, нанять химиков, может даже заграничных, пусть делают.

— Генрих нанял химика, а тот шпионом оказался, — посетовал дед, — а от них, шпионов этих, одни только беды. Ты вон на себя посмотри, — еле-еле оклемался, а уже норовишь в Петербург ехать, взрывать там чего-то. Может, спокойнее будет к моему делу тебя приставить, парень ты умный и способный, — кивнул дед на книжки, — я вот посмотрел в них, да ничего не понял, цифры-то каждый купец знать хорошо должен, а там, кроме цифр, закорючки непонятные, а ты, выходит, разбираешься…

— Дед, чтобы на шпиона не нарваться, надо самому людей отбирать, — подал я здравую идею, — а не нанимать тех, кто сам набивается. А этот Альфред поганый сам к Генриху пришел, да еще и соотечественником оказался, земляком, ну как такого не взять? Да и, откровенно говоря, химик он был хороший, лекарство-то он синтезировал, а не Генрих, да и индиго, хотя индиго он просто скопировал с немецкого, заявку могли отклонить.

— А ты знаешь, внучек, что поверенному моему жалобу от британцев передали, мол, мы у них украли секрет получения пурпурной краски, — озадачил меня дед, — и грозятся судом!

— Вот те раз, — меня как обухом по голове ударило, — только этого еще не хватало. А как же все поверенные и чиновники пропустили заявку? Или смазка была очень знатная, то есть, как бы сказали в мое время, коррупционная составляющая. Еще раз убеждаюсь, что за все в этом мире надо платить, а если перешел дорогу сильному хищнику, то платить дважды. А вдруг взрыв в лаборатории — дело рук агентов Нобеля, которые хотят не допустить конкурентов к взрывному делу и не дать, тем самым, нам отгрызть существенную долю рынка динамита. Для этого и пары пудов динамита не жалко, а дурного германского шпиона сами и подставили, может это его обугленный хребет нашел жандарм Агеев. Никто же капитана разведывательной службы германского генштаба Альфреда Вайсмана после этого не видел! Правда не видели и Генриха, а что если его похитили и держат где-то?

— Нет, Сашка, скорее Нобель тут ни при чем, — рассуждал дед в ответ на мои догадки, — хотя, конечно не знаю, рассматривал ли ротмистр такой фортель, он же мне не докладывает! Да и не могли где-то Генриха полгода держать. И как же ты все это представляешь? Вышел немчик на Полянку, а его тюк по голове и в проулок к вашему забору потащили, другие подручные связанного Генриха вытаскивают через дыру в заборе, вместо него кладут тело шпиона и взрывают? Нет, так среди купцов и промышленников не бывает, у нас все проще.

Поговорив еще с дедом про мое лечение, мы расстались, и я остался наедине со своими думами. Агаша теперь дежурила в коридоре, на сестринском посту и помогала с тяжелыми больными, а мне провели кнопку вызова, хотя я ей не пользовался, если, что надо, сам вставал. Через неделю доктор разрешил мне прогулки и мне принесли новый больничный халат и шапочку, чтобы предохранять еще чувствительную кожу от весеннего солнца. Волосы помаленьку отрастали, и я начал отращивать бородку с усами. У Сашки-то раньше они не очень росли, но после того как я начал интенсивно заниматься физкультурой, за счет выброса стероидов пробудился и мужской тип оволосения и мальчик стал превращаться в мужа. Если бы не пожар, я мог бы уже ходить с приличной бородкой, была у меня такая идея отпустить ее для солидности. Сейчас же волосы были реденькие и самое неприятное — какие-то пегие, с сединой.

Лиза пока больше не приезжала, дед привозил мне только приветы от нее, привез еще математические и химические журналы — я хотел познакомиться с трудами наиболее продвинутых ученых. Надо ехать в Питер! Но Леонтий Матвеевич даже слышать об этом не хочет, не ранее чем через 2–3 месяца, когда я окрепну, а то он не гарантирует осложнения — кожа еще очень ранима и могут начаться инфекционные осложнения, а тогда — грубые и обезображивающие келоидные рубцы.[44] Доктор и так был против прогулок: "Всюду инфекция, вам этого не понять, молодой человек. Вот разовьется келоид — никакой хирург не поможет и будете мучиться всю жизнь. Никаких дальних поездок по железной дороге, и думать об этом забудьте!"

И тут опять как черт из табакерки внезапно появляется известный жандарм.