Как из-за ее глупости они встретятся лицом к лицу с гниющей тьмой.

Посреди ночи Агнес и Иезекииль стояли на поросшем травой холме на вершине лестницы, ведущей глубоко под землю. Их было двое в шеренге из трехсот человек, медленно спускающихся в Подземный Храм.

Агнес хотелось броситься бежать, но ноги налились свинцом, а мышцы стали невероятно тяжелыми и бесполезными. Она слышала, как дыхание Иезекииля отдавалось у нее в ушах, вместе со своим собственным.

Надежды на спасение больше не было.

Один за другим прихожане спускались по лестнице. Верные. Спокойные. Послушные.

Как бы она ни хотела, чтобы они открыли глаза, чтобы хоть раз увидеть все ясно, пока не стало слишком поздно, их взгляды были зеркально пустыми, зеркально яркими. Они были воспитаны, чтобы верить, что это их судьба, и что Бог защищает их, несмотря ни на что. Они были взращены, как скот, для этой бойни.

Несколько недель назад Агнес спустилась бы по этой лестнице, не задумываясь. Сегодня она была в ужасе.

Херны, Сайлсы и Кинги — за исключением уже умершей миссис Кинг — все хоронили себя заживо в общей могиле.

Семья Агнес была следующей в очереди, а Роллинсы и Джеймсоны замыкали шествие.

Она не нашла ни единого шанса убежать. Отец внимательно следил за своими детьми, когда они выходили из церкви, потому что Пророк предупреждал:

— Следите за маленькими, чтобы они не поддались слабости.

Неужели именно так закончится ее жизнь? А Иезекииль… без своего инсулина…

Дверь бункера была открыта прямо перед ней.

Отец спустился вниз, держа жену за шишковатый локоть и направляя ее вперед. Уже много лет Агнес не видела, чтобы они касались друг друга.

В тусклых, блуждающих глазах матери застыла покорность судьбе, но когда она заметила Агнес, то, казалось, проснулась.

— Бет, — прошипела она, путаясь в собственных дочерях. — Бет, что ты все еще здесь делаешь? — Она оттолкнула ее своими исхудалыми руками. — Убирайся, убирайся!

— Милая, — прошептал отец ей в волосы. — Успокойся.

И вместе они исчезли в темноте.

А потом Сэм…

— Ох, Сэм! — простонала она, глядя, как он храбро начинает свое долгожданное приключение, разрывая при этом душу Агнес. Ей хотелось сказать ему что-нибудь напоследок, но она не знала, что сказать.

Будь храбрым? Он уже был храбр. Прости? Он не поймет.

Она не могла смотреть, как уходят близнецы. Она могла только смотреть на луну и сосредоточиться на том, чтобы не кричать. Луна светила холодно и равнодушно. Она не знала, Боже милостивый, сколько горя может вынести тело.

Затем настала очередь Агнес и Иезекииля.

Она посмотрела вниз на извилистую узкую лестницу. Подземный Храм пах цементом и затхлым воздухом. Она услышала голоса — скрежещущие, загнанные в ловушку.

Иезекииль заартачился, цепляясь за ноги Агнес.

— Я не хочу туда идти!

Ее глаза заметались по сторонам. Она чувствовала людей позади себя — поток тел, готовых толкать и загонять силком, если она будет сопротивляться.

Чуть раньше она заметила в толпе Магду — больную, дрожащую от лихорадки девушку. Скоро она будет рваться, чтобы схватить, коснуться, укусить. Заболеет один, потом другой, потом третий, а потом они сольются воедино, образуя грозное подземное Гнездо.

Верующие думали, что они укрываются от апокалипсиса Чужаков.

Но они так сильно ошибались.

Она вспомнила псалом: «Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их».

— Идите. Ваша очередь. — Мистер Джеймсон нетерпеливо заговорил позади нее; рядом с ним стояла Бет, его прекрасная невеста. Борода у него была густая и белая, а глаза в лунном свете казались стальными.

«Пространство молитвы. Оно поможет мне».

