«Продолжай идти».

Ее ноги свело судорогой, но Агнес заставила себя поторопиться. Иезекииль рыдал у нее на руках.

После того, как Пророк выпустил собаку, Иезекииль побежал еще раньше неё. Надежда светилась в ней, потому что это означало, что он не был созданием церкви… не совсем. Пока еще нет. Может быть, это инсулин сделал ему прививку? Или дело было в пекари? Или в его детском возрасте?

Или внутри ее младшего брата было что-то особенное… то самое, что всегда вызывало у него кошмары о Подземном Храме?

Наказание должно было последовать сразу же, как только все покинуть церковь. Если ей повезет, отец заставит ее поститься еще несколько дней. В конце концов, Иезекииль был болен. Он действительно нуждался в воздухе.

Но она также не подчинилась прямому приказу Пророка на глазах у всех… нарушила волю представителя Бога на земле. Но какое это имело значение теперь, когда она решила бежать? Она говорила себе, что не боится; что ни отец, ни Пророк больше не смогут причинить ей боль, — и все же ее сердце билось загнанной птицей.

Заметив их луг, она двинулась дальше. Прежде чем отец вернется домой, ей нужно написать Дэнни. И ей нужно было поговорить с Иезекиилем… подготовить его.

«Пожалуйста, Господи, пусть он послушается. Я не побегу одна».

— Демон, — прошептал Иезекииль. — Миссис Кинг схватил демон.

В трейлере Агнес завернула Иезекииля в одеяло. Она проверила уровень глюкозы в его крови и сделала ему корректирующий укол. Теперь она укачивала его, гладя по мягким, как у утенка, волосам.

— Это был не демон. — Она вытерла ему нос. — Собака была больна. Как и пекари.

— Я никому не рассказывал о пекари, Агнес.

Девушка улыбнулась.

— Я знаю.

— Но сегодня Пророк сказал, что собака была демоном…

«Пришло время сказать ему горькую правду».

— Пророк солгал.

Большой палец Иезекииля вывалился у него изо рта.

— Он не может лгать.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Отец говорил, и миссис Кинг, и… и ты, Агнес!

Она поморщилась.

— Я ошибалась. И они тоже.

Мальчик перестал дрожать и насторожился.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что совершила ошибку. Мне очень жаль.

Иезекииль откинулся на подушку.

— Мы уходим под землю для Вознесения. Так ведь?

Его голос звучал на десятки лет старше. Агнес готова была убить Пророка за то, что он так его напугал.

«Верите ли вы, что мы скоро станем свидетелями пришествия Господа?»

— Иезекииль. Послушай меня. Эта собака не была демоном, и это не Вознесение. Я не позволю тебе спуститься в бункер.

Верующие хранили в Храме достаточно консервов на четыреста долгих темных дней, но ни капли инсулина, необходимого Иезекиилю, чтобы выжить. Это будет его смертный приговор.

— Я не хочу туда идти, — прошептал он. — Но разве мы не сгорим, если останемся здесь?

— Вознесение — это ложь, и мир так не закончится. Это невозможно.

Его это не убедило. Но это был ее шанс, и Агнес не собиралась упускать его. Медленно, в глубине ее сознания, план становился на место, как тропинка, которая тянулась в лес и за его пределы. Ей не нравилось, куда она ведет, и ей не нравилось, что она видит себя и Иезекииля идущими по этой тропинке в одиночестве.

Иезекииль с любопытством посмотрел через ее плечо, когда она достала телефон. Прошлой ночью у нее не было времени похоронить его. Все утро он прожигал дыру в ее платье. И тут же на экране ярко вспыхнуло предупреждение.

Страх затрепетал в ее груди. Что это значит?

Она постучала по экрану большим пальцем, отмахиваясь от предупреждения. Ей нужен был Дэнни.

— Что это такое? — Иезекииль вытянул шею, чтобы посмотреть. — Что там было написано?

— Тссс.

Она написала: «Дэнни, мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, забери меня».

Ожидая ответа, она раздвинула занавески на кухне, ища хоть какие-то признаки возвращения отца. Дорога была пуста, поэтому она показала Иезекиилю свое любимое видео с Пангеи, чтобы отвлечь его. Один из друзей Дэнни, неловко танцующий и смеющийся. Мальчик смотрел, как зачарованный.

— Что они делают? — спросил он.

— Я действительно не знаю. Но может ты хочешь отправиться со мной в мир Извне и посмотреть?

Он нахмурился.

— Нам нельзя в мир Извне. И ты это знаешь. Это запрещено.

Она колебалась. Она просила его подвергнуть себя риску. Но разве у нее был выбор?

— Иезекииль, послушай. — Сейчас самое время, как бы страшно это ни было. — Мне нужно, чтобы ты был очень храбрым…

И она рассказала ему все.

Иезекииль слушал, и он был храбр. Она оставила его одного, чтобы встретиться с Дэнни.

«Встретимся у Гнезда, иначе кто-то может увидеть», — написала она. Агнес верила, что Иезекииль не выдаст ее.

«Как ты найдешь Гнездо? — поинтересовался Дэнни. — Ты никогда там не бывала».

Агнес мрачно улыбнулась про себя, точно зная, как она его найдет.

Она пойдет на звук.

Пространство молитвы было мощным чувством. Оно могло вести ее через лес, освещая путь эхом, гудением и переливами ярких звуков.

Но достаточно ли она сильна, чтобы подчинить его своей воле?

Она закрыла глаза, вкладывая душу в это единственное усилие.

Усталость навалилась на нее горой, будто она молилась бесконечно много часов. Но это сработало. Гудение Гнезда расстелилось, как туман по суглинистой земле. Она поплелась через луг, следуя за ним и прислушиваясь.

Вскоре листья над головой закрыли свет. Гудение эхом отдавалось у девушки внутри. Странствование глубже в лабиринты кипариса, можжевельника и сосен ощущались словно вхождение в какой-то неземной собор, созданный исключительно из звуков.

Господь очень близко.

Она хотела увидеть Гнездо. Это было больше, чем просто место встречи. Гнездо — ломтик реального мира, и она хотела знать, во что ввязывается.

Она приподняла свою юбку, чтобы перепрыгнуть через ручей на кружок сырой земли. Сосновые иголки хрустнули под ее ботинками. Листья отбросили призрачные тени на лесную подстилку, а гудение усилилось.

И тогда она увидела их своими глазами.

Гнездящиеся вороны.

Чувство отвращения накатило на нее волнами, потому что в них не было ничего прекрасного. Они были изодранными. Уродливыми. Безобразными. Агнес начало подташнивать, но она не смогла отвести взгляд. И даже если бы она зажмурила глаза, она знала, что все равно продолжит слышать их в пространстве молитвы.

Потому что голос Господа говорил с помощью них.

Холодок пробежал по её телу, когда она поняла сильнее, чем когда-либо прежде, что божественное обитает не только в красоте, но и в чуме и ужасе.

«Ты дал испытать народу твоему жестокое, напоил нас вином изумления».

— Агнес?

Из зарослей выбрался Дэнни, и ее страх прошел. Она знала, что была права, попросив его прийти сюда.

Сотни птиц перед ними сплелись между собой в высокое подобие дерева, оставаясь все еще живыми и дрожащими. Клювы, черные крылья с перьями и когтистые лапы перетекали друг в друга, словно стекло, и она не могла различить, где заканчивалась одна птица и начиналась другая. Красная смола покрыла их спины глазурью. Они бездумно дрожали в своей хрустальной ловушке.

Гнездо — это то, что нужно увидеть самому, точно так же, как нужно сломать кость, чтобы познать настоящую боль. Это укрепило все ее мысли — все, чему она научилась. Ред-Крик был ложью, и все эти годы она жила вслепую. Снаружи было больше жизни, гораздо больше. Немного хорошего. Немного плохого.