— Агнес. Твои ладони.

Она посмотрела вниз. Хотя она и не входила сознательно в пространство молитвы, ее руки ярко светились, обнажая каждую связку и вену.

«У меня не так много времени».

Она протянула сестре здоровую руку с вытянутым мизинцем. На лице сестры отразилось облегчение.

— Больше никаких секретов, — сказала Бет.

— Больше никаких секретов, — пообещала Агнес.

— Бет. — Вдруг стало трудно дышать. Она была такой горячей. Как в лихорадке. — Послушай. Когда я скажу тебе закрыть глаза, ты это сделаешь. Пообещай мне.

Бет кивнула, широко раскрыв глаза.

Руки Агнес вспыхнули ярче. Она засунула их в карманы. Дэнни и Зик стояли неподвижно, наблюдая за ними.

Зик поднял руку, словно прощаясь.

«Я не увижу, как он вырастет, — запаниковала Агнес. — Я никогда не узнаю, каким человеком он станет».

Но в глубине души она знала, что с ним все будет в порядке. У него будет Бет и его семья Чужаков.

Агнес и Бет подошли к краю бункера, повернули скрипучую рукоятку и распахнули железный люк. Лестница уходила вниз, исчезая в жутких тенях.

Агнес бросила последний взгляд на небо. Оно было утренне-голубым, с лавандовой позолотой по краям. Она видела точно такой же оттенок тысячи раз по утрам. Но этот будет последним.

Спускаясь по лестнице с Бет за спиной, она была ужасно рада, что ей не пришлось идти в душную темноту одной.

Гнездо, как малиновый лес, заполнило бункер. Над головой качалась на шнуре одинокая лампочка. Агнес учуяла гнилую еду, человеческие экскременты и само Гнездо, пахнувшее, как немытые волосы. Инстинктивно она огляделась в поисках детей. Бет впилась ногтями в руку Агнес.

— Что это? Почему они так сливаются воедино?

Агнес вспомнила теории своих друзей-Чужаков, которые они шептали у ночных костров. Джаз считала, что человечество нарушило естественный мир, подтолкнуло его к вымиранию. Дэнни верил, что вирус — это биологическая аберрация, которую наука скоро возьмет под контроль. Макс просто сказал: «Иногда случается всякое дерьмо».

Возможно, мир никогда не узнает правды. Непонимание путей Божьих было тем местом, где рождался страх… и неверные толкования, как преднамеренные, так и нет.

Но там же начиналась и красота. Жгучая человеческая потребность в вере.

Она вытерла пот со лба.

— Никто не знает, почему они гнездятся вместе. Бет, когда все это, наконец, закончится, тебе придется разобраться в этом по-своему. Так будет со всеми.

Агнес потерла виски. Она чувствовала, как громоподобный голос Бога нарастает, готовясь заговорить в этой комнате, полной красных конечностей и твердых, как драгоценные камни, шкур.

— Я никогда не рассказывала тебе о Саре Шайнер, — настойчиво повторила Агнес. — Но в нашей истории что-то есть. Нечто важное…

Глаза Бет заблестели.

— Я все знаю о Саре. Я нашла ее имя в Книге Рождений. Мне было интересно, что случилось с ней после того, как она сбежала.

Агнес втянула в себя зловонный воздух.

— У нее была правнучка. Я нашла ее…

В Гнезде, которое уничтожил отряд «Гори».

В ее сознании эта маленькая девочка олицетворяла всю боль, которую причинил вирус. Что бы ни случилось сегодня, у Петры были рваные раны, которые, возможно, никогда полностью не заживут. Но она хотела, чтобы Бет знала: одна женщина в их семье преуспела в том, чтобы устроить свою жизнь Извне.

Жар пространства молитвы пронесся по телу Агнес, как сухой ветер. Она согнулась пополам и застонала.

— Агнес? Что случилось?

Пепел к пеплу, прах к праху.

— Давай найдем детей. — У нее тошнотворно закружилась голова. — Я хочу попрощаться.

Они медленно продвигались вдоль периметра Гнезда, изучая лицо за лицом.