Агнес ушла глубоко внутрь себя и попыталась отыскать его. Но ее охватил ужас. Она ничего не слышала. Никакого гудения. Только глубокую тишину.

В смятении она открыла глаза.

Она должна была пойти с Дэнни, когда у нее была такая возможность. Нельзя было позволять Бет уговаривать ее пойти на свадьбу. А теперь она подвела и себя, и Иезекииля.

Дрожащая и бессильная, она чувствовала себя жестоко покинутой Богом.

И вообще, для чего все это было? Телефон, Чужаки? Ее медленное, болезненное пробуждение ото сна? Где же ее сила, когда она больше всего в ней нуждалась?

Внезапно у нее за спиной раздался дикий вопль.

У Бет был припадок: она каталась по траве, пачкая свое свадебное платье.

— Я не пойду! Я не пойду!

Она брыкалась и кричала, как истеричный малыш или обезумевшая женщина.

Но Агнес знала, что это не так.

«Я позабочусь, чтобы у тебя был шанс ускользнуть», — сказала она.

Слезы защипали Агнес глаза.

«Ох, Бет. Моя милая сестра».

Патриархи бросились к ней.

— Дьявол заразил ее! Держите ее!

Мужчины образовали круг, а оставшиеся женщины и дети испуганно и смущённо уставились на них. Мистер Джеймсон подхватил Бет на руки и потащил к люку, грубо отшвырнув Агнес в сторону. Бет вцепилась в стену, отказываясь подчиняться.

— Что они с ней делают? — простонал Иезекииль. — Что они делают?

— Черт возьми, она меня укусила! — взвыл Мэттью Джеймсон.

Все взгляды были устремлены на Бет, и у Агнес появилась возможность.

Это её шанс.

Сначала она медленно попятилась, заставляя себя и Иезекииля глубже погрузиться в темноту. Один шаг. Другой. Ее руки дрожали, когда она скользнула в круг деревьев, обхватив руками маленькую, вздымающуюся грудь Иезекииля.

— Только тихо, — прошептала она. — Не издавай ни звука.

Они растворились в темноте. Она молилась, чтобы смерть не заметила их, чтобы люди с факелами не повернулись в их сторону.

Мистер Джеймсон оторовал руки Бет от люка. Он заставил ее спуститься по лестнице, и мрачная процессия возобновилась. Крики Бет стихли.

Агнес застыла на месте, уставившись на то место, где только что была ее сестра.

«Я всегда буду помнить это, — поклялась она Бет. — Я никогда не забуду, чем ты пожертвовала».

Семья Джеймсонов, один за другим спустилась в бункер. Двадцать один ребенок Пророка, ведомый одиннадцатью послушными женами, спустились в бункер.

Никто не оглянулся.

Последним ушел сам Пророк. Агнес гадала, о чем он думает, глядя на залитые лунным светом поля. Может быть, он слышал в своем сознании какую-то искаженную версию голоса Бога? Или гадал, куда подевался его Бог?

Затем он тоже спустился по лестнице и закрыл за собой тяжелый люк.

Запечатал триста человек из Ред-Крика во мраке Вознесения.

Инсулин. Свежие овощи. Хлеб, сыр, сменная одежда. Овечка Иезекииля — не забыть бы ее — и цветные карандаши. Фонарик, лопата. Все секреты зарыты в ее саду — запасной глюкометр, шприцы, батарейки. Носки, ключи от машины, мыло для мытья посуды (кто знает, зачем?), и галлон молока, которое испортится, если она его оставит; испортится, как и сам Ред-Крик, потому что никто сюда не вернется.

Тарелки, гниющие в раковине, и игрушечный грузовик Сэма, забытый на полу…

«Не думай об этом, не нужно».

Телефон в кармане платья. Но она что-то забыла. Нечто важное. Что?

— Агнес? — Иезекииль стоял растерянный и испуганный.

— В чем дело?

Он смотрел на неубранные кровати.

— Я не хочу их оставлять. Я не хочу уходить.

— Но, Иезекииль, в бункере нет инсулина. Помнишь?

— Пророк сказал, что Господь будет там.