В ней вскипел гнев.

Если она и научилась чему-то, получая инсулин Иезекииля, так это тому, что если лгут в одном — могут солгать и в другом.

Так о чем ещё лгал Пророк?

— Агнес? — простонал Иезекииль. — Агнес?

На краю леса деревья прошептали ответ, который она не хотела слышать.

В ту ночь, лежа в постели, Агнес увидела сияющее красное существо, словно видение, и услышала волнующее гудение в своем сознании.

И увидела себя — но совсем не беспомощную девушку, а женщину, бегущую, чтобы пронзить копьем чудовище, защищающая себя и Иезекииля, когда Пророк не мог… или не хотел.

Она подумала о бунтарском списке законов Ред-Крика, составленном Бет. А что, если эти законы исходят не от Бога? Что, если они существуют не для того, чтобы держать их в святости, а для того, чтобы держать их в узде? Она так долго сдерживала столько вопросов. Теперь они затопили ее неудержимым потоком.

Почему ее жизнь была труднее, чем у мужчин?

Почему она всегда должна была поступать, как ей велено?

И почему жизнь Иезекииля была куда важнее для Чужаков, вроде Дэнни и Матильды, чем для его собственного народа?

Ее хорошо натренированный разум жительницы Ред-Крика попытался отгородиться от мыслей.

«Тихо, — скривился он. — Что ты можешь знать?»

Но ее душа отказывалась это принимать, после всего того, что ей пришлось сегодня сделать.

Годами она, стиснув зубы, терпела лихорадки и сломанные кости; никогда не касалась денег; посещала бесчисленные проповеди; говорила только тогда, когда к ней обращались; стирала, гладила, и безропотно заботилась о детях, соглашаясь выйти замуж, как приказано, — ради Господа, она была готова на все это и даже больше.

Но только ради Господа.

«Послушание и вера — не одно и то же», — сказала ей Матильда.

Праведная, покорная Агнес. Будущая миссис Мэттью Джеймсон.

Но вдруг Господь хотел от нее чего-то большего?

И этот звук…

— Господи, это был ты? — прошептала она в потолок дрожащими губами.

«Прежде чем я создал тебя в утробе матери, я знал тебя», — сказал Бог Иеремии в Библии, и эти слова всплыли в душе Агнес, как ответ.

Она выскользнула из постели. На крыльце мотыльки жужжали вокруг слабого света лампы, падая и умирая. Она взяла садовую лопату, решив раскрыть все свои секреты.

Пока она копала, жужжание вернулось. На этот раз оно не стало яростно предупреждать. На этот раз земля удовлетворенно и выжидательно гудела под ее руками.

Агнес отбросила лопату, не в силах отрицать, что уже слышала этот звук.

На лугу, будучи ребенком.

Земля гудела тихим гимном под ее ногами, а звезды пели древнюю серебряную песнь.

Она называла его пространством молитвы, представляя, что это не вещь, а место, в котором она обитала. Это было равносильно тому, чтобы стоять перед святым алтарем или преклонять колени на вечерней молитве. Казалось, будто нечто святое — нечто большее — терпеливо наблюдает за тобой.

«Я познал тебя прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, и прежде, чем ты родился, Я освятил тебя…»

Ее искореженный сустав загудел воспоминанием о боли.

«Справедливое наказание за богохульство», — сказала тогда миссис Кинг.

Несомненно. Потому что ни одна маленькая девочка не могла иметь такой власти в Ред-Крике — земле, в которой они во всём зависели от отцов и мужей; в мире, где есть Бог. Поэтому Агнес похоронила «пространство молитвы» глубоко внутри себя. В конечном счёте, она вообще перестала слышать звук.

До сегодняшнего дня.

Она подобрала лопату.

Она бы никогда не забыла, как жужжание переросло в душераздирающий рев при встрече с диким поросёнком. Звук сделал больше, чем было необходимо, чтобы обезопасить её от Пророка, Отца, и законов Ред-Крика вместе взятых.

Она ударила по холодильнику Иезекииля, зарытому в землю, чтобы сохранять его холодным, но копала она не ради инсулина. Она потянулась за телефоном — запрещенным устройством, плотно завернутым в кухонную тряпку, — который ей отдал Дэнни.