Бет и Агнес боролись с паникой. Хрустальные шкуры ощетинивались всякий раз, когда они подходили слишком близко. Они должны были быть осторожны, чтобы не зацепиться платьями за окаменевший ноготь; должны были быть осторожны, чтобы ужас не взял верх над ними.

Было слишком легко упасть на землю и никогда больше не встать.

— Вторая миссис Хирн и ее сын Джейкоб; малыш Джо Кинг; Джереми Сейлз; Пейшенс Кинг; Анджела Роллинз… — голос ее дрогнул. — Боже милостивый, Агнес, все эти дети!

Пространство молитвы давило на ребра Агнес, как шар тепла, расширяясь во все стороны. Пот стекал по носу. Она никогда не чувствовала себя такой подавленной. Она ненавидела эту комнату с низким потолком, темноту и сырость. Она всегда хотела только неба, свободы и Зика…

— О, Агнес, — выдохнула Бет. — Смотри.

Сначала маленькие, сбившиеся в кучу тела выглядели так же, как и все остальные. Снова красные руки и ноги, склоненные головы, пустые глаза. Но двое из них скрутились очень крепко, между ними не было ни дюйма пространства, а третье наполовину склонилось над ними… словно защищая, укрывая.

Она узнала туфли того, третьего тела. Они были из потертой коричневой кожи.

Они принадлежали Сэму.

Дети.

Их маленькие тела дрожали, как листья на ветвях огромного дерева. Агнес прикрыла рот рукой.

— Сэм пытался защитить их. — Бет опустилась на колени, подоткнув под себя юбку. — Даже когда он был болен сам.

Прежде чем Агнес успела остановить ее, Бет обхватила руками троих окаменевших детей.

Она вспомнила, как учила близнецов заплетать волосы в косы, как дразнила Сэма за то, что он начистил ботинки, как радовалась, когда, наконец, испекли хлебные палочки. Маленькие мгновения счастья, мерцающие, как светлячки, в их темной, трудной жизни.

Теперь пространство молитвы закружилось внутри нее, как живое существо. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного: как нечто отдельное, чуждое. Но пространство молитвы всегда было чужим. Временным подарком.

Бог собирался заговорить.

Тревога охватила ее. Что, если она упадет в обморок раньше, чем успеет спасти свою семью?

— Что же мне делать? — воскликнула она. — Как мне их спасти?

«Агнес, — прогремел голос. — Поцелуй».

Точно.

— Бет, закрой глаза.

Сестра уткнулась головой в ее руку. Затем Агнес прижалась губами к жесткой, ощетинившейся щеке Сэма. Она целовала его, как делала это миллион раз, изливая в него всю свою любовь, свою надежду, свой жар.

Выдыхая.

Пространство молитвы стремительно покинуло ее тело. Ее поцелуй превратился в призрачный ветер, мерцающую тепловую волну. Впервые она смогла увидеть свою силу.

Она услышала пластинку своей матери:

«Благодать научила мое сердце бояться, и благодать облегчила мои страхи…»

Пространство молитвы хаотично кружилось по комнате, сплетая и лаская твердые, как драгоценные камни, шкуры, заключенные в объятия Гнездовья.

«Как драгоценна была эта благодать в тот час, когда я впервые поверил…»

Агнес плакала, глядя, как пространство молитвы покидает ее, испытывая одновременно благоговейный трепет и чувство утраты.

Гнездо в бункере завибрировало быстрее и сильнее. Она слышала, как стучат зубы и кости, чувствовала, как дрожит земля под ногами. Рядом с ней, как перегретое стекло, капало незнакомое лицо.

— Бет, — выдохнула она. — Не смотри.

Шкуры искажались, скручивались и падали, как маски, разбиваясь о земляной пол. Люди расходились и отползали друг от друга, сбрасывая шкуры из драгоценных камней. Висячая лампочка ярко горела, поглощая электрическое тепло. Затем она сорвалась с цепи и упала. Агнес крепко держалась за свою семью.

Бункер превратился в настоящий тигель.

Бет закричала.

— Держи глаза закрытыми!

Казалось, это длится вечно, хаос треска, разрывов, таяния.

Она подняла голову и увидела горячий, мерцающий ветер, парящий между Гнездом и потолком. Затем он грациозно понесся вверх по лестнице, закручиваясь в замысловатых вихрях, вверх и наружу.