Казакам пришлось оставить лошадей в Пирее в подарок королевской армии (все же лучше, чем эфиопской, как рекомендовало Военное ведомство, в любом случае они получат денежную компенсацию), зато Ольга Константиновна одарила их дорогими подарками и сказала что казачьи лошади послужат для выведения новой неприхотливой породы кавалерийских лошадей для греческой армии, обещала лично проинспектировать, как будут заботиться об оставляемых лошадях (я объяснил королеве, что значит для казака боевой конь — это друг и соратник, который может спасти жизнь, поэтому многие казаки плакали, прощаясь с лошадками).
Потом меня и командира корабля пригласили на флагман, где состоялся торжественный прием. Мне понравился президент Карно, очень демократичный симпатичный дядька, как мне сказали, неплохой инженер в прошлом. Хотя президентство его было омрачено "Панамским скандалом" и разгулом анархии (один из таких анархистов и убьет президента через год, вот только не помню, когда), но он оставил о себе хорошую память в истории как основатель франко-русского союза. Мне и Авелану вручили ордена Почетного Легиона 4 степени (офицер), командирам кораблей 1 ранга — 5-й степени (рыцарь), прочие получили папки с благодарственной грамотой, подписанной президентом. Великий князь удостоился 3-й, командорской, степени.
После легкого фуршета президент и французские гости покинули эскадру, сказав, что жители Тулона будут праздновать всю неделю и уже подготовились к визиту русских моряков, везде объявлено, что в заведениях первая рюмка для русских — бесплатная.
— Ох и наберутся же сегодня наши матросики, — сказал стоящий рядом Вальронд, — они же будут обходить все заведения, пока не упадут.
После ухода президента начались шуточки о том, что в борделях первая девушка — тоже бесплатно за счет французского правительства, но адмирал пресек веселье, сказав, что увольнение на берег — не более четверти команды. Потребовал выделить от каждого корабля специальные боцманские команды для сбора упившихся и доставки на корабли, а также жестко пресекать возможные дебоши и драки.
Я сменил раззолоченный дипломатический мундир на белый китель с шейным орденом Св. Владимира и вместе с Машей и Артамоновым мы съехали на берег. Тулон оказался красивым и ухоженным городом с широкими бульварами и вовсе не производил впечатления суровой военно-морской базы. Везде были трехцветные транспаранты и перетяжки через улицы "Vive la Russie, vive la France". Улицы были заполнены гуляющими наряженными людьми, русских буквально за руки тащили в кафе и угощали. К нам тоже пристал какой-то усач, кричавший, что теперь мы покажем "проклятым бошам" и отомстим за Седан.[353] Озираясь в поисках Агеева, я ответил, что, да, конечно, покажем, и тут увидел Сергея в сером костюме, с белым крестиком офицерского Георгия на груди и пустым правым рукавом. Он тоже нас заметил и стал пробиваться сквозь толпу, ринувшуюся к причалу по случаю прибытия очередного "русского десанта". Выбравшись из толпы, Сергей подошел к нам.
— Маша, позволь тебе представить полковника Сергея Семеновича Агеева, моего друга и, в прошлом, начальника.
Маша подала руку для поцелуя, Агеев сказал: "Чрезвычайно рад знакомству, ваше императорское высочество", на что Маша засмеялась и сказала, что для моих друзей она просто Маша.
Артамонов же встал во фрунт по стойке смирно и доложился по всей форме, я представил его как моего "няня": "Вот видишь, Сергей, китель, а ведь в Африке в нем и в седле и на брюхе под пулями ползал, а он такой же белоснежный как новый — заслуга Ефремыча! Он со мной и из пулемета вторым номером стрелял, отбивая атаку кочевников с пиками на боевых верблюдах, за что и "Егорием" награжден, так что — кавалер и заслуженный воин, прошу любить и жаловать.
— Да, китель и впрямь белоснежный, но главное — петлички действительного статского, так что ты теперь не только эфиопский князь, но и русский генерал, "обскакал" своего начальника.
Потом Сергей предложил поехать подальше в центр, к Оперному театру, там красиво и не будет толпы с пьяными матросами, которые непременно появятся через час. И вот мы цивилизованно сидим в кафе и ведем неспешные разговоры. Ефремыч, чтобы нам не мешать, деликатно удалился в кафе попроще, но сидит как и мы, прямо на бульваре и смотрит, не понадобится ли чего. По первому времени Агеев стеснялся Маши, но потом все прошло, мы даже перешли с французского на русский, видя, что она все понимает.
По словам Сергея, живут они нормально, достаточно скромно, уж точно не шикуют. Устроиться на работу в службу охраны, как он хотел, ему не удалось, кому нужен однорукий охранник, несмотря на то, что он демонстрировал как он стреляет и приемы рукопашного, а скорее "ногопашного" боя, которые отточил до совершенства. Возможно, что наниматели предпочитали более молодых и местных. Кроме того однорукий охранник — это как-то несолидно, мол на нормального денег не хватило, вот и взяли инвалида. Так что Сергей получает пенсию, которую переводят в банк, поскольку золото из России переводить нельзя, то здесь рубли ассигнациями меняют на франки по грабительскому курсу, везде теряешь. Еще приходится тратится на няньку-кормилицу, она же горничная и кухарка. Так что ждем, когда Лиза выучится на доктора.
И что тогда, подумал я, да, через пару лет к Бестужевским курсам добавится медицинский институт для женщин, но врачами его выпускницы работать никак в России не смогут, в лучшем случае акушерками-фельдшерицами. Даже в Мировую войну, когда врачебных кадров остро не хватало, женщины-врачи, в том числе получившие свои врачебные дипломы за границей, могли работать только лекарскими помощниками, то есть фельдшерами. Ну, вот такой ханжеской страной была Российская империя, как это мужчина будет раздеваться перед женщиной-врачом — это же нонсенс и полное "эмансипе"! Так что, врачебная карьера в России Лизе совершенно не светит и она это понимает. Собирается стать врачом-эпидемиологом во Франции, бороться с опасными инфекциями в других странах, для этого постоянно стажируется при институте Пастера, у Мечникова, они с Ильей Ильичом уже две статьи опубликовали. Вторая статья — про противотуберкулезные препараты, что я передал Лизе (теперь это Фтивастоп и Тубецид) вызвала целое бурление известно чего в медицинском болоте. Как, какая-то студентка-недоучка рассказывает сказки про какие-то волшебные препараты, видимо "охмурила" престарелого Мечникова, вот он и напечатал с ней свою статью. Надо сказать, что Илья Ильич терпеть не может всякие скандалы, поэтому отдуваться пришлось Лизе. Но она молодец — пригласила самых отъявленных скептиков в лабораторию и на их глазах произвела необходимые опыты — на половину случайно выбранных из стопки однотипных чашек с одинаковой средой с туберкулезными палочками были нанесены препараты, после чего чашки с опытной средой и контролем были помещены в шкаф-термостат, который скептики опечатали своими печатями и все прошло как нельзя лучше: при вскрытии термостата было угнетение роста палочки Коха везде, кроме контроля. Кое-кто потом публично извинения попросил. Зато полетели заказы в Россию, даже посла Франции в Петербурге подключили, а Лизу и Илью Ильича наградили орденами "Академических пальм", это гражданская награда за заслуги в науке, искусстве и просвещении.
Потом разговор пошел про нас с Машей, да про эфиопскую кампанию. В конце, узнав, что эскадра будет стоять в Тулоне неделю, Сергей предложил съездить к ним в Цюрих, повидать Лизу и маленькую Машу, тут всего-то десять часов по железной дороге, меньше 500 верст, ближе, чем до Парижа. Я ответил, что хотел бы как раз съездить в Париж, пользуясь тем, что нас не встретила таможня — у меня на борту броненосца восемь пудов золота — три в слитках, остальное в монетах.
— Да ты богач, копи царя Соломона, что ли, нашел? — подколол меня Агеев.