Бунт.

Она не могла больше этого отрицать. Несмотря на то, что по её лицу хлынули слёзы, трауру придётся подождать. Она посмотрела на небо, не удивившись, что слышит звезды, поющие, как это было всегда.

— Господь, — сказала она с тихим изумлением. — Это ты.

Пространство молитвы, настоящее и истинное. А что до Ред-Крика…

Разозлённая Агнес начала считать количество всей его лжи.

На следующий день, в понедельник, Агнес забеспокоилась.

Пекари придётся закопать, желательно до того, как от него начнёт вонять. Думая об уродской, красной туше, спрятанной возле леса, она страшилась хоронить её одна. Но чем дольше она тянет, тем больше вероятность, что кто-то из Ред Крика обнаружит труп, и она не была к этому готова. Не говоря уже о том, что Пророк мог об этом подумать, и она не хотела, чтобы Вознесение пришло раньше, чем это было необходимо.

Придётся позвать Чужаков.

Трусливая часть Агнес все еще хотела убежища в жизни, которую она всегда знала, и в Законах, которые она старалась любить так сильно. Но если Господь призвал её, игнорировать Его голос было бы опаснее, чем что-либо еще, ранее ею сделанное.

«Агнес, ты должна быть сильной».

Уложив детей спать, она закрылась в ванной и включила душ. Затем она скрючилась под раковиной, молясь, чтобы проточная вода перекрыла её голос.

Но телефон — черный прямоугольник с единственной кнопкой и запретным экраном — оказался коварнее. Агнес возилась так долго, что начала в нём сомневаться.

Затем в её сознании возник образ: Подземный Храм, погребенный на склоне холма. Конечная точка игр в Апокалипсис и кошмаров Иезекииля. Пророк всегда говорил, что когда чума и разрушение настигнут Чужаков, они уйдут глубоко под землю, чтобы дожидаться Божьей воли.

Но если Ред-Крик был ложью, они бы дожидались не Божьей воли, а воли Пророка.

В холодной темной ванной Агнес задрожала.

Она еще раз щелкнула пальцами по экрану и увидела, как он превратился в грубый квадрат ослепительного белого света. Прищурившись, она продолжила щелкать, иногда постукивая по экрану ногтем.

Как кто-либо использовал эти маленькие прямоугольники для греха, или чего-то еще, для какой цели? Может, она просто слишком отсталая? Слишком тупая, чтобы понять?

Внезапно, имя Матильды волшебным образом высветилось на экране. Ей нужно было только коснуться его кончиком указательного пальца, и телефон установил вызов.

— Алло? Агнес?

Голос не Матильды. А Дэнни.

Её щеки вспыхнули.

— Привет, — неловкая пауза. — Мне нужно поговорить с твоей мамой, пожалуйста.

— Она только закончила сорока восьми часовую смену. Она спит. — Его тон изменился. — В чём дело? У тебя неприятности?

«Никогда не говори с Чужаками. Относись к другому полу, как к змеям».

Агнес чуть не повесила трубку.

Было бы так легко сдаться сейчас. Закопать телефон и все её заботы в землю и выйти замуж за Меттью Джеймсона через две недели. С ним она бы жила в хорошем доме с его детьми и супругами и никогда бы больше не принимала тяжелых решений.

Просто сдаться, и стать снова покорной Агнес — это все равно, что погрузиться в теплую ванну.

И утопиться там.

Она перевела дыхание, вспоминая гудение. Нет, не гудение. Божий глас.

— Я убила пекари. Думаю, он был заражен. Вирусом, о котором ты мне рассказывал.

Молчание Денни напугало её. Пророк всегда говорил, что Чужаки эгоистичны и жестоки. С чего бы ему помогать ей?

— Жди меня, — сказал он. — Я скоро приду.

Агнес взяла с собой фонарик и две лопаты и отправилась на кладбище Кингов. Дожидаясь Дэнни, она то включала, то выключала фонарик, стараясь не представлять красно-мраморных животных, крадущихся к ней в темноте.